Когда Человек снова заговорил, его голос зазвучал тихо, почти отрешенно:

— Конечно, с точки зрения Чёрного Разума моё существование столь же невыносимо, а мои взгляды столь же чужды, как и его собственные — с моей точки зрения. И, естественно, обладая превосходными материальными ресурсами, он решил без промедления меня уничтожить. Не так давно он спроецировал фрагмент своего разума на самую дальнюю планету этой системы — на чёрную планету Плутон. Возможно, если бы я действовал мгновенно, я смог бы уничтожить его в тот самый момент. Но я утратил способность к стремительным действиям.

— Этот фрагмент сильно разросся. Плутон теперь — настоящий ментальный узел, пока еще незначительный сам по себе, но находящийся в постоянной связи с центральным разумом и потому растущий очень быстро. Вскоре он станет достаточно могущественным, чтобы сразиться со мной на равных, хотя и не станет этого делать. Он будет ждать и расти, пока не дорастёт до такого состояния, что сможет уничтожить меня, а я не смогу оказать ему никакого сопротивления, ибо время для него не имеет значения, и он знает о моей относительной беспомощности. У меня нет столь обширного галактического резерва ментальных сил, как у него; нет и его опыта управления материей и разумом на расстоянии, даже при отсутствии враждебного разума.

Наступила тишина. Теперь всё словно окутала серая тень: облака внизу превратились в мрачную тёмную чашу, плато стало тусклым и безжизненным.

— Когда начнём, дяденька? — спросил Билл.

Старик улыбнулся — и к пейзажу вновь вернулись жизнь и краски. Грирсон отпустил руку Лоры, которую он почти бессознательно держал. Слегка улыбнувшись, она распрямила пальцы и прошептала:

— Как, должно быть, измяты переборки в вашей подводной лодке!

— Я хочу, чтобы вы, — сказал Человек, — отправились на корабле к окраине системы. Вы будете en rapport[2] со мной, и когда корабль займёт нужную позицию над Плутоном, я направлю мысленный луч. Гигантские линзы в его носовой и хвостовой частях будут действовать как конденсатор — некоторые из новых тяжёлых элементов способны фокусировать мысль.

Мысль о корабле пробудила в Грирсоне интерес. Он прервал Человека:

— Но, сэр, где нам найти такой корабль?

— А, — сказал старик. — Надо его выдумать.

На мгновение он погрузился в раздумья. Затем его внимание сосредоточилось на точке у края плато. Взгляд стал пристальнее, глаза заблестели.

«Как странно, — мелькнуло в голове у Грирсона, — что всего лишь симулякр человека, существо, созданное для нашего удобства, воспроизводит все обычные физические атрибуты концентрации. Микрокосм концентрации всего необъятного разума Земли.» Мысль ошеломляла.

Лёгкий ветерок потянул в ту сторону, куда смотрел Человек. Он крепчал с каждой секундой, становясь всё яростнее — и вместе с тем теплее. Волосы Лоры вдруг взметнулись, превратившись в бурный чёрный поток; она нетерпеливо отбросила их с лица, развернувшись навстречу шквалу. Напряжённая красота её фигуры, противостоящей стихии, пронзила Грирсона острой, смешанной — умственной и телесной — болью.

Билл прокричал, стараясь пересилить рёв ветра:

— …со всех сторон туда сифонит…

И действительно, Грирсон увидел, что даже облака далеко внизу пришли в движение, устремляясь к ним со всех направлений — и чем ближе, тем стремительнее. И вдруг в его сознании прозвучал голос Человека:

— Чтобы создать даже небольшое количество конденсированного элемента, требуется много воздуха. Я не могу сотворить нечто из ничего.

Билл, разинув рот, теперь смотрел на ключевую точку с напряжённостью, едва уступавшей самому Человеку. Там, куда был устремлён его пристальный взгляд, начало проявляться некое очертание. Сначала призрачное, словно изображение в мутном стекле, оно, однако, не дрожало в яростном вихре ветра, сходившегося к нему. Постепенно форма уплотнялась и темнела. Детали, на миг проступившие внутри, исчезли, когда стенки стали непрозрачными. Всё это время Грирсон ощущал деликатное, исследующее прикосновение в своём сознании — будто Человек, импровизируя, наполнял корабль подобающей оснасткой.

