Утром мы встали, видим – нет Шапинанда. Он взял несколько десятков верблюдов и мулов и пошел по Каджаранской дороге. И я поднял свой полк и через перевал Капутджух, через его снега и цветы, спустился в Каджаран*.

* Каджаран – дословно: «страна смелых», кадж – смелый {арм.).

В Каджаране я подошел, поздоровался с Андраником – он не ответил. Обиделся на меня. Так, обиженные друг на друга, мы снова снялись с места и направились из страны смелых в Медный город.

Вообще-то настоящее название этого города Капан. Город лежал в ущелье на берегу реки Вохч. В самом узком месте ущелья была построена крепость Давида Бека. Но ни до чего мне не было сейчас дела – ни до Медного гооода, ни до крепости Давида Бека. Одно только меня заботило – я хотел помириться с Андраником. Думал я, думал, кто может нас помирить, и решил попросить Чепечи Саргиса или Аджи Гево. Я кого угодно готов был просить. Нет, пожалуй, не Аджи Гево надо призвать на помощь и не Чепечи Саргиса. Матушка Сосе – вот кто мне поможет.

Я прошел всю толпу беженцев, но Сосе нигде не было. Задумчивый, подошел я к дому, где разместился сам полководец. За дверью послышался сердитый женский голос: «Знаешь что, Андраник…»

Я удивился: кто эта женщина, которая осмеливается называть полководца по имени, да еще и голос на него повышает? Тихонечко приоткрыл я дверь. В комнате было много народу. Я вошел и незаметно встал возле двери. Полководец лежал на тахте, съежившись, а перед ним стояла высокая крепкая женщина, она бесстрашно отчитывала Андраника за то, что тот ничего не предпринимает, чтобы накормить голодных людей.

Это была Сосе. Ни перед кем Андраник не склонял головы, но когда с мим говорила Родник Сосе, он виновато потуплял взор. Ведь Андраник был солдатом Родника Сероба.

Я понял, что не время сейчас соваться к Андранику со своими горестями. Я вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Был в Капане один человек по имени Смбат, родом из Карабаха. Все звали его Смбат Бек. Этот богатый карабахец построил себе дом возле самой крепости Давида Бека. Узнав, что полководец Андраник в Медном городе, Смбат Бек пришел, чтобы пригласить его в свой замок. Он и меня хотел пригласить, но Шапинанд сказал: «Или я, или он».

Андраник не любил богатых, но никогда не отказывался от их приглашений и, сидя в их доме принимая их угощение, пытался учить их уму-разуму. Бывало и так что, сидя за праздничным столом, он вспоминал вдруг о несчастных голодных людях на улице и в сердцах опрокидывал стол. Я думал, что и на этот раз так случится. Hо нет, Андраник поселился у Смбата Бека и жил себе там. А про меня даже и не вспоминал.

«Двадцать лет мы прожили как братья, а теперь что же, будем врозь?» – сказал я сам себе и тайком от своего войска и друзей пошел к Смбату Беку.

Смбат Бек называл меня Смбатом-пашой. Ведь мое нaстоящее имя тоже было Смбат. Он свое жилье предоставил Андранику, а сам устроился в небольшом деревянном срубе в лесу.

– Смбат Бек, – сказал я, – мы с Андраником в ссоре. В нахичеваньской битве я вынужден был отступить и сейчас стесняюсь показываться ему на глаза. Вчера в Каджаране он не ответил на мое приветствие. Помири нас бога ради.

На следующее утро Смбат пошел к Андранику. Не один пошел – со старой матерью.

Андраник расхаживал по комнате взад-вперед. Смбат Бек постучался и услышал в ответ: «Войдите!» Смбат Бек с матерью вошли.

– Это ты? – сказал паша. – А сестрицу мою названую зачем с собой привел?

Мать Смбата сказала:

– Паша, я пришла просить, чтобы ты принял Смбата-пашу.

– Приму. Раз ты говоришь, приму, – сказал Андраник.

Мать Смбата Бека вышла. Остались в комнате Смбат Бек и Андраник-паша.

– Ну что, привести его? – спрашивает Смбат Бек.

– Ладно, – говорит Андраник, – веди.

