– Сплетник ты, Зюмин, – невольно произнес Елизар и осекся. Не хотелось ему вновь затевать нервный разговор. И, стараясь смягчить впечатление, шутливо добавил: – Правильно определил твой помощник, Фе-дюня, сплетник ты.

– Кому Федюня, а кому – Федор Леонидович, – сурово поправил помощник.

Елизар смутился. Видимо, помощник машиниста еще держал на него обиду.

Зюмин продолжал улыбаться.

– Какой же я сплетник, Елизарушка? Иль ты все ревнивца простить не можешь, Магды твоей первого мужа?

Зюмин оборотил лицо к Елизару. Но тотчас, словно подчиняясь сильному толчку, вновь вернул взгляд к дороге, вытянул шею, приблизил лоб к прохладному стеклу…

И Федюня поднялся, подавшись всем корпусом вперед.

Чувствуя неладное, Елизар напрягся, пытаясь уяснить, что же там, интересно, стряслось?

Он видел, что навстречу им стремительно приближался поезд.

И шел он по своему, законному полотну, как шли до него десятки встречных поездов. Никаких сомнений в этом не было. Рельсы текли к горизонту и в прозрачных сумерках смотрелись необычайно четко.

Зюмин дал длинный гудок.

Встречный поезд ответил коротким обычным приветствием.

Зюмин повторил гудок. И еще раз…

– Тормози, шеф, тормози! Он же ни черта не слышит из-за товарняка! – воскликнул Федюня. – Тормози!

Зюмин включил экстренное торможение.

Казалось, локомотив на полном ходу вдруг соскочил с рельсов и заковылял, увязая в песке. Сила инерции бросила Елизара вперед, он едва успел опереться о стенд управления…

И тут Елизар увидел, как прямо по курсу, сливаясь темной фигурой с частоколом чумазых шпал, спиной к локомотиву, брел человек. В свитере, с непокрытой головой, перекинув через плечо какой-то предмет…

В грохоте встречного поезда даже Елизар уже не слышал гудка своего локомотива. Он видел, как с неотвратимой силой подтягивалась к лобовому стеклу фигура этого человека. Он уже видел на спине свитера какое-то пятно. «Грязь, а может, и масло», – вяло подумал Елизар, проникаясь ужасом. Невероятный шум от встречного поезда, воя тормозов, гудка локомотива перемешались в ушах Елизара, и он расслышал только голос Зюмина…

– Сейчас накроем… Хана мужику… Метров тридцать бы, эх…

Но, видно, бог не торопился повидаться с мужиком в засаленном свитере.

В какой-то момент мужик вдруг обернулся. Елизар увидел его глаза, ставшие вдруг огромными, даже больше самого лица. Мужик дико скакнул в сторону и, перелетев через рельс, кулем повалился на насыпь. Предмет, что он держал на плече, свалился – это был топор…

Локомотив утюгом прошелся по тому самому участку дороги и, протянув еще немного, окончательно замер.

И встречный товарняк пролетел, увлекая за собой последний грохот…

Тишина.

Елизар поглядывал то на Зюмина, то на Федюню. Оба они сидели неподвижно и даже… торжественно. Потом он увидел, как Федюня потянулся к Зюмину и похлопал ладонью по белым пальцам руки машиниста, сжимающим рукоятку тормозного привода…

– Будет, будет, шеф, – проговорил Федюня. – Не впервой ведь… И все хорошо на этот раз.

Зюмин кашлянул, убрал руку, поднялся.

– Где же этот охламон? – голос его крепчал. – Сиганул куда?

– Дома уже. Под кроватью затаился, – поддержал Федюня. – Что, продавим тормозную систему и дальше двинем?

– Да, пожалуй, – тихо ответил Зюмин. – Сходил бы ты к машинам, Федор. Как они там, после такого торможения, – добавил Зюмин без уставной строгости и прикрыл глаза.

Федюня ушел.

Елизар сполз со своего стула и бочком двинулся к наружной двери. Наверняка он успеет добраться до вагона, пока будут продувать тормоза.

Зюмин повернул голову, показывая свое белое лицо.

– Представляешь, Елизарушка… был бы он у меня восьмым по счету. Не отмыться мне, хоть день-деньской свечки боженьке ставь.

– Восьмой… – еще не осознавая слышанное, проговорил Елизар.

– Восьмой, Елизарушка, – Зюмин тронул рукой пульт управления. – Разве такую махину сразу остановишь?

Елизар постоял, переминаясь с ноги на ногу, и вновь двинулся к двери.

– Ты возьми деньги-то, хоть часть… Мы с Федором собрали. Остальные на днях занесу, клянусь.

– Ладно тебе… Все и принесешь, – засуетился Елизар. – Побегу. В вагоне заждались.

– Посиди еще, а? Побалакаем о том, о сем. Видишь, какая работа, сплошной кайф… В тепле…

Елизар промолчал.

Спустился по ступенькам. Вытянул ногу, нащупал податливую щебенку и побежал вдоль локомотива, хрумкая мелким морским галечником. И тут, в хилом кустарнике, что рос в неглубоком распадке у самого полотна дороги, он увидел высоко торчащее кривое топорище.

Елизар опешил. Пережитое вдруг прокрутилось в его сознании и обернулось этим захватанным куском дерева… Нет, ему ничего не почудилось, все произошло на самом деле.

Он сбежал к распадку, ухватил топорище, вырвал его из кустарника. На черном топоре блестела свежая заточка.

Перекинув топор через плечо, точно так, как нес его тот бедолага, Елизар побежал.

Первыми встретили Елизара служки из почтово-багажного. Им не терпелось узнать, в чем дело. Но Елизар отмахнулся, нет времени…

Дверь ближайшего вагона была распахнута. На площадке, сдерживая спиной любопытных, стоял тихий Шурка Мансуров, младший из единоутробных братьев-проводников.

Елизар задвинул топор на площадку и вцепился в высокие поручни.

– Что такое, что случилось?! – негромко зачастил Шурка, подхватывая Елизара за плечи.

– Человека чуть не задавили, – Елизар взобрался на площадку.

– Тебя, что ли? – уточнил тугодум Мансуров. – Ты что, из вагона упал?

Елизар секунду вглядывался в невинные Шуркины глаза, которые ничего не отражали, кроме далекой кромки леса.

– Как я мог выпасть, соображаешь? Где мой вагон, где локомотив! – и, подхватив топор, Елизар добавил. – Дрова бегал рубить, титан растапливать.

– А-а-а, – с некоторым разочарованием протянул Шурка. – А ревизоры не сели?