«Интересно, — подумал он, — получится ли у него в результате что-то вроде старушки G38?»

Внезапно ветер стих — без какого‑либо обратного порыва. Весь избыток воздуха ушёл на завершение корабля, теперь представшего перед ними. Длиной около шестидесяти футов, он имел привычную сигарообразную форму, но с усеченными концами. Цвет — тускло-мерцающий фиолетово-черный, если не считать огромной линзы на каждом конце, из отполированного темно-синего материала, который, возможно, изнутри был прозрачным.

И снова невысказанный вопрос Грирсона получил мысленный ответ:

— Вы сможете видеть сквозь линзы, но сделать их бесцветными было выше моих сил. Вы сами — и всё, что внутри корабля, — полностью прозрачны для мысли и не будете влиять на фокусировку луча.

Никто не произнёс ни слова. «Возможно, — подумал Грирсон, — он ведёт отдельные, самостоятельные беседы с каждым из нас, отвечая на личные вопросы».

— Ещё один вопрос, — сказал он уже вслух. — Каков будет эффект этого мысленного луча?

Человек ответил тоже вслух:

— Если он окажется достаточно мощным, он уничтожит вражеский разум. Полагаю, это приведёт к тому, что сама планета окажется в деформированном состоянии — и в итоге распадётся. Время покажет.

Билл нерешительно двинулся к кораблю. Его трясло от нетерпения; Грирсон уловил часть тех слов, что он бормотал себе под нос:

— … вот мой братан из ВВС обзавидуется, если я буду болтаться среди звёзд в этой…

— Полагаю, — произнёс Грирсон, вопросительно глядя на Лору, — нам ничто не мешает отправиться прямо сейчас.

Она улыбнулась.

— Я рада, что вы согласились.

— О, думаю, в каком‑то смысле я всегда был готов к подобному.

Он полуобернулся к тому месту, где молча сидел Человек, и в его сознании возникла мысль: «Я буду поддерживать с вами связь. Я не могу предсказать, что станет предпринимать Разум в свою защиту. Но когда вы приблизитесь к нему, вы окажетесь в опасности, а я не смогу полностью вас защитить, ибо до тех пор, пока мой луч не сфокусирован, инициатива будет на стороне врага. Могу лишь сказать одно: будут предприняты попытки изменить курс корабля — заставить вас отклониться от того маршрута, что сейчас задан на пульте управления.»

Больше не было сказано ни слова. Прощания не последовало, но у воздушного шлюза все трое на миг остановились, обернувшись назад. Тело старика обмякло, стало похоже на брошенную куклу — казалось, жизнь покинула его. С внезапной тоской по чему-то родному и знакомому Грирсон повернулся к Лоре и нашел утешение в ее жизненной силе.

— Вы выглядите куда более… по-человечески, с вашими растрепанными волосами, — сказал он и сам удивился своей реплике.

Их взгляды встретились — но Билл, горящий желанием поскорее отправиться в путь, шагнул между ними и вошёл в шлюз.

— Эй, юноша, — окликнул его Грирсон. — Дай‑ка я пойду первым и осмотрюсь. Не хотелось бы, чтобы мы случайно стартовали раньше времени.

Все еще ощущая на себе спокойный взгляд Лоры, он шагнул внутрь, и через мгновение она последовала за ним.

Внутреннее устройство корабля оказалось до смешного простым. В передней части располагалась рубка управления; приборы едва ли сложнее, чем в обычном самолёте. Перед панелью управления стояли три кресла разного размера, обращённые к огромному синему окну — передней линзе. В центральной части корабля находилась просторная жилая зона, обстановка которой представляла собой причудливую смесь стилей. С первого взгляда Грирсон заметил несколько предметов мебели из очень любимой им финской березы; миниатюрное пианино; холодильник; и огромный, отполированный до зеркального блеска шкаф из орехового дерева. В кормовой части размещалась двигательная установка — небольшой, невзрачный на вид мотор, полностью закрытый кожухом. Грирсон едва успел мысленно задать вопрос об этом устройстве — и тут же получил отрицательный ответ: