В замковые окна лился яркий свет месяца и серебряными полосами ложился на полу и на колоннах.

 В замке по-прежнему было тихо.

 Только изредка, когда Кочерга неосторожно задавал ногой за какой-нибудь предмет и при этом на пол падал осколок камня или кусок штукатурки, по пустым залам разносился гулкий звук и не скоро точно перепархивал, все ослабевая, из залы в залу.

 В замке было много статуй. Но все это было не то, что искал Кочерга...

 Он искал "каменного" пана в каменном кресле.

 Когда он нашел его, он остановился у колонны и стал шептать молитву.

 Ему показалось, что губы пана чуть-чуть кривятся. Месяц освещал пана сбоку, и Кочерге что на щеке пана, обращенной к свету, сквозь мрамор выступал румянец.

 Точно мрамор был прозрачный, как хрусталь пли стекло, и внутри его теплился слабый розовый свет.

 Кочерга стоял у порога и смотрел на пана, не отрывая глаз и не переставая шептать молитву.

 Вдруг он увидал на губах пана кровавое пятно...

 Когда он увидал это пятно, ему сейчас же почудилось, будто и впрямь пан оживает, будто в недвижном мраморе просыпается какая-то жизнь...

 Кочерга сейчас же вспомнил о тех двух панах, про которых ему рассказывал Зуй, как они просили Вильчинского разрешить им переночевать в замке, и этот "каменный" пан, безмолвно сидящий на своем каменном кресле, показался ему вдруг каким-то особенным существом, ни человеком, ни статуей, а чем-то таким, чему он не находил имени и названия, но что ждет новой жертвы, новой крови...

 И он знал, что паны позаботятся об этой: новой жертве.

 В замке было по-прежнему тихо.

 Месяц светил в высокое, с частыми железными переплетами, окно, и, казалось, этот свет, струившийся сверху, вливал в каменную фигуру пана жизнь и силу, странную, неведомую силу, трепетавшую в серебряных лучах месяца.

 Точно эта сила шла откуда-то, невидимо и тихо для людского взора, на людское горе и муку.

 Опять Кочерге вспомнились те два пана и другие паны, которые пойдут за ними.

 И он стоял и шептал молитву.

 Прежде он не знал страха, но теперь испытывал страх и глубокую тоску...

 Он читал молитву за молитвой, а недвижный "каменный" пан весь горел в лучах месяца, точно в нем переливалась та огненная кровь, точно она уже пылала под каменным покровом.

 Кочерге казалось даже, что если бы он прикоснулся к статуе, то ощутил бы теплоту.

 Он тихо повернулся и вышел из залы.

 Остаток ночи он провел на дворе, сидя у разрушенных ворот замка.

 А у мраморного пана губы правда были помазаны кровью... В тот темный век и паны, т.-е. наиболее развитой класс, часто не были свободны от суеверия, и действительно, нашлось несколько человек, поверивших сказке о проклятом пане...

 Остается тайной, что они делали в старом замке, но кровь, которую Кочерга видел на губах пана, была настоящей кровью.

 На седеющий день Кочерга исповедовался и причащался...

 А еще через день его нашли мертвым у кресла мраморного пана.

 Он открыл себе жилу и умер от потери крови...

 Зато он окропил мраморного пана, как следовало по обряду, своей кровью, смешанной со святой водой...

 Тут же на полу, около его трупа, стояла чаша с остатками крови и воды, а в ней лежало кропило...

 Бедный Кочерга!

 Здесь я должен сказать правду о мраморном пане.

 Мраморным паном была статуя одного из древнейших владельцев Вильчи. Тогдашние Вильчинские даже не знали, кого из их предков она изображает.

 А как сложилась легенда о проклятом пане, об этом всего лучше было бы спросить у бандуриста Зуя или у того бандуриста, от которого Зуй ее слышал...

 Но, к сожалению, теперь ни Зуя, ни того другого бандуриста, конечно, уже нет в живых.

 Остался только мраморный пан.

 Он стоить в приемной у одного краковского богача, и, говорят, на нем до сих пор еще сохранились бурые пятна от крови на губах и маленькие крапинки по всему лицу и всей фигуре от кропила Кочерги.

 Могу еще добавить, что Зуй сочинил песню про Кочергу, как он умер, и распевал ее по всем деревням, куда забредал со своей бандурой.

------------------------------------------------------------------

 Источник текста: Живая статуя: (Из укр. сказаний) / И.А. Любич-Кошуров. -- Москва: А.С. Панафидина, 1903.