– От гад, нашел время, когда свою змеюку волочить, – обронил какой-то дядечка, спотыкаясь о толстый резиновый шланг.

– Ты ноги поднимай! Ползет себе, как насекомое, – добродушно отреагировал водолив. Он присоединил шланг к вагону и крикнул Магде: «Мало лить? Много?»

– Что у вас тут, воды нет? – спросила Магда.

– Есть. Только не бесплатно, – ответил водолив. – За рупь я тебе по крышу залью.

– За рупь? Что она у тебя – с сиропом?

– А как же, ядрена вошь! – хохотал водолив, показывая белые чистые зубы. Конечно, он шутил, на понт, как говорится, брал. Но некоторые проводники клевали, особенно молодые. Кто кинет двухгривенный, кто более. Кому охота в дороге без воды оставаться…

– Ладно, твоя взяла, – продолжал хохотать водолив. – Жадюга! – И он отсоединил шланг, омывая землю потоком чистой утренней воды. – А с того санатория где хозяин? Дрыхнет? – спросил он, подтягивая шланг к Елизарову вагону.

– И ему лей! – приказала Магда. – Да полнее.

Завершив нехитрую манипуляцию, веселый водолив потащил шланг дальше, пересчитывая вагоны, навстречу такому же весельчаку, который шел от начала состава.

Никто на посадке к прицепному не стремился, распыляясь где-то на подступах к Яшиному вагону, и Магда решила вернуться в служебку: чего стоять без толку.

Тут ее окликнули по имени. Магда повернула голову, вглядываясь в скудно освещенную площадку фирменного вагона, что стоял напротив.

– Татьяна? Ты, что ли? – неуверенно проговорила Магда.

– А то. Я и смотрю: Магда – не Магда, вроде – Магда! – ответила молодая женщина в аккуратной форме и кокетливо сдвинутом набок берете с золотыми крылышками.

– Господи, Танька-Мимоза?! – окончательно признала Магда подругу, вспомнив стародавнее прозвище.

– Она самая! – подтвердила со смехом проводница и, ловко соскочив с площадки, подбежала к Магде.

Хохоча, они принялись обнимать друг друга.

– Ну и встреча! Сколько же мы не виделись? – радовалась Магда.

– Сколько? Считай сама… Я четыре года как переехала в Одессу. Из них два года дома сидела, сына родила. Ведь, я замуж вышла, – торопилась Татьяна, поглядывая на далекий глаз светофора. – А ты как, рассказывай.

– Сына родила? Ну, молодец, – радовалась Магда, любуясь открытым и добрым лицом подруги. – А муж-то кто?

– Моряк. Дом у него в Одессе. С его матерью живу. Ничего, ладим. Ты ведь знаешь мой характер, на рожон не лезу. Да и в рейс ухожу, когда муж в море, – охотно тараторила Татьяна. – Он по полгода в море ошивается. Возвращается на месяц-два, а я к тому времени дни к отпуску подкапливаю, с оборота не слезаю – выходит по равному на круг… Пошли, я тебе фото покажу своих, хочешь? Они у меня в служебке, к стене подвешены… Пошли, пошли. Еще минут пять верных простоим.

И подруги поспешили через полотно.

– Ох, Танька, ох, Мимоза! – Магда нетерпеливо пошлепала подругу. – Быстро! Еще отстану от поезда, с твоими родственниками…

Вагон встретил Магду особым гостеприимным уютом. Крахмальные занавески, голубая дорожка в сочетании с серой обивкой стен ласкали глаз.

– Батюшки! И цветы у них, подумать только, – не без зависти воскликнула Магда, бросив взгляд на ползущие под потолком зеленые вьюны. – А тепло-то как.

– Плюс электрификация всей страны! – важно произнесла Татьяна. – Помнишь небось? Я свой вагон знаешь как облизываю? Что ты! Пылинки не найдешь. – Она отодвинула непривычно бесшумную дверь и пригласила Магду в служебку.

– Н-да… – Магда задержала взгляд на своем отражении в дверном зеркале. – Как же ты меня, подружка, без дезинфекции к себе впускаешь? – усмехнулась Магда. – Не боишься?

– Ничего. У меня хлорка есть, в туалете, – в тон ответила Мимоза. – Иной пассажир таким ввалится, словно до сих пор в окопах отсиживался. Так я за ним особый надзор устанавливаю. А ты еще ничего, стены не мажешь… Вон они, мои родненькие, – Татьяна ткнула ухоженным пальцем в фотографии. – Только ты не очень-то шуми, напарницу разбудишь.

На средней полке, свернувшись калачиком под простыней, посапывала вторая проводница. На полу смирно стояли черные лодочки на довольно высоком каблучке с крупной бронзовой пряжкой. Вид туфелек в служебном купе окончательно сразил Магду.

– Это Сережка, а это мой муж. – С фотографии улыбались бразый усатый моряк и забавный мальчуган в белом слюнявчике.

– Хорошо, что пояснила, а то я чуть было их не перепутала, – ответила шепотом Магда, все косясь на туфли.

Татьяна прыснула, прикрыв ладонью рот.

– Чем тебя угостить, и не знаю! – она распахнула шкаф-холодильник. – Давай, Магда, за встречу! У меня ликерчик есть, умрешь, – Татьяна достала бутылку, плоскую как камбала. – Муж привез из Африки. Ликер манговый, пропади пропадом, живем раз, – она налила в рюмочки, себе и Магде. – Пей, подружка! Кто знает, когда мы еще встретимся.

– Будь здорова, Мимоза! – кивнула Магда. – Хорошего тебе в жизни.

– Спасибо, подружка. И тебе хорошего желаю, – Татьяна пила медленно, прикрыв в наслаждении глаза.

Магде ликер понравился. Мягкий, с особым ласкающим привкусом… Эта уютная, даже домашняя служебка, со своей чистотой, с приборной доской, на которой светились цветные глазки различных датчиков, с крахмальной занавеской под тяжелой коричневой шторкой, с шеренгой прозрачных стаканов в черненых подстаканниках, с красным пузатым чайником на столе и тонким пахучим ликером, переплетались в сознании Магды с представлением о каком-то особом волнующем мире.

Она вернула рюмку на стол.

– Хватит. Еще застряну в твоей светелке!

Магда расцеловалась с Татьяной и спрыгнула на землю.

Выходной светофор уже светил зеленым глазом. Сейчас «фирма» отправится…

– Ты сколько, подружка, получаешь? – спросила Магда, задрав лицо к высокой площадке.

– До трехсот вытягиваю, – ответила Татьяна. – А ты сколько на своей чуме?

– Около двух сотен… Ну и, сама понимаешь, набегает всякое.

– Мы стараемся без этого, – произнесла Татьяна. – Опасно. Ревизоры совсем озверели. Не знаешь, у кого что на уме. Местом рисковать не хочется. И ты людям, и тебе люди… На душе спокойней.