Пан встал с кресла.

 -- Так, значит, сегодня же ты и отправишься; оружие я пришлю тебе через дворецкого.

 -- Пистолеты? -- спросил Кочерга.

 -- Три пистолета о двенадцати картечах и мушкет -- сказал пан и, повернувшись, направился было во внутренние комнаты, но Кочерга остановил его:

 -- Пане!

 Пан обернулся.

 -- Только вы скажите старой пани, -- произнес Кочерга очень серьёзно, -- чтобы распорядились выдать мне кварту святой воды...

 -- Зачем?

 -- Окропить картечи и пули, -- ответил Кочерга так же серьёзно и строго взглянул в лицо пану, точно предостерегая его, чтобы пан не стал противоречить.

 Пан и на самом деле не стал противоречить.

I.

 В степи, в неглубокой лощине на берегу ручья, заросшего камышом и осокой, сидели два человека.

 Один из них был Кочерга, другой-- бандурист Зуй.

 Кочерга и Зуй встретились на большой дороге.

 Они давно знали друг друга, и когда Кочерга увидел Зуя, а увидел он его еще издали, то сейчас же остановил лошадь, снял шапку и замахал ею в воздухе.

 Он хотел было крикнуть Зую какое-нибудь приветствие, но подумал, что Зуй все равно его не услышит.

 И он только во все глаза смотрел на Зуя, улыбался ему издали и махал шапкой.

 А когда Зуй подошел, он надел шапку и сказал:

 -- Здравствуй, Зуй.

 -- Здравствуй и ты, видьмачий дид, -- сказал Зуй и поглядел на Кочергу, -- не обиделся ли он за этого "видьмачьего дида ".

 Увидев, что Кочерга только рад встречи с ним и вовсе не думает обижаться, он подошел совсем близко и, положив одну руку на шею его лошади, другой почесал у ней за ухом.

 Потом он поглядел на свои пальцы, на которых под ногтями оказалась пена, так как от жары и долгой дороги лошадь Кочерги была вся в поту, вытер их о свитку и спросил, взглянув на Кочергу:

 -- Небось, и не отдыхал сегодня. Далеко едешь?

 -- В Вильчи, -- сказал Кочерга, -- к тамошнему пану.

 Зуй знал всех панов в округе.

 Он повернулся лицом в сторону невысоких холмов, тянувшихся на горизонте, и прищурившись, потому что солнце светило ему прямо в глаза, сделал движение рукой по направлению этих холмов.

 -- Это там, -- произнёс он и приставил ладонь к глазам, Солнце было уже низко; его лучи, прямые, как стрелы, тянулись по земле через всю степь. Большой гранитный камень, лежавший в траве недалеко от дороги, горел розовым светом на вершине и на стороне, обращенной к солнцу. От него на траве лежала голубая тень. Такая же тень падала на дорогу от Кочерги с его лошадью и от Зуя.

 Красный верх Зуевой шапки в лучах солнца казался еще краснее; его красные шаровары, резко выделялись на общем сером, чуть-чуть позолоченном солнцем фоне дороги.

 Лицо Зуя, загоревшее на солнце, казалось теперь совсем кирпичного цвета.

 Я его знаю, вильчинского пана, -- сказал Зуй, -- у него еще есть такой замок, где никто не живет, потому что, говорят, там есть одно такое привидение...

 Тут он повернулся к Кочерге и взглянул ему прямо в глаза.

 -- Ты слышал, Кочерга?

 Кочерга наклонил голову.

 -- Вот меня туда и посылают, чтобы караулить это привидение, -- сказал он и в свою очередь посмотрел на Зуя. -- Потому что ты, например, -- сейчас же добавил он, -- бандурист, и твое дело играть на бандуре; а если бы некому было играть на бандуре, то, значить, чего-нибудь "не хватало бы на У крайне!..

 -- Это так, -- вставил свое слово Зуй.

 -- Погоди, -- перебил его Кочерга. -- А мое дело знать разные колдовства, потому что тогда на Украйне не было бы житья от ведьм и от всего прочего...

 -- А что это у тебя в кармане? -- вдруг сказал Зуй.

 -- Где? -- хотел было спросить Кочерга, но почувствовав в эту минуту на левой своей ноге руку Зуя, шарившую в складках шаровар, сейчас же догадался, про что у него спрашивает Зуй.