Смбат Бек пришел, чтобы отвести меня к Андранику. Оседлал я коня Чиро и поехал. За двадцать шагов от дома я спешился и, подойдя к паше, поцеловал ему руку, а он меня в лоб поцеловал.

– Ты в Нахичевани почему меня не дождался? Ведь я приказал тебе держаться.

– Паша, – сказал я, – ты железный, а я такой, как все. Не выдержал.

Помирились мы, попрощались с Смбатом Беком и поехали из Медного города к Горису.

Шоссе, соединяющее Капан с Горисом, было закрыто, и мы вынуждены были поехать по неудобной Татэвской дороге. По перевалу мы поднялись на вершину горы, спустились в ущелье, выбрались из него, снова спустились, снова поднялись. Село Верхний Хотан осталось позади. За войском двигались беженцы – все грязные, голодные, лица черные от усталости… Многие лошади пали по дороге, и множество добра пришлось нам оставить по пути.

Под вечер мы добрались наконец до Татэва.

Татэвский монастырь восседал на вершине гигантской скалы. Перед ним было знаменитое ущелье Воротана, за ним – заснеженные горы. В монастырском дворе стояла качающаяся каменная стела с хачкаром наверху. Шапинанд рукой толкнул стелу, та таинственно качнулась.

– Мы похожи на этот каменный столб. От легкого прикосновения приходим в движение и все же, глядите, устояли ведь перед всеми бурями во все века, – сказал Андраник и приказал объявить привал.

Ночь мы провели в Татэве.

На следующий день, 3 августа, мы снова пустились в путь. Перед нами была бездонная пропасть, рядом – большая Татэвская пустыня, а внизу – Чертов мост. По одному спускались мы по отлогому спуску. Вон показалась женщина на коне, направилась, миновав часовню, в пустыню. Это матушка Сосе. За нею телохранитель ее, тот паренек. А на расстоянии – небольшая толпа беженцев. Среди них – брнашенец Цахик Амбарцум, талкворикец Фадэ со своей лопатой, крестьянин с доолом и тот несчастный буйвол, чьего хозяина убило в Тхмутской битве. Груз на буйволе легкий уже. В горном проходе Селима упали светильник и кирка; насест Андраник подарил старосте-азербайджанцу; деревянный половник, дверная ручка и подушка для новобрачных упали при подъеме на Татэв. Талворикец Фадэ был занят своим обычным делом – поправлял Русло ручья. Вдруг что-то тяжелое покатилось мимо и, подпрыгивая, сгинуло в ущелье. Богоматерь с длинными ресницами. Еще что-то полетело следом – серебряная кадильница.

– Ничего, беженцы мы, чего только не случается в дороге, – примирительно сказал Цахик Амбарцум, не замедляя шага.

На дне ущелья через реку Воротан мостом лежит скала. Называется Мост Сатаны. Мы прошли по нему и начали восхождение. Часть нашего войска дошла уже до села Шинуайр, вернее – до горы «Семь Родников», а часть все еще в ущелье была, последний караван беженцев только-только проходил рядом с качающимся камнем во дворе монастыря.

Среди этих беженцев был Мосе Имо. Он стоял на краю пропасти и смотрел вниз, туда, куда поехала матушка Сосе.

Помирились мы с Шапинандом, едем рядом. За нами беженцы, за знаменем – войско, за войском – обоз и замыкающие.

Устало наше войско. Большинство идут босые. Многие в дырявых трехах на босу ногу. Некоторые из офицеров тоже в трехах. А какие Шапки на всех – разные-разные. Истрепалось в битвах и трудных переходах боевое знамя. Из Западной Армении, с далеких Сасунских гор, докатилось войско до ущелья Воротана. По дну ущелья бежит-течет Воротан, а по склонам растеклось наше войско.

По левую руку от себя мы увидели три больших холма. По мере того как мы удалялись, троица холмов уменьшалась. Мы оставили за собой зеленое плато, и вдруг в глубоком ущелье глазам нашим предстал белый город.

Каменные ясли

Горис встретил Андраника ликуя.

Войско разместилось в ближайших селах – Веришене, Техе и Хндзореске, а толпа беженцев – в садах, домах и пещерных поселениях на берегу реки. Но Горис был беден хлебом. А в Сисиане было прохладно, там было много травы и зерна. И мы оставили Горис и двинулись к Ангехакоту.