Елизавета разглядывала снежный узор крахмальной скатерти, не в силах поднять глаз. И удивляясь этому. Словно узор обладал гипнотической силой. Наконец, переборов себя, она подняла глаза, и тут мгновенно ее взгляд вобрал Его лицо. Смуглое до черноты, это лицо, казалось, заполнило все бледно-сиреневое пространство полупустого зала. Он стоял у входа и смотрел на Елизавету…
Елизавета вдруг вспомнила слова Свиридова о том, что у Него глаза без блеска. Действительно, она никогда не обращала на это внимания – глаза Его были тусклыми, словно на матовой фотографии. Значит, она не обозналась – на этаже у лифта был Он. Несколько секунд они разглядывали друг друга, ничем не проявляя своего знакомства. Возможно, он полагал, что Елизавета ждет Свиридова, и не хотел ставить ее в неловкое положение. А Елизавета? Голова ее, казалось, налита свинцом, она не в силах была ею шевельнуть. Не выдержав этой тяжести, Елизавета вновь опустила взгляд на снежный узор скатерти. Она думала о том, что впервые видит Его таким смуглым. Когда Елизавета уезжала из Чернопольска, Он выглядел неважно, но сейчас совсем плох. Он болен, болен… Надо подойти к нему. Или пригласить к своему столу; или просто кивнуть в знак того, что она Его видит, что она Его узнала…
Елизавета решительно приподнялась и тут, на том же самом месте у входа в зал увидела… Свиридова. Наваждение и только! Да, да, это был Алеша! И никого больше вокруг. Только официантки маячили в полупустом зале.
Свиридов шел к ней, улыбаясь, прижимая к груди букет забавных худосочных цветов.
– Алеша, Алеша, – прошептала она, и, оттолкнувшись от стола, заспешила к нему навстречу. – Откуда ты? Где ты взял цветы, Алеша? Как они называются? – говорила она торопливо, не узнавая своего голоса.
– Сам не знаю, – смеялся Свиридов. – Мне подарили на станции под названием Варежка.
Они вернулись к столику. Елизавета лихорадочно посматривала в зал, но Его не было, точно растворился в сутеми высокого потолка.
– Ну, как ты съездил, Алеша? – пыталась справиться с дыханием Елизавета. – Намучился?
– Что ты?! Королевские условия. А места какие, ты бы видела. Эта станция Варежка…
– Какая прелесть. Большая станция? Или как варежка?
Свиридов засмеялся и ответил шутливо:
– Внеклассная, участковая. Пропускает шестьдесят пар поездов в сутки. Обрабатывают до четырех маршрутов… Тебя устраивает?
Подошла официантка, поздравила Свиридова с приездом и, спросив о заказе, удалилась.
Елизавета спрятала лицо в букет, стараясь остудить жар. Цветы не пахли, но еще хранили дух влажной земли и делились им щедро, пронзая и успокаивая. Елизавета с нелепостью поглядывала на Свиридова поверх букета…
– У тебя одинаковый с ними цвет глаз, – чему-то усмехнулся Свиридов.
– Да. Я сразу это приметила, – Елизавету насторожила его усмешка. – Сегодня я была на квартире, правда попасть вовнутрь не удалось… Как я счастлива тебя видеть… Алеша, возьми меня на станцию Варежка, а?
– Возьму как-нибудь. Не пожалеешь. – Свиридов скосил взгляд на плывущую в руках официантки тарелку с супом. – Черт, а я и впрямь проголодался…
Елизавета смотрела, как он ест. Энергичный человек, дорожащий временем.
– Я не успеваю за тобой, Алеша, – взмолилась Елизавета.
– Не торопись, посиди еще, – ответил Свиридов. – Я и машину не отпустил, надо срочно возвращаться в управление. – Он поскреб ложкой по почти сухому донцу тарелки. – Знаешь, Лизок, какая-то мистификация… Когда я поднимался в ресторан, мне показалось, что встретил в вестибюле знакомого человека. Правда, не слишком светло в том предбаннике. Но мне показалось…
Елизавета откинула со лба волосы и провела пальцами по щеке.
– Да, Алешенька… это был Он.
Свиридов отодвинул тарелку в сторону.
– Вот как? – проговорил он ровным голосом. – Как это понимать?
– Не знаю, Алеша. Я сама его увидела в ресторане за минуту до твоего прихода. Он постоял в дверях и ушел. Молча…
Сорок второй номер оказался в конце длинного коридора. Голубая ковровая дорожка вбирала своим упругим ворсом каждый шаг. Свиридова это увлекало, он шел не торопясь, отдаляя момент малоприятной встречи, втайне надеясь, что в номере никого не застанет…
Вернувшись из управления в девятом часу вечера, Свиридов, не поднимаясь к себе, узнал у администратора гостиницы номер, в котором остановился бывший муж Елизаветы, и теперь шел в конец длинного коридора. Его волновала предстоящая встреча, он даже ее немного боялся. Нет, не то слово – он ее опасался… Но надо, надо пройти через эту встречу, как и через встречу с Савелием. Почему он оттягивает свидание с Савелием? Раньше внушал себе, что не готов, не знает состояния дел на дороге. А теперь? Боится? Робеет?
Ключ торчал в скважине – дома, теперь уже деваться некуда.
Свиридов постучал.
Услышав ответ, Свиридов толкнул дверь и вошел в комнату. И сразу увидел смотрящие на него из-под газеты темные тусклые глаза. Почему-то вид человека, читающего газету, сразу успокоил Свиридова.
– Добрый вечер, Илья… – Свиридов замялся. – Простите, я забыл ваше отчество.
Хозяин номера молча смотрел на гостя.
Свиридов отвел взгляд в сторону, и тут его внимание привлек красный кошелек, что лежал на тумбочке. Кошелек наполовину прикрывала бумажная салфетка. Он сразу узнал этот кошелек, но постарался взять себя в руки. Прошел в глубину комнаты и сел в кресло, что стояло под торшером.
– Вспомнил… вас зовут Илья Анатольевич, извините, бога ради, – как можно мягче проговорил Свиридов.
Илья Анатольевич медленно и аккуратно сложил газету.
– Конечно, вы вправе меня прогнать, – старался быть спокойным Свиридов. – Но я пришел не за тем, чтобы меня прогнали…
Свиридова обескуражил собственный тон. Он усмехнулся. Но кажется, Илья Анатольевич не заметил усмешки. Или сделал вид, что не заметил…
Смуглые худые пальцы Ильи Анатольевича сжимали у горла ворот байковой рубашки. От этого шея как-то странно утончалась…
– Надеюсь, ваше появление в этой гостинице чистая случайность? – Свиридову хотелось задать тон откровенному разговору.
– Я должен был увидеть Лизу, – вяло обронил архитектор.