— Магию… Отчего же нельзя. Станешь магиком и засунешь! Ха-ха! А еще можно амулет внутри спрятать. Только они высокую температуру не выносят. Придется прятать в готовое. Когда обжигать начнем?

— Сделаем с десяток, закалим в огне, а там и осень не за горами. Пройдемся по лавкам, посмотрим кто возьмет и за сколько.

Не успели оглянуться, как лето пролетело и вот мы с отцом несем короб, в котором переложенные сеном лежал первый десяток образцов кружка «очумелые ручки». Самую большая, статуэтка крестьянки с кувшином, лежала на темном бархате в лакированной деревянной шкатулке, сделанной одним умельцем нашего барака. Таким способом я повысил привлекательность изделия в разы, переведя таким образом наш товар в «высшую лигу», для привилегированных покупателей. Отец поспорил было со мной о такой трате денег, но я сделал как решил и нес демонстрационный образец отдельно в котомке через плечо. До этого, я пару раз специально прошелся по самым престижным магазинам на центральных улицах и теперь, не обращая внимания на попытки папани свернуть в попадавшие по дороге магазины, пер в «бутик», окруженный другими престижными заведениями для богатой публики.

— Куда прешь, босота! — Бородатый приказчик или скорее швейцар бдил у входа, отсекая не сильно привлекательных на его взгляд посетителей. Отец сразу сдал назад, а я, шагнув вперед, твердо сказал, глядя в глаза охраннику:

— Товар несем. Твой приказчик сказал, что посмотрит. Иди и доложи!

— Сейчас побегу! А ну как никто вас не ждет, а?

— Валерьян Гаврилыч точно приветит нас. Не сумлевайся, я протянул руку и вложил в широкую ладонь двугривенный.

— Так бы сразу и сказал! Стойте здеся. — Широкая спина скрылась в дверях, а я подмигнул стушевавшемуся родителю.

— Заходьте! Только ноги оботрите! — Вернулся охранник и открыл нам дверь.

Посетителей в довольно ранний час, как я и рассчитывал, пока не было и приказчик не стал нас уводить в подсобки, решив разобраться с посетителями стоя за прилавком.

— Что там у вас⁈ — Напомаженная голова с тонкими усиками была украшена круглыми бинокулярами сидевшими на длинном носу и видимо должны были придавать ему более значимый вид.

— Здравствуйте Валерьян Гаврилович. Ваш господин как то заходил в нашу мастерскую и обронил между делом, что если появиться какая-нибудь безделица достойная его внимания, то он несомненно стал бы продавать ее у себя. Вот взгляните! — Я ловко достал коробку из мореного дерева и отворив золоченый крючочек откинул лицевую панель, явив приказчику блескучий фарфор.

Приказчик поправил очки и затаив дыхание вынул статуэтку за изящный стан и стал вертеть ее в руках.

— Надо же… Изрядно… Кто делал?

— Так вот мастер то! — Я кивнул в сторону молчащего отца пребывавшего явно не в своей тарелке. — Зимины мы. Горшечники.

— И почем отдаете? — Приказчик отвел взор от фигурки и перешел к торгу.

— Это — смотря, как договоримся, — я понял что «карась» на крючке и вооруженный знанием маркетинга из двадцать первого века принялся подтягивать добычу, чтобы насадить ее на «кукан». Карась деланно сопротивлялся, безразлично разглядывая остальные фигурки, в процессе чего я плел свою сеть, пеленая добычу в кокон слов.

— Такой красоты пока ни у кого нет. Ваш магазин будет первым во всей Рассеи, который будет торговать фарфором, достойный самого императора. Если назначите достойную цену, можно будет договориться, что сдавать будем только у вас. Скажем, вы продаете по своей цене, а нам отдаете половину выручки. — Я скорчил самую красивую улыбку и вперил честные глаза в застывшего приказчика.

— Пятую часть! — На автомате ответил прожженный торговец. Началась перепалка, где я расхваливал товар, сулил покупателей и покупательниц вплоть до принцесс и благосклонность первых лиц города лично ему за то, что именно он изыскал такую красоту. Итогом стала сумма в треть от проданного изделия, и уходил я из магазина довольный как сытый мамонт.

