«Не думайте, что Босния…»* Не думайте, что Босния Пришита Франц-Иосифом Для пользы хитрой Австрии… Я тоже думал так. Но Франц-Иосиф грамотно, Умно и убедительно В рескрипте доказал, Что Босния захвачена Невиннейшею Австрией Для пользы… той же Боснии. Знакомые слова! А чтоб она не плакала От этой эволюции, Сошьют ей конституцию Из стареньких штанов, Штанов, кругом заплатанных, Запятнанных, захватанных, Штанов, совсем изношенных И лишь недавно сброшенных В австрийской стороне. <1908> ПЕРЕД НАЧАЛОМ ДУМСКИХ ИГР*
(Беспартийная элегия) Теперь, когда прошла предвыборная свалка, Осмелюсь беспартийный голос мой поднять: Избранников кадет до крупных слез мне жалко… Позвольте мне над ними порыдать! Они, как девушки среди бродяг вертепа, Краснея и стыдясь, потупят глазки вниз, Молчать нельзя, а говорить нелепо, В сердцах подмок предвыборный девиз. Они — три лебедя (а октябристы — раки, Союзники же — щуки без зубов)… Впрягаться ль в воз? Измажешь только фраки, Натрешь плечо и перепортишь кровь. Три девушки исправят ли ватагу Хозяйских псов, косясь на кабинет? О нет! О нет! Сочувственную влагу Я лью в унынии и повторяю: «Нет». А вы, бесстыдники, бездушные кадеты, Зачем послали в Думу «малых сих»? Они чрез месяц исхудают, как скелеты, И будут ручки кресел грызть своих. О, лучше б дома пить им чай с лимоном, Мечтать о Лондоне, читать родную «Речь», Чем, оглушаясь хомяковским звоном, Следить за ритмом министерских плеч! Что им сказать, когда такая пушка, Как Родичев, и тот умолк давно? Лишь Маклаков порою, как кукушка, Снесет яйцо. Кому — не все ль равно? На днях опять начнется перепалка, И воз вперед не двинется опять… Избранников кадет до крупных слез мне жалко: Их — раки с щуками потащут с возом вспять. <1909> ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС* Не один, но четыре еврейских вопроса! Для господ шулеров и кокоток пера, Для зверей, у которых на сердце кора, Для голодных шпионов с душою барбоса Вопрос разрешен лезвием топора: «Избивайте евреев! Они — кровопийцы. Кто Россию к разгрому привел? Не жиды ль? Мы сотрем это племя в вонючую пыль. Паразиты! Собаки! Иуды! Убийцы!» Вот вам первая темная быль. Для других вопрос еврейский — Пятки чешущий вопрос: Чужд им пафос полицейский, Люб с горбинкой жирный нос, Гершка, Сруль, «свиное ухо» — Столь желанные для слуха! Пейсы, фалдочки капотов, Пара сочных анекдотов: Как в вагоне, у дверей В лапсердаке стал еврей, Как комично он молился, Как на голову свалился С полки грязный чемодан — Из свиной, конечно, кожи… Для всех, кто носит имя человека, Вопрос решен от века и на век — Нет иудея, финна, негра, грека, Есть только человек. У все, кто носит имя человека, И был, и будет жгучий стыд за тех, Кто в темной чаще заливал просеки Кровавой грязью, под безумный смех… Но что — вопрос еврейский для еврея? Такой позор, проклятье и разгром, Что я его коснуться не посмею Своим отравленным пером… <1909> ЮДОФОБЫ* Они совершают веселые рейсы По старым клоакам оплаченной лжи; «Жиды и жидовки… Цыбуля и пейсы… Спасайте Россию! Точите ножи!» Надевши перчатки и нос зажимая, (Блевотины их не выносит мой нос), Прошу вас ответить без брани и лая На мой бесполезный, но ясный вопрос: Не так ли: вы чище январских сугробов, И мудрость сочится из ваших голов,— Тогда отчего же из ста юдофобов Полсотни мерзавцев, полсотни ослов? <1909> V
УСТАРЕЛЫЙ* Китти, кис, сними же шляпку, Распусти свою косу. Я возьму тебя в охапку, На кушетку понесу… Лжет Кузмин, и лжет Каменский, Арцыбашев и Бальмонт — Чист и нежен взор твой женский, Как апрельский горизонт. Демон страсти спрятал рожки, Я гляжу в твои уста, Глажу маленькие ножки, Но любовь моя чиста. Если ж что-нибудь случится (В этом деле — кто пророк?) — Пусть мой котик не стыдится И не смотрит в потолок. Об одном прошу немало Со слезами на глазах: Не описывай финала Ни в рассказах, ни в стихах! <1908> |
