Он еще немного постоял, наклонился, погрозил мне кулаком и, поправив кинжал, пошел обратно. Когда он скрылся с глаз, я снял затычку с палки и нашел свернутую в трубочку бумагу. Черным по белому было написано:

«Не думай, что я не узнал тебя. Ты тот самый парень, что сидел со мной в тюрьме в Багеше. Достаточно было одного взгляда, чтобы запомнить тебя навсегда. Тебя звать Смбат, ты спешишь по поручению Геворга Чауша и Андраника в Татрак – за молитвенником. Возвращайся поскорее и сообщи Андранику и Геворгу, что комиссар Мехмед-эфенди прочесывает горы. Я пришел в Сасун по делу арсеналов, но мне приказано найти их обоих. За голову каждого обещана тысяча османских золотых. Говори всюду, что Мехмед-эфенди верно служит султану, вылавливает повстанцев, забивает ими тюрьмы и отправляет их на виселицы. Это нужно для дела. Письмо уничтожь». Письмо я уничтожил.

Я провел эту ночь в Орлином Гнезде, а наутро, затолкав письмо Андраника в палку, осторожно выбрался из Орлиного Гнезда и поспешил в село Татрак.

Змо Если идти по сасунской дороге, увидишь село Татрак. Гора Чанчик надавила коленом на ее затылок, а возле ног ее раскинулся маленький лесок с аллеей из пирамидальных тополей.

Шел я, шел и уперся в это село.

Тут я и увидел Змо. Змо – они ведь повсюду есть. Мир не может существовать без Змо.

В воротах одного богатого дома стоял староста села – на голове черная войлочная шапка, талия затянута самым что ни на есть ярким поясом, и кисет за пояс заткнут.

Со всех сторон к старосте спешит народ, все больше женщины. До чего же хороши были здешние невестки! Они шли кто с поля, кто по воду, кто с родника, но, сойдя с дороги, все сворачивали к дому старосты, у всех на лице было недовольство и возмущение. Шли по одной и группами, с полными кувшинами и с пустыми, с вязанками сена на спине, с вилами и серпами в руках. Подошли близко, обступили старосту плотным кольцом.

– Ну что там стряслось, невестушки, жалуетесь на что? – спросил староста, с опаской оглядывая толпу.

– Велим тебе выставить Змо. Не было еще в мушской стране подобной потаскухи, староста. Избавь нас от нее! – крикнула одна крестьянка, смело выступив вперед.

– Прогони ее из нашего села! – потребовала другая, опуская кувшин на землю.

– Змо шлюха! – послышался еще один голос. – В своем доме святую книгу держит, чтобы грехи свои замаливать.

– Молитвенник! Из дома Рыжего попа!

– Ославили на весь мир наше село, – затараторили со всех сторон женщины!

Более или менее складно определила поведение Змо одна женщина по имени Финджо: Змо самая беспутная женщина в селе, но громче всех вопит о чужих грехах. Обзывает людей, натравливает их друг на друга, всех в селе перессорила. Идут, скажем, невестки по воду, а Змо им вслед: «Бесстыжие, одна из вас сегодня блудила, которая же?» Идут доильщицы в горы – кричит вслед: «Эй, приглядывайте за той малявочкой, не то худо будет, ославит она нас!» Несут жены обед в поле мужьям своим, остановит какую-нибудь и говорит ей шепотом: «Ахчи*, до чего же твой пострел похож на, нашего ночного сторожа Антевана…» А то вдруг потянет кого-нибудь за платок да завопит: «Жена деверя, подколодная змея!»

– Надоела она нам, староста, сил нет. И снова:

– Дай продохнуть от нее!

– Гони ты ее из села!

– Да молитвенник отбери!

– Ее сила в святой книге!

– Или мы, или Змо, выбирай, староста!

Староста сердито поискал кого-то глазами.

– Где глашатай? – спросил он.

Глашатай явился.

– Парень Мхто, поди-ка приведи эту бесстыжую сюда.

– Кого это?

– Змо, кого же еще! Скажи, староста зовет.

Пошел глашатай Мхто вперевалку и вскоре вернулся, и женщина с ним пришла. Это и была Змо.