— Э-э… Мишаня, — мы отошли от магазина и отец, оттаяв включил серое вещество, переваривая совершившуюся сделку. — Ты где так торговаться научился? А треть — не мал ли будет наш заработок?

— Не волнуйся, тятя. Это же не свистульки с лотка! Думаешь там цены в копейках значатся? Увидишь. Если приказчик не станет жульничать, то заработаем изрядно. Поверь моему слову…

Мы выдержали неделю, и паря дыханием в утреннем морозце прошлись неспешно до лавки, дабы узнать — есть ли результаты.

— О! Наконец-то! — Пахом, не слишком радушно приветивший в наш первый на приход, состроил приветливую гримасу. — Валерьян Гаврилович велел ждать вас и пребывает в великом нетерпении.

Короче. Наши фигурки… Кстати весьма неплохого качества, на мой взгляд, купили все на следующий же день, как только одна из дам высшего общества приобрела одну понравившуюся ей безделушку. Естественно она не преминула похвастаться покупкой перед подругами и не подругами, что вызвало взрывной спрос на новинку. Так что, папаня получил под роспись пятнадцать рублей серебром и очень вежливую просьбу нести как можно скорей все, что мы сможем изготовить.

— Все равно зажал нашу долю… — Пробормотал я, прикидывая полученную цену. — Небось драл рублей по десять, а нам дал всего полтора рубля. Фиг ему опт! Будем выдавать по парочки в неделю, если не исправится.

— Ты что сын⁈ — Отец, пребывавший в прекрасном настроении, услышал мои мысли вслух. — Такие деньжищи! И за что⁈ Безделицы! Только и годные стоять на полке и собирать пыль.

— Любая вещь стоит ровно столько — сколько за нее дают, — решил поделиться с родителем мудростью, которую я познал в будущем. Тимофей сын деда Никиты уже привык к причудам своего сынка, говорящего иногда не совсем понятные слова. Нет. Слова конечно понятные, но вот их смысл не всегда находил понимание в неискушенном словесными изысками мозгу моего родителя. — Спорим, что за следующие фигурки по три рубля возьмем!

— Возьмем… Если дадут.

Я оказался прав и теперь мы каждое воскресенье меняли две статуэтки на пять или шесть рубликов, хоть и делали их в два раза больше. Зима полностью вступила в свои права и проведя часть дня в общих играх на снежно-ледовых полях, мы занимались глиняным творчеством, прерываясь на поесть, почитать и повозиться в веселой потасовке, давая выход детской энергии.

Таким образом дни шли за днями, но долгая зима все же сменилась солнечными капелями, а в наших заветных закромах скопилась уже немалая сумма в серебре, отчего отец все чаще впадал в понятное беспокойство. Я лишь посмеивался про себя, отлично представляя какие суммы тратят богатеи всего лишь за один день. Но для некоторых граждан с плохими наклонностями наши заработки точно представляют большой интерес. И я стал задумываться над их правильном использовании, когда жизнь сама распорядилась, как их потратить.

Снег еще не полностью сошел в тени заборов и домов, когда отец серее тучи пришел с работы и я понял, что случилось что-то весьма нехорошее. Батя не стал тянуть резину и собрав всех за столом объявил:

— Наш хозяин продал свое дело. И дом наш и мастерские. А новый хочет, чтобы мы подписали договор на десять лет за всю семью. А вы мои чада тоже должны пойти в подмастерья, как только стукнет десять лет. Это же натуральная кабала! Вот теперь надо решать — либо соглашаться, либо катиться отсюда, куда глаза глядят. Такие дела, дети мои…

Мамочка по-бабьи завыла в платочек в пол голоса, а я принялся шевелить шариками. Понятно откуда ветер дует! Наш подпольный бизнес вышел «боком», и кто-то слишком ушлый прикинул доходы с расходами и решил подмять под себя перспективное дело. Не дает судьбы вырваться нам из начертанных рамок… падла! Я скрипнул зубами и окинул взглядом пребывающее в унынии семейство.

— Ну и что! Уедем в нашу деревню, построим там печь и будем лепить горшки и фигурки!

— Не так все просто, сынку… — вздохнул отец. — Нужна определенная глина. Там ее нет. А если бы была, то кто тебе разрешил бы ее добывать? У каждой деревни есть владетель. И снова станем мы работать за копейку, только уже не в городе, а в деревне.