 В кармане у него была дорожная фляжка.

 -- Это горилка, -- сказал он.

 -- Гм! -- сказал Зуй, поглядел на Кочергу и похлопал ладонью по карману, где была фляжка.

 -- Ты, Кочерга, запасливый человек.

 И он опять похлопал ладонью по фляжке и опять сказал:

 -- Х-м!

 Потом он продолжал:

 -- Тут, Кочерга, есть одна лощинка; так в ней такая трава, что если бы ты пустил свою лошадь на одну ночь, то она потом весь век помнила бы...

 Вдруг он нахмурился, сразу замолк и не глядел больше на Кочергу.

 Он даже чуть-чуть отсторонился от него.

 -- Ты что? -- спросил его Кочерга.

 -- Я так, -- отвечал Зуй. -- Я сейчас вспомнил, что нечего мне с тобой делать в этой лощине. потому что ты нанялся караулить это приведенье...

 Кочерга его совсем не понял.

 Он ничего не сказал Зую, только взглянул на него с большим недоумением.

 -- Нечего мне делать, -- повторил Зуй. -- Ты знаешь, какое это приведенье?

 -- Я слышал, -- отвечал Кочерга, -- что оно каменное, а по ночам оживает и ходит по замку.

 -- Оно, -- сказал Зуй все так же хмуро, -- самый настоящий разбойник, хоть оно и каменное...

 Тут он взглянул на Кочергу и окликнул его:

 -- Кочерга!

 -- Я! -- отозвался Кочерга.

 Он ожидал, что Зуй сейчас же и расскажет ему, что знает сам о привиденьи, и уже приготовился слушать.

 Он даже вздрогнул, когда Зуй назвал его по имени.

 -- Пойдем, Кочерга, в ту лощинку и я тебе все расскажу, -- произнес Зуй, опять нахмурившись.

 Он сошел с дороги в траву, остановился там на одну минуту и, оглянувшись на Кочергу, крикнул ему:

 -- Езжай за мной, Кочерга!

 Кочерга тронул коня и въехал в траву.

 Лощина, о которой говорил Зуй, оказалась недалеко от дороги.

 Зуй сейчас же, как спустился в лощину, снял с себя свитку, завернул в нее бандуру, чтобы она не отсырела, так как в лощине была уже роса, и сел прямо на траву, положив свитку с бандурой около себя.

 Сперва он сделал хороший глоток из фляжки, которую Кочерга, пустив коня на траву, вынул из кармана и подал ему, потом крякнул, вытер усы и губы рукавом свитки и сказал:

 Ну, слушай, Кочерга!

 Кочерга в ответ только кивнул головой.

 Он ничего не мог сказать, потому что как раз в это время проглатывал свою порцию горилки.

 Проглотив горилку, он ударом ладони вогнал пробку в горлышко фляжки, опять спрятал фляжку в карман и сказал:

 -- Ну, рассказывай!

 Впрочем, ему долго пришлось дожидаться, пока Зуй приступил к рассказу: Зуй, хотя и сказал: "Ну, слушай, Кочерга ", но сначала высек огонь и раскурил трубку, а потом уж принялся рассказывать.

 Он лежал на траве, опершись на локоть, держа трубку в зубах и изредка среди рассказа вынимая ее изо рта, чтобы сплюнуть слюну.

 Солнце уже совсем село. В глубине лощины сгущался серый туман. Видно было, как туман полз низом по траве. Лошадь Кочерги, хотя ходила недалеко, казалась в тумане совсем вдали: была видна только её спина да шея около спины, а ноги и голова, которую она держала низко, выщипывая. короткую сочную траву, скрывались в тумане. Было тихо. Только кричали перепела в степи, да журчал ручей. Лошадь Кочерги изредка фыркала и монотонно, не спеша, раз за разом, щипала траву.

 Кочерга с Зуем еще глотнули из фляжки и, завернувшись от сырости в свитки, при чем Зуй и бандуру тоже положил с собой под свитку, лежали рядом: Кочерга на боку, положив под голову седло, а Зуй на спине.

 По временам то тот, то другой раскуривал трубку, и тогда в темноте разгорался красноватый огонек, и выступали седые усы и часть лица, от усов до глаз, и опять пропадали в темноте.

 Зуй не спеша, не опуская ни одной подробности, рассказывал Кочерге эту странную легенду о живой статуе.

II.