Annotation
(Из украинских сказаний.)
Любич-Кошуров Иоасаф Арианович
Иосаф Арианович Любич-Кошуров
I.
II.
III.
Любич-Кошуров Иоасаф Арианович
Живая статуя
Иосаф Арианович Любич-Кошуров
Живая статуя
(Из украинских сказаний.)
Казак Кочерга ехал к пану Вильчинскому.
Раньше Кочерга служил у другого пана, очень богатого и знатного, но несколько дней тому назад этот пан призвал его к себе и сказал:
Слушай, Кочерга! Я знаю, что все вы у меня тут лежебоки, и вам нечего делать: сейчас, например, ты что делал?
-- Ничего. -- ответил Кочерга.
-- То-то, -- сказал пан и потом продолжал:
-- Леность есть мать всех пороков, и поэтому я подыскал для тебя подходящее занятие у моего друга, пана Вильчинского.
Тут он на минуту умолк, а затем, бросив на Кочергу быстрый взгляд, спросил совершенно неожиданно:
-- Кочерга, ты не боишься ведьм?
-- Насчет ведьм, это, видите, -- сказал Кочерга, сделав шаг вперёд и погладив давно небритый покрытый седыми колючками подбородок, а потом так и оставив руку на подбородке. Его маленькие серые глазки прищурились, и на лице появилось такое выражение, как будто он собирался объяснить пану что-то такое, в чем пан ничего не смыслил (хоть он и пан), а он, Кочерга, все очень хорошо понимал, хоть и простой казак.
Казалось даже, что на этот раз Кочерга очень доволен, что он казак, а не пан, и пан не понимает, а он понимает, и рад, что ему представился случай выказать перед паном свои познания.
Про обычную почтительность при разговоре с паном он, кажется, даже позабыл в эту минуту, и, продолжая поглаживать свой подбородок большим и указательным пальцами, заговорил, чуть-чуть краснея и заикаясь:
-- Это, видите... О, это такая штука!.. Есть ведьмы разные: есть черные, и не потому они чёрные, чтобы были черными, а так называются. Скажем, например, магия: черная и белая... Понимаете?..
При этом он вздернул брови, при чем кожа на лбу у него собралась в длинные морщины, от одного виска до другого. Он умолк и секунду смотрел на пана вопросительно, плотно сжав тонкие бесцветные губы.
-- Потом, -- продолжал он, и сейчас же морщины на лбу у него разгладились, и седые брови, мигнув, опять нависли над глазами, -- потом, например, скажем так... Брови Кочерги еще больше надвинулись над глазами, над переносицей резко обозначились треугольником две короткие морщинки, лицо сразу стало мрачно, и даже самый голос изменился. -- Есть самые ужасные ведьмы, -- произнес он глухо, -- у которых на спине -- черный ремень.
Он минуту помолчал, опять уставившись пану прямо в глаза, и потом добавил все так же мрачно:
-- Во всю спину...
Согнувшись чуть-чуть на бок, он занес руку назад и коротким движением провел у себя оттопыренным большим пальцем вдоль спины.
-- Во всю спину, -- повторил он, снова взглянув на пана.
Он пристально глядел на пана. Он искал в его лице хоть тень недоверия или изумления, хоть что-нибудь.
Ни лицо у пана было точно деревянное; как всегда, бледное, немного с желтизной, с большим гладким лбом, с мутными глазами, полуприкрытыми немного припухшими веками без ресниц, и с бледными губами.
Он даже не глядел на Кочергу.
Кочерга отошел к притолоке и, прислонившись к ней, сказал, сдвинув брови, отвернув лицо в сторону и глядя вниз:
-- Конечно, есть, которые и не верят...
И он усмехнулся немного презрительно, все так же в сторону и все так же смотря вниз.
-- А ты веришь? -- спросил пан.
В ответ на это Кочерга промолчал. Только лицо его стало еще мрачней -- точно на него набежала туча.
Кочерга был стар и упрям, и потому, что он был стар и упрям, пан прощал ему многие вольности, какие не простил бы другим своим слугам.
