Когда она прочтёт его, и дойдёт ли оно до неё вообще, он не узнает, пока она не окажется в его объятиях. Её кожа прильнет к его коже, её слёзы и радость смешаются с его собственными.

Он наклонился над письмом и прикоснулся к медальону через свою новую рубашку.

Ещё один рассвет, дорогая Кейт, и как я тоскую по тебе. Он всё ещё писал, когда корабль снова изменил курс, и с высокой мачты раздался крик, что видны собравшиеся корабли.

В полдень Болито вышел на палубу и почувствовал, как солнце, словно огонь, обжигало его лицо и плечи; его ботинки прилипли к швам палубы, когда он шел к сетке гамака с подзорной трубой на стойке.

Горы, красные и розовые в резком, туманном свете, и надо всем этим солнце, похожее на полированное серебро, настолько сильное, что оно поглощало все цвета с неба вокруг него.

Он слегка сдвинул стекло, уперевшись ногами в воду, пока ленивая прибрежная зыбь поднимала киль и с шумом катилась по обеим балкам. Столовая гора, более бледный клин, но всё ещё окутанная дымкой и тайной, словно алтарь какого-то великана.

Вот корабли. Его взгляд профессионально скользнул по разношёрстной коллекции. Старенькая «Фемида» в шестьдесят четыре года, которая, как он знал, принадлежала коммодору Уоррену. Уоррен был болен. Насколько болен? Он не стал больше расспрашивать Вариана. Это выдаст его карты или продемонстрирует неуверенность, когда ему вскоре понадобится, чтобы эти незнакомцы доверяли ему безоговорочно.

Ещё один фрегат, несколько шхун и два крупных судна снабжения. Основную часть атакующих сил, как и описывал Вариан, следовало ожидать на северо-западе, где корабли могли бы встать на якорь вдали от берега, тогда как здесь была лишь одна естественная отмель, достаточно мелкая, чтобы зацепиться за якорные якоря. За линией в сто морских саженей морское дно уходило в бесконечность, в чёрное забвение, где ничто не двигалось.

Он увидел, как солнечный свет отразился на стекле, и понял, что они наблюдают за медленным приближением Трукулента, так же удивленные его флагом впереди, как и Вариан.

Капитан Поланд присоединился к нему сбоку.

Он спросил: «Как вы думаете, сэр Ричард, это будет долгая кампания?»

Он говорил с тщательной тщательностью, и Болито догадался, что тот, вероятно, размышляет о том, что произошло между ним и Варианом в каюте. Болито опустил телескоп и посмотрел на него.

«Мне доводилось иметь дело с армией в прошлом, капитан. Они больше привыкли к походам, чем мне хотелось бы. Битва — это одно: ты либо побеждаешь, либо наносишь удар. Но вся эта затяжная возня со снабжением и маршами не для меня».

Польша улыбнулась, что было для неё редкостью. «Я тоже, сэр Ричард».

Болито повернулся, чтобы посмотреть на Дженура. «Вы можете подать сигнал для лихтеров, когда встанете на якорь, капитан. Похвальные слова в адрес ваших людей тоже не помешают. Это был замечательный переход».

Луч солнечного света, подобный лезвию копья, обрушился на них, когда «Афтергард» поднял огромную стрелу-водителя.

Болито стиснул зубы. Ничего. Они наверняка ошибались. Ничего. Он отчётливо видел остальные корабли, несмотря на немигающий свет.

Дженур наблюдал за ним и чувствовал, как сердце колотится о рёбра. Затем он увидел, как к корме приближается Олдэй, торчащий из-под тряпки для полировки своим старым мечом.

Их обмен взглядами был быстрым, но полным. Не слишком ли рано надеяться? Ради их же блага?

Два фрегата собрались и встали на якорь ближе к вечеру, значительно раньше, чем предсказывал даже немногословный мистер Халл. Пока подавались и обменивались сигналами, спускались шлюпки и раскладывались тенты, Болито наблюдал с квартердека, обдумывая предстоящую задачу.

