Эйвери опустил стакан, прекрасно понимая, что происходит что-то важное. Он знал о военном трибунале и о том, как изменение доказательств спасло Херрика от обвинительного приговора. Это было слишком близко его собственному опыту, чтобы забыть его. Ходили также разговоры о том, что Херрик не поддержал вице-адмирала Болито перед захватом Мартиники. Остались ли они друзьями?

Болито спросил: «Если я навещу принца Генриха, это…» Он замолчал, увидев смущение на красном лице Сэмпсона. «Вижу, что нет!»

«Я не могу вас остановить, сэр Ричард. Вы здесь старший офицер, вероятно, самый старший во всём мире к югу от пятнадцатой параллели!»

«Но мое присутствие на борту транспорта, когда переход тянется вечно, может нанести серьезный урон авторитету капитана Уильямса».

«Как я уже сказал, сэр Ричард, Уильямс — жёсткий человек, но не тиран, и он не хотел бы, чтобы обстоятельства вынудили его стать тираном».

«Это было хорошо сказано, и было несправедливо с моей стороны ставить вас в такое положение».

Сэмпсон уставился на него. Он мог бы ожидать, что любой флаг-офицер, тем более такой знаменитый, разнесёт его в пух и прах и накажет следить за манерами.

У двери стоял офицер, и Сэмпсон неловко произнёс: «Прошу прощения, сэр Ричард, мне нужно разобраться с несчастным случаем». Он пожал плечами. «Пока не прибудет помощь, я ещё и целитель. Мой хирург умер от укуса змеи несколько недель назад».

Болито сказал: «Я не буду вас больше задерживать».

Лицо Сэмпсона вытянулось. «Я осмелился надеяться, что мы сможем пообедать вместе». Он посмотрел на Эйвери. «И ты, конечно, тоже».

«Мы будем в восторге».

Он повернулся к Эвери, когда капитан поспешно удалился. Его благодарность была ужасна.

«Это, вероятно, будет памятная трапеза, мистер Эйвери, но если бы я был здесь главным, я бы тоже приветствовал любого гостя и возненавидел его отъезд».

Эйвери наблюдал, как он поднимается со своего места, его тёмные волосы касаются потолка палубы между массивными балками. Он прикасался к вещам, словно не видел их; возможно, он видел другой старый корабль. Вспоминая её.

Он узнавал всё больше с каждым днём. Силлито, должно быть, знал, что предлагает ему. Перед ним был человек без тщеславия, способный тратить своё время просто на помощь такому потерпевшему кораблекрушение, как капитан Сэмпсон. Он явно заботился о человеке, который был или был его другом, и его вопрос о почтовом пакете сказал Эйвери ещё больше. Он вспомнил, как Болито без высокомерия или смущения снял с себя грязную рубашку в его присутствии: он видел и медальон. Болито должен был носить его всегда. Лицо женщины возникло в его мыслях, её шея и сильные скулы. Любовь Болито к ней с лихвой компенсировала ненависть окружающих и защищала её от тех, кто мог захотеть причинить ей зло. Сплетни говорили Эйвери, что это будет не первый раз в её жизни.

Эллдей знал о ней всё и, возможно, даже поделился бы с ней частью своих воспоминаний, если не всеми. Эйвери улыбнулся. Он всё ещё не привык так откровенно разговаривать с обычным Джеком.

Он сказал: «Скажите мне, что я говорю не к месту, сэр Ричард, и я попрошу у вас прощения и терпимости к моему невежеству».

Болито спокойно смотрел на него. «Я пока не нашёл человека, который мог бы снискать твоё расположение или стать объектом твоих подозрений. Говори».

«Ваш ранг, ваше положение были бы мгновенно распознаны на борту «Принца Генри». Он запнулся под серым взглядом Болито. Возможно, они не знают вашего имени или репутации…» Он путался.

Болито тихо сказал: «Но для них я представлял бы власть высшего порядка, не так ли? В одном человеке они увидели бы всех судей, магистратов и представителей закона, которые когда-либо их преследовали».

Именно это я и пытался сказать, сэр Ричард.

Болито повернулся и положил руку ему на плечо. «Ты сказал только правду».

Эйвери посмотрел на сильную, загорелую руку, лежащую на его пальто. Он словно был кем-то другим, совсем не собой. Даже когда он отвечал, казалось, будто он слышал чужой голос.

