Он поднял шляпу и откинул со лба непослушные волосы. Он не заметил, как она вздрогнула от этого знакомого жеста. «Мне нужна была только ты, Зенория». Он впервые произнёс её имя здесь. «У меня не было ни права, ни смелости сказать тебе, что я тебя люблю».

Она дернула за шёлковый шнурок звонка. «Пожалуйста, идите». Она смотрела, как он направляется к двери библиотеки, её фигура была совершенно неподвижна. «Возможно, Бог простит нас обоих, но я никогда не смогу простить вас».

Дверь закрылась, и несколько минут она стояла совершенно неподвижно, пока не услышала, как конюх благодарит молодого капитана за монеты, положенные ему в руку. Только тогда она взяла из одной стопки небольшую книгу и, ещё немного поколебавшись, открыла её. В центре лежала пара диких роз, теперь уже гладких, как шёлк. Он подарил их ей во время той поездки, на свой день рождения. Она сказала в тишину комнаты: «И я любила тебя, Адам. И всегда буду любить».

Затем она вытерла глаза и поправила платье, прежде чем выйти через двойные двери на солнечный свет.

Старый садовник всё ещё неторопливо работал. Только его тачка и мушкет сдвинулись с места. Вдоль подъездной дорожки и через ворота она видела дорогу. Она была пуста. Как будто ничего и не произошло.

Она слышала плач ребенка, успокаивающие звуки сестры Вэл, которая хотела иметь своего собственного ребенка.

Всё было как прежде. Но она знала, что только что потеряла всё.

Болито остановился у входа в бальный зал с колоннами, воспользовавшись временем, которое потребовалось лакею в парике, чтобы заметить его и привыкнуть к свету.

У лакея был пронзительный голос, и он счёл маловероятным, что кто-то услышит его объявление за скрипичными звуками оркестра и гулом голосов. Это был, безусловно, очень впечатляющий дом на фешенебельной площади Сент-Джеймс, «благородный», как метко охарактеризовала его Кэтрин, и слишком большой для одного Хэметта-Паркера. Адмирал потерял жену во время несчастного случая на охоте, но, безусловно, сохранил тягу к роскошной жизни. Болито также заметил мраморную статую центуриона в прихожей и понял, что её поставил там первый владелец дома, адмирал Энсон, в память о своём флагмане с таким же названием.

Лакеи и несколько королевских морских пехотинцев, призванных им на помощь, пробирались сквозь толпу. Были и красные мундиры, и алые мундиры морской пехоты, но большинство гостей были в сине-бело-морских мундирах: ниже почтового капитана было очень мало гостей. Его Величества нигде не было видно, и Болито слышал, что он довольно часто пропускал подобные приёмы, хотя его многострадальный персонал напоминал ему о них.

Он почувствовал укол раздражения при виде большого количества присутствующих женщин. Некоторые из них могли быть женами; другие, с их дерзкими взглядами и едва прикрытой грудью, были маловероятными гостями. Но они не считались, потому что всем было всё равно. Если бы у какого-нибудь рядового офицера был роман, другие бы просто проигнорировали это. Но если бы Кэтрин шла с ним под руку, в таком редком виде, как в эти редкие моменты, можно было бы услышать, как упала булавка, и все глаза были бы устремлены на него.

Кто-то взял его шляпу и затерялся в толпе. Другой, морской пехотинец, подошёл к нему с подносом и осторожно повернул его к нему. Болито вопросительно взглянул на него, и морской пехотинец заговорщически прошептал: «Вот это да, сэр Ричард». Он чуть не подмигнул. «Я горжусь тем, что обслуживаю вас. Подожди, пока я расскажу ребятам!»

Болито отпил вина. Оно было вкусным. И, как ни странно, холодным. «Я вас знаю?»

Мужчина ухмыльнулся, словно это было невозможно. «Благослови вас Бог, нет, сэр Ричард. Я был в охране Бенбоу, когда вы пришли за нами». Его лицо вдруг помрачнело. «Меня ранили, понимаете, иначе я бы лежал мёртвым вместе со всеми моими товарищами».

Болито услышал, как кто-то щелкнул пальцами, обернулся и увидел незнакомого капитана, подзывающего морского пехотинца.

Это был один из морских пехотинцев Томаса Херрика, человек, который считал, что ему повезло, что он выжил и оправился от ранения, в отличие от многих в тот ужасный день.