Теперь пан видел, что Кочерга обиделся на него, но не придал этому значения: Кочерга постоянно ворчал; к этому все привыкли, а пан привык раньше всех, потому что в молодости, когда пану приходилось бывать в походах, Кочерга, в качестве слуги, постоянно находился при его особе.
Он и тогда был уже не молод и такой же ворчун.
-- Ну, вот что, Кочерга, -- сказал пан, -- мы это оставим: ведьмы да ведьмы...Я знаю, что ты ничего не боишься...
-- Чего же их бояться?.. отозвался Кочерга. -- Татарин, например, он может бояться, потому что он нехристь, а я, слава Тебе, Господи, знаю семь молитв...
Он сделал ударение на слове "семь", очевидно, придавая этому числу особый смысл, и значительно взглянул на пана.
Пан кивнул головой.
-- Знаю, знаю, -- проговорил он, -- ты мне рассказывал...
-- И три заклинания, -- добавил Кочерга.
Пан опять кивнул головой.
Поэтому-то, -- сказал он, -- я и хочу послать тебя к Вильчинскому...
Кочерга выпрямил стан и, сразу придав лицу сосредоточенное выражение и сдвинув брови, сказал, кашлянув в руку, уже совсем другим тоном:
-- Слушаю пана.
Видно было, что он, еще не зная, что поручить ему пан, уже решил, что пан поручит ему что-то серьёзное, что можно поручить только ему, а больше никому...
И он сейчас же подумал, что пан только прикидывается, что не верит в ведьм...
Когда он подумал об этом, у него сразу пропало минутное недоброжелательное чувство к пану -- словно что-то отлегло от сердца.
И он почтительно стоял у притолоки, уже не прислоняясь к ней спиной, и внимательно глядел пану в глаза.
-- У Вильчинского, -- начал пан, -- есть старый замок. Теперь в нем никто не живет... (При этих словах Кочерга значительно вздернул брови и поджал губы, а его маленькие глазки так и впились в папа). Замок совсем развалился, но, видишь ли, в нем сохранилась одна зала с колоннами и статуями... Вильчинский хотел было перевезти статуи к себе, да это очень трудно; так ему нужно сторожа в замок, а в сторожа никто не идет...
-- Понимаю, понимаю, -- скороговоркой произнес Кочерга. Собственно, это было не совсем почтительно, -- перебивать пана, но эти слова вырвались у Кочерги точно сами собой, точно помимо его воли.
Впрочем, он сейчас же крякнул и умолк.
-- Люди говорят, -- продолжал пан, -- что в замке есть привидения, что эти статуи оживают и ходят, и поэтому никто не хочет идти в сторожа...
-- Так я и думал, -- опять, точно невольно, вырвалось у Кочерги, и он опять крякнул, как будто этим кряканьем раскаивался, что перебил пана, или произносил осуждение своей поспешности.
-- Но, конечно, -- сказал пан, -- по всему вероятию, это враки, а если в замке что-нибудь и не так, так это там, может быть, прячутся воры...
-- Воры, воры, -- повторил за ним Кочерга и усмехнулся углом рта тонкой улыбкой. -- Хе! знаем мы, какие это воры!.. Эх, пане, пане!..
Он почесал висок и покрутил головой.
-- Но ведь ты не боишься воров? -- спросил его пан.
Кочерга насупил брови.
-- Ничего я не боюсь, -- ответил он.
-- Конечно, чего же бояться, -- сказал пан, -- я дам тебе три пистолета и мушкет...
Он вопросительно взглянул на Кочергу.
Кочерга стоял молча и насупившись.
-- И ты, пожалуйста, не думай читать свои заклинания, -- продолжал пан, -- а в случае чего, прямо бей из пистолета, -- а уж потом читай заклинания.
-- Хорошо, -- глухо сказал Кочерга.
-- Так прямо и стреляй, -- повторил пан, не спуская с него глаз, -- потому что, -- добавил он, немного помолчав, -- кто ж его знает?..