«Звание лейтенанта мало что значит, сэр Ричард. Я могу пойти. Могу отнести письмо контр-адмиралу, если хотите».

Он почувствовал, как пальцы Болито сжали его плечо, и тихо сказал: «Он не придет. Я знаю это».

Эйвери ждал. В его голосе слышалась боль.

Болито сказал: «Но это было хорошо сказано». Рука была отдернута.

Эйвери осторожно сказал: «Капитан Сэмпсон, возможно, соизволит пригласить его также на обед».

В этот момент вошел капитан и направился прямо к своему винному шкафу. Он достал бутылку коньяка и хрипло произнес: «Прошу прощения, сэр Ричард». Он быстро осушил бокал и снова наполнил его. «Гангрена — штука неприятная. Всё равно уже поздно». Он устало посмотрел на них. «Не этого я ожидал от вашего визита, сэр Ричард!»

Эйвери шумно прочистил горло. «Сэр Ричард хотел бы узнать, не могли бы вы передать приглашение контр-адмиралу Херрику, сэр?»

Сэмпсон смотрел на них, как утопающий, увидевший неожиданное прибытие помощи.

«Я буду очень рад, сэр Ричард! Я немедленно сообщу своему слуге и отправлю весточку принцу Генриху на моём катере».

Болито внимательно посмотрел на своего флаг-лейтенанта. «Вы много рискуете, сэр». Он увидел, как тот смущённо потупился. «Но, как говорил наш Нель, приказы никогда не заменят инициативы рьяного офицера!» Он улыбнулся. «Он всё равно может не прийти». Тихий внутренний голос словно говорил: «Вы можете никогда его больше не увидеть. Никогда. Как Сэмпсон, как корабли, которые проходят мимо и остаются лишь в памяти».

Вбежал личный стюард Сэмпсона, почти ещё один Оззард, но с акцентом жителей трущоб Восточного Лондона. Он налил ещё вина и заметил: «Прошу прощения, сэр Ричард, но мой отец служил под вашим началом на фрегате «Ундина». Выпрашивает у любого, кто готов выслушать его байки на эту тему, глоток рома!»

Он вышел из каюты, и Болито посмотрел на тёплое вино. Снова семья. И всё же он даже не назвал ему своего имени.

Когда сумерки сгущались над пришвартованными кораблями, а огни на воде мерцали, словно светлячки, Болито услышал, как шлюпка зацепилась за цепи. Горстка оставшихся морских пехотинцев выстроилась по стойке смирно, и послышались приглушенные голоса, когда Сэмпсон приветствовал второго флагмана, посетившего его за несколько дней.

Болито обнаружил, что смотрит на сетчатую дверь, а Эвери стоит у кормовых окон, едва заметная тень в мерцающем свете свечи. Почему он сомневался, что Херрик придёт? Не из любопытства или дружбы, а потому, что он был и всегда был приверженцем долга и правильных процедур. Он никогда не проявит неуважения к приглашению капитана Сэмпсона, что бы тот ни думал.

«Это было самое худшее, — подумал Болито. — Он знал его так хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо».

Морской часовой открыл дверь, и они вошли в освещенную свечами комнату.

Болито сразу же ждало два сюрприза. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо видел Херрика без формы, даже в более неформальной морской форме, и он

был потрясен, увидев, как он постарел за столь короткое время.

Херрик был одет в тёмный сюртук; он мог быть и чёрным, и лишь рубашка нарушала мрачность его облика. Он выглядел немного сгорбленным, вероятно, из-за ранения, полученного на борту флагманского «Бенбоу». Лицо его осунулось, вокруг рта пролегли глубокие морщины, но, когда он вошёл в пляшущие огни, его глаза остались такими же ясными и синими, как в тот день, когда Болито встретил его лейтенантом.

Они пожали друг другу руки, причем рукопожатие Херрика было по-прежнему крепким и сильным, как дубленая кожа.

Болито сказал: «Рад тебя видеть, Томас. Никогда не думал, что мы встретимся вот так».

Херрик взглянул на поднос со стаканами, который черный слуга протягивал ему для осмотра.

Он коротко спросил: «Имбирное пиво?»

Сэмпсон покачал головой и забеспокоился. «К сожалению, нет, сэр».

«Неважно». Херрик взял бокал красного вина и сказал: «Я тоже никогда так не думал, сэр Ричард. Но мы должны делать то, что должны, и у меня нет ни малейшего желания оставаться в Англии», — его голубые глаза стали спокойными, — «безработным».