Он резко спросил: «У вас совсем нет манер, сэр?»

Капитан пристально посмотрел на него, на его звание и, казалось, растворился в толпе, как рыба в пруду.

Он сказал: «Контр-адмирал Херрик был моим другом».

Морпех серьёзно кивнул. Он видел, как капитан покраснел, а затем съёжился от резкого выговора этого человека. Ещё кое-что, что можно было сказать ребятам в казарме.

«Я знаю, сэр Ричард. Прошу прощения, но я считаю, что отправлять его в Новый Южный Уэльс — неправильно».

Болито взял ещё один кубок из тех, что были с ним, и кивнул. Почему он сказал: «Он был моим другом»? Неужели не было никакой надежды? Неужели дружба между ними действительно умерла? Херрик всегда был упрямым человеком, порой выходя за рамки здравого смысла и рассудка. Он всё ещё не мог принять любовь Болито к женщине, которая не была его женой, хотя Кэтрин была единственной, кто остался с любимой Дульси Херрика, когда она так ужасно умирала от тифа. Чудо, что сама Кэтрин не разделила ту же участь.

Он взглянул сквозь просвет в толпе и увидел Хэметта-Паркера, который пристально наблюдал за ним; в его бледных глазах, словно осколки стекла, отражались сотни свечей.

Болито подошёл к нему. Морпех исчез за другим подносом. Болито учуял запах бренди: ему лучше быть осторожнее, если его офицер это заметит.

Хэметт-Паркер покачал головой. «Я знал, какой харизмой вы, как говорят, обладаете, сэр Ричард. Этот простолюдин, очевидно, был вашим поклонником».

«Меня всегда утешают такие люди, сэр Джеймс. Я видел, что пришлось пережить ему и его товарищам. Он и другие, подобные ему, заставляют меня ясно осознать, в чём наш долг перед ними как лидерами».

Адмирал хмыкнул. «Не буду отрицать. Но мы все должны позаботиться о том, чтобы популярность не привлекала больше друзей, чем лидерство». Он окинул взглядом шумную толпу. «Лорд Годшел одобрил бы, не правда ли?»

«Что с ним стало?» Он чувствовал, что Хэметт-Паркер пытается его спровоцировать.

«Он уже должен быть на пути в Бомбей». Адмирал выглядел равнодушным, но голос его стал резче. «Важнейшая должность в достопочтенной Ост-Индской компании. Полагаю, чрезвычайно прибыльная».

Болито не мог представить, чтобы Годшале добровольно променял удовольствия Лондона на зной и лихорадку Индии. Хэметт-Паркер заметил: «Думаю, это не было неожиданностью. Неблагоразумие часто можно проигнорировать. Политический скандал — нет». Он холодно посмотрел на него. «Как я уже говорил, нужно подавать пример!»

«Капитан Кин будет здесь сегодня вечером, сэр Джеймс?»

Хэметт-Паркер слабо улыбнулся. «Нет. Он недавно женат, и я могу уделить ему немного времени».

«Я надеялся, что его сразу повысят до флагманского звания».

«Вы были?»

Болито молился, чтобы кто-нибудь пришёл и прервал эту словесную перепалку. «Нет, не был. Я был коммодором». Хэметт-Паркер знал это лучше всех. Он сдержал гнев и добавил: «Я давно знаю капитана Кина. Он был мичманом под моим командованием. Он отличный офицер и порядочный человек».

«И происходит из могущественной и влиятельной семьи, да? Конечно, я уважаю вашу обеспокоенность, но вы должны признать, что капитан Кин должен быть не просто хорошим офицером, чтобы поднять флаг контр-адмирала. Но посмотрим. У него будут все шансы проявить себя, обещаю вам».

К ним подошёл лакей с кубком в центре подноса. Адмирал взял его и сказал: «Освежает в такие моменты».

Болито заметил, что пьёт сок лайма. Возможно, чтобы наблюдать за выходками своих подчинённых и равных, пока рейнвейн и мадера лились рекой.

Хэметт-Паркер нахмурился, но тут же сдержался, когда сэр Пол Силлитоу, элегантно одетый в темно-серый шелк и с тонкой шпагой на поясе, прошел по залу.

«Прошу прощения за опоздание, сэр Джеймс». Несколько гостей поблизости делали вид, что не слушают. Они не были разочарованы. «Я был с премьер-министром, мы вместе виделись с Его Величеством. Король всё равно сюда не приедет».