Странно, что земля, казалось, не приближалась, и из-за сложной якорной стоянки она производила впечатление нависшей над нами угрозы. Мыс на северо-западе, выбранный для первой атаки, был удачным выбором, возможно, единственным. Болито тщательно изучил карты, а также карты, предоставленные ему Адмиралтейством. Там, в заливе Салданья, прибрежные воды были мелкими и достаточно защищенными, чтобы высадить солдат и морских пехотинцев под прикрытием военных кораблей, которые могли вести огонь. Но как только они высадятся на берег, начнутся настоящие трудности. Залив Салданья находился в ста милях от Кейптауна. Пехотинцы, некоторые из которых были больны и измотаны после многих недель пребывания в море в тесноте между палубами, были не в состоянии идти маршем и участвовать в перестрелках до самого Кейптауна. Голландцы были отличными бойцами и предпочитали изматывать противника, а не противостоять ему на каждом шагу. Когда они наконец достигнут мыса, противник будет готов и поджидать. Казалось маловероятным, что какой-либо крупный отряд голландских солдат будет отправлен для противодействия высадке. Это поставило бы их под угрозу быть отрезанными этой поддерживающей эскадрой.

Болито почувствовал, как к нему возвращается нетерпение. Предстояла длительная и дорогостоящая кампания. Война за линии снабжения, которую предстояло вести солдатам, многие из которых были вынуждены нести гарнизонную службу в Вест-Индии. Острова Смерти, как их называла армия, где от лихорадки умирало больше людей, чем под огнём противника.

Дженур прошёл на корму и прикоснулся к шляпе. «Ваша донесение генералу отправлено, сэр Ричард, её в этот момент забрала курьерская шхуна «Миранда».

Болито прикрыл глаза от солнца, наблюдая, как маленькая и изящная шхуна уходит от других судов; ее командир, несомненно, был благодарен за то, что освободился от чужого начальства, пусть даже всего на несколько дней.

Болито наблюдал, как багрянец вечера разливается по сверкающему горизонту, а мачты и реи небольшой эскадры вдруг стали бронзовыми. Береговые телескопы наверняка заметили прибытие «Трукулента», как, несомненно, наблюдали и за всеми остальными.

Он заметил: «Ты в кандалах, Стивен, так почему бы тебе не высказать все, что ты думаешь?»

Если бы не его самообладание, Дженур бы покраснел. Болито всегда это знал. Притворяться было бессмысленно.

«Я-я думал…» Он облизнул пересохшие губы. «Я думал, коммодор запросил разрешения подняться на борт». Он замолчал под пристальным взглядом Болито.

Болито сказал: «На его месте я бы именно так и поступил». Он вспомнил бестактное замечание капитана Вариана. «Отзови шлюпку, Стивен. Передай капитану Поланда моё почтение и сообщи, что я отправляюсь в Фемиду».

Пятнадцать минут спустя, обильно потея в своем фраке и шляпе, он сидел на корме гички вместе с Дженуром и критически настроенным Оллдеем, присевшим рядом с рулевым лодки.

Когда они медленно приблизились к другим кораблям, Болито увидел вахтенных офицеров, снимающих шляпы, неподвижные фигуры в вантах и такелаже, молчаливо смотрящие вдаль, их обнаженные руки и плечи были словно части бронзы вокруг них.

Оллдей наклонился вперед, его рот оказался всего в нескольких дюймах от уха Болито.

«Видите ли, они знают, сэр Ричард. Всего час здесь, а слух уже разнесся по всей эскадре!» Он увидел, что один из гребцов пристально смотрит на него, и нахмурился, глядя на эполет Болито. Тот опустил взгляд и чуть не потерял управление. Он, наверное, удивился, увидев матроса, пусть даже личного рулевого адмирала, болтающим со своим капитаном, а тот даже повернул голову, чтобы послушать.

Болито кивнул. «Лорда Нельсона будет очень не хватать. Мы не увидим никого подобного ему при жизни».

Эллдэй снова откинулся назад и спрятал язык за щеку, чтобы сдержать улыбку. «Не уверен», — подумал он.

Болито наблюдал, как бушприт и сужающийся утлегарь «Фемиды» разворачиваются, приветствуя их. Это был старый корабль, который использовался для самых разных целей, кроме боевых. Изначально шестидесятичетырехтонный, он был лишен части вооружения, когда перевозил солдат из одного опасного места в другое; он даже побывал в исправительной колонии в Новом Южном Уэльсе. Он был транспортным, принимающим судном, и теперь, когда война требовала всего, чтобы удержаться на плаву, он был здесь, в составе сил вторжения.