430. Küpper M. Das braune Paradies // SüdZ. 1998. Nr. 97. 28. April. S. 4.

432. Laakso M., Taagepera R. Effective Number of Parties: A Measure with Application to West Europe // Comparative Political Stadies. 1979. Vol. 12.

433. Leonard D., Natkiel R. World Atlas of Elections: Voting Patterns in 39 Democracies. London, 1986.

434. Lévi-Strauss C. Strukturale Anthropologie I. 15. Kapitel: Der Strukturbegriff in der Ethnologie // PhL'3. S. 643-654.

435. Ljubin V.P. Die russische Parteienlandschaft vor den Parlamentswahlen (I) // Aktuelle Analysen. Köln, 1999. Nr. 6, 8. März (BfOIS ).

436. Mittenzwei J. Friedrich II von Preußen: Eine Biographie. Berlin: Deutscher Verlag der Wissenschaften, 1990.

437. Mussolini B. Reden. Leipzig: Hrsg. Meyer, 1925.

438. Schwark B. Claude Lévi – Strauss //PhL'3. S. 642.

439. Siegele U. Erfahrungen bei der Analyse Bachscher Musik // Bachforschung und Bachinterpretation heute. Bericht über das Bachfest-Symposium 1978 der Philipps-Universität Marburg. S. 137-145.

440. Idem. Bachs theologischer Formbegriff und das Duett F-Dur. Neuhausen; Stuttgart, 1978.

441. Taagapera R., Shugart M. Seats and Votes. The Effects and Determinates of Electoral Systems. New Haven; London, 1989.

442. Timmermann H. Wird Rußlands Hegemoniestreben die GUS zerstören? // Frankfurter Rundschau. 1996. Nr. 73. 26. März.

443. Trautmann L. St. Petersburg – eine demokratische Hochburg: Ergebnisse einer Beobachtermission anlässlich der Staatsdumawahlen im Dezember 1995 // Aktuelle Analysen. Köln, 1996. Nr. 16, 3. März (BfOIS ).

444. Wallerstein J. The Modern World-System. N.Y., 1974. Vol. 1; N.Y., 1980. Vol. 2; San Diego, 1989. Vol. 3.

445. Idem. Development: Lodestar or Illusion? // Economic and Political Weekly. 1988. Vol. 23. Bombay. № 39. P. 2018-2023.

446. Idem. The French Revolution as a World Historical Event // Social Research. Vol. 56. London, 1989. № 1. P. 33-52.

447. Idem. Who Exluds Whom? Or the Collaps of Liberalism and the Dilemmas of Antisystemic Strategy // Braud. Cent. Binghampton (N.Y.), 1990.

448. Watts A.W. The Way of Zen. Harmondworth, 1978.

449. Wettersten J. Russel and Rationality Today // Methodology and science. Haarlem, 1985. Vol. 18, No. 2. P. 140-163.

450. Wittgenstein L. Über Gewißheit // PhL'3. S. 478-505.

451. [S. n.]. 61 Prozent für Christian Ude // SüdZ. 1999. Nr. 134. 14. Yuni. S. 1.

452. [S. n.]. Endergebnis der Europawahl für Deutschland // SüdZ. 1999. Nr. 134. 15. Jun. S. 7.

453. [S. n.]. Schwierige Vorlage //Focus. 1998. Nr. 19. S. 21.

1 Ссылки на Ежегодники приводятся следующим образом: вначале в квадратных скобках стоит порядковый номер по списку , т.е. 125, затем через дефис – последние две цифры года. Например: [125-61] – Ежегодник за 1961 год.

А.И. Степанов

(Докл. на конф. "Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект", СПб, 16 мая 2005, организаторы: Международная ассоциация исторической психологии – отделение С.-Петерб. Асcоциации философов Российского философского общества; кафедра философии культуры и культурологии филос. ф-та СПбГУ; кафедра истории С.-Петерб. гос. политехн. ун-та; изд-во "Нестор".