Двух детей имела Змо, но мужа у нее не было. Одного сына звали Канон, другого Анканон. Канон означает – закон, законный, выходит, а Анканон – незаконный, значит.

Мальчишки эти, когда вперед хотели идти, пятились, когда пятиться надо было – вперед шли, зад и перед путали, то и дело падали и расшибались, но духа не теряли.

При виде Змо молодые невестки стыдливо опустили головы, а пожилые женщины отвернулись. Змо пришла с насурьмленными глазами, лицо в красной краске, на ногах зеленые чувяки, а на голове желтый платок.

Пришла, встала перед толпой, бросила на женщин презрительный взгляд, уперла руки в бока и говорит:

– Ну так я пришла, староста, зачем звал?

– Вижу, что пришла. Подойди ближе. Змо сделала несколько шагов.

– Слушай, Змо, вот уже три тысячи лет село наше Татрак стоит в долине Муша на этой прохладной горе, по дороге в Сасун. Но такого беспутного существа, как ты, наш край еще не видел.

– Полегче рот свой раскрывай, староста.

– И впрямь бесстыжая! – рассердился староста. – Не хватит тебе наше село позорить? Народ весь, видишь, собрался, требуют гнать тебя из села.

– Вот эти шлюхи?

– Молчи! Скажи-ка лучше, что тебе сделали эти смиренные молодые невестки, эти невинные армянские женщины, для чего ты день и ночь поливаешь их грязью? Это что же получается – воровка ты сама, потаскуха сама, а их обзываешь? Что же ты им свои клички даешь? Насколько мне известно, ни свадьбы у тебя не было, ни мужа. А у них свои законные мужья, и брак их записан в нашей церковной книге. Достойные, прилежные люди, чтущие свой дом и род. Трудолюбивые, все село как один-единый улей работает. Да погляди ты, что это за женщины! В присутствии мужчин воду отвернувшись пьют. Так зачем же смущаешь покой нашего замечательного народа, наших славных людей? И без того у нас мучителей немало. Может, ты жена султана, так иди садись рядом с ним. А если ты возлюбленная бека, ступай к своему беку, что тебе делать среди нас, тружеников. Погляди на смуглые эти, пригожие лица. У всех свой естественный цвет, и пахнут наши невестки цветами и травами наших лугов и полей, а ты… что за пакость размазала по своему лицу, что это за краска на нем? Откуда ты эту погань сюда принесла? Душою нечистая, с виду сатана, а в доме святую книгу держишь! Отвечай мне перед всем народом – куда тебя отправить, как нам от тебя избавиться?

– Прогнать Змо, прогнать из села! Не хотим ее, не желаем! – закричали женщины в один голос.

В это время на горе Чанчик показалась бедно одетая женщина и, оступясь на каменистом склоне, сошла в село.

Самой бедной жительницей села была Фидо, муж ее давно умер, дом стоял пустехонький. Топлива у нее никогда не было. Обед готовила у соседей. Детей своих кормила похлебкой из крапивы. Набирала в поле крапиву, тем и пробавлялись.

Пришла Фидо, в переднике крапива, в руках нож держит. Увидела, что все женщины кричат: «Не хотим, не желаем!» – и сама еще издали стала кричать: «Не желаем, не хотим!»

Староста ее спрашивает:

– Тетушка Фидо, эти люди знают, для чего они горло дерут. А ты что кричишь, ты-то чего хочешь?

– Не знаю, почему они так кричат, но зря народ голосить не станет. Где весь народ, там и Фидо.

– О Змо разговор, – объяснил староста. – Народ хочет прогнать ее из села. А ты что скажешь?

– Да разве ты не знаешь, староста, что Змо шлюха? Креста на ней нет. Двое детей у нее, оба полоумные. Позавчера я чуть глаза ей не выколола! Говорит мне: «Фидо, ты что каждый день в горы таскаешься? Смотри, там под деревьями фидаи прячутся. Ежели понесешь, кто ребенка твоего крестить станет?» Это мне-то! Нет, староста, или я останусь в селе, или Змо. Побойся, бога ради. Ты что же, спрашивается, свои грехи на меня взваливаешь, а?! Возьму да и пожалуюсь на тебя самому главному фидаи – Роднику Серобу!

– Родник Сероб давно уж мертв.