Публ.: Степанов А.И. Социальная стратификация и массовое сознание // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: Материалы XVII Междунар. научн. конф., Санкт-Петербург, 16-17 мая 2005 / Под. ред. д-ра ист. наук, проф. С.Н.Полторака. СПб.: Нестор, 2005. Ч.2. С.310-314. )

Социум современного типа делится на крупные группы согласно целому ряду критериев: размеру собственности и дохода, политической ориентации, роду занятий и уровню образованности, этнической и конфессиональной принадлежности, гендерному и возрастному признакам, проживанию в различных географических зонах и др. Социология и политология выясняют границы соответствующих групп, их свойства и динамику. Не отрицая значения подобной объективной стратификации, мы, однако, сосредоточим внимание на достаточно специфичном аспекте: на преломлении реальной социальной картины в массовом сознании, т.е. на наиболее элементарных формах представлений общества о себе самом. Такие представления могут служить предметом разных наук, в частности социальной психологии, но настоящий доклад в большей мере относится к культурологии.

В действительности предмет исследования здесь еще уже: мы рассматриваем массовые представления о социальной структуре не во всем их реальном многообразии и изменчивости, а только господствующие стереотипы , которые, во-первых, просты по строению, во-вторых, относительно устойчивы на определенном хронологическом отрезке. К таковым принадлежит, например, деление социума на три класса: богатый, средний и бедный, – а также деление на основные политические группы (электоральный расклад, зафиксированный актом выборов). Причиной того, что, по крайней мере в первом приближении, за рамки исследования вынесен ряд других факторов – таких как этнический, конфессиональный, географический, гендерный, возрастной, – является то, что в настоящем случае нас интересует связь с социально-политическими доктринами , которые в современных демократиях объявляют о равенстве всех граждан независимо от национальности, религии, пола, места проживания, возраста (начиная с совершеннолетия). Социальные классы, декларируемые ведущими идеологиями в индустриальных странах, после всесторонней эмансипации безотносительны к упомянутым факторам. Поэтому в фокус внимания в данном случае попадает исключительно классовое и политическое (партийно-политическое) деление, причем в генерализированном выражении (например, в США это богатый-средний-бедный классы, во-первых, и электораты республиканской, демократической партий плюс группа «неприсоединившихся», включающая как политически неактивное население, так и сторонников мелких партий, во-вторых). Представленный материал привязан к условиям постсоветской России.

На протяжении последних полутора десятилетий трехчастная схема богатого, среднего и бедного классов широко пропагандируется и в нашей стране. Каковы результаты? Средний класс, который, по общему мнению, должен составлять большинство и служить опорой социально-политической системы, в России явно недостаточно многочислен. Ввиду особенностей отечественной экономики, ширина этой страты вдобавок существенно зависит от волн мировой конъюнктуры, и в случае падения цен на сырье, банковского кризиса и т.д. угрожающе сузится. Количество российских бедных, напротив, превышает рамки приемлемого, а при вероятной рецессии превысит всякие допустимые нормы. На фоне развитых государств уникальна и структура российского бедного класса, поскольку в него попадает значительная доля социально вменяемого населения (ряд бюджетников, пенсионеры и др.). Имплицитная трехчастной схеме аксиологическая шкала («чем богаче, тем выше») автоматически относит бедных к социальному низу, и, например, школьные учителя, врачи, ученые, работники многих заводов, большинство пенсионеров попадают в аутсайдерский слой вместе с люмпенизированной частью населения. Подобные явления провоцируют фрустрацию, политически деструктивное поведение (в частности, голосование за популистские партии), в виновники попадают богатые («олигархи»), государство («режим», «оккупанты»), «мафия», нацменьшинства. Поле масс-медийных публикаций на эту тему необозримо – см., например, [Тихонов 2004], [Тимофеева 2004], [Ильичев 2005], – что оказывает влияние на коллективное сознание и, в свою очередь, обязано его состоянию. Причины болезни обычно принято видеть в первую очередь в экономике и прописывать экономическое же лекарство, но для достижения ощутимого эффекта требуются значительные материальные и временные ресурсы, и совсем не факт, что их удастся изыскать, поскольку социальное напряжение продолжает аккумулироваться.