Его представили старшему лейтенанту, крепкому мужчине с честным лицом и крепким рукопожатием. Но он был незнакомцем. Он внимательно изучал капитана. Он был готов к этой встрече, хотя и подозревал, что Адам Болито был ею смущён.

Но дело было не в этом. Он наблюдал за ним в профиль, пока тот что-то быстро писал в блокноте для маленького, болезненного на вид человека, должно быть, клерка.

Они встречались несколько раз, и Эйвери всегда вспоминал его быстрый, наблюдательный подход к работе и людей, которых он встречал, оглядываясь назад, всегда казались молодыми, всегда беспокойными. Как сказал однажды Ричард Болито, словно молодой жеребёнок.

Сходство было налицо – с портретами в доме в Фалмуте. И, прежде всего, с человеком, которому он служил и которого любил.

Мы примерно ровесники, но у него карьера и будущее впереди, словно маяк, а у меня ничего нет. Адам Болито и его дядя жили порознь гораздо дольше, чем вместе, и всё же Эйвери всегда считал, что один из них – копия другого. Но это было не так. Адам в чём-то изменился, повзрослел, что неизбежно для любого человека его положения и ответственности. Но дело было гораздо глубже. Он был насторожен, замкнут. Возможно, всё ещё не мог или не хотел смириться с тем, что плащ, присутствие стража исчезли, что не осталось даже тени. Адам смотрел на него, протягивая кубок.

«Тебе это понравится».

Но он не говорил ему; он просил его поделиться чем-то.

Эйвери подняла кубок и подумала о винах, которые она отправила на борт Ричарду Болито.

«Мне сказали, что вы видели леди Сомервелл, когда были в Англии, сэр? Перед отплытием».

«Да. Она переживала, что я не настолько осторожен, чтобы заказать себе вина!» Затем он улыбнулся, и на мгновение он снова стал тем молодым и упрямым офицером, которого Эвери встретил в первый раз.

Эйвери сказал: «Она никогда не забывает», и улыбка исчезла. «Как солнечный свет, угасающий прямо на глазах», — подумал он.

«Мы были в Фалмуте… Молю Бога, чтобы она смогла смириться с этой ужасной потерей». Он быстро сменил тактику, как помнил Эвери. «А что насчёт тебя? Ты останешься здесь, на Мальте?»

Эйвери поставил кубок. Он был пуст, и он чувствовал вкус вина на губах, но не помнил, чтобы пил его.

«Я могу подробнее рассказать о уже имеющейся информации, сэр». Он помедлил. «У сэра Ричарда была причина встретиться с Мехметом-пашой, человеком, который командует и правит в Алжире. Я был с ним и имел честь поделиться полученными там сведениями. Могу ли я чем-то помочь?»

Он подвинул плечом, и Адам увидел, как он поморщился: старая рана, которая сбила его с ног и стоила ему корабля. У нас так много общего. Он видел, как его собственный флаг срубили, когда он сдавался, когда, как и Эвери, был слишком тяжело ранен, чтобы сопротивляться. И он тоже был военнопленным, прежде чем сбежать. Военный трибунал оправдал его и дал ему высокую оценку. Приговор мог с таким же успехом уничтожить его.

Он сказал: «Я был бы очень признателен. У сэра Грэма Бетьюна практически нет повода для дальнейших действий».

Над ними и вокруг них стоявший на якоре фрегат был полон корабельных звуков, и однажды во время их разговора он встал и закрыл перед ними световой люк. Как будто в эти мгновения он не хотел делить его ни с кем другим.

Эйвери говорил спокойно и без видимых эмоций, но Адам понимал, чего это ему стоило и что это для него значило.

Наконец-то нашёлся кто-то, кто там был. Видел, что произошло.

Эйвери просто сказал: «Я видел, как он упал». Взгляд карих глаз был отстранённым. Он почти улыбнулся. «Весь день был со мной».

Адам кивнул, но не осмелился заговорить или перебить. Ради Эйвери, но прежде всего ради себя.

Эвери смотрел на покатые кормовые окна и стоящие на якоре корабли за ними.

«Он был самым храбрым и самым сострадательным человеком, которому я когда-либо служил, которого знал. Когда меня только что вытащили на ваш корабль, я чуть не попросился сойти на берег. Но я должен был прийти. Не из чувства долга или уважения – это всего лишь слова. Даже не потому, что ты имел право знать. Больше всего я думал, что буду чувствовать негодование, потому что ты здесь, а его нет. Теперь я знаю, что поступил правильно. Он часто говорил о тебе, даже в день своей гибели. Он гордился тобой, тем, кем ты стал. «Скорее сыном», – сказал он.

Адам тихо спросил: «Он страдал?»

Эйвери покачал головой.

«Думаю, нет. Он говорил с Оллдеем. Я не слышал, что он говорил, и у меня не хватило духу задавать ему вопросы после этого».

После.

Взгляд Эвери переместился на стол и конверт, адресованный вице-адмиралу Бетюну.

«Я передам ему это, когда буду уходить, сэр».

Долг, так часто используемый как способ избежать трагедии, Адам усвоил это на собственном горьком опыте, лучше, чем большинство.

Он сказал: «Вы можете вернуться позже. Мы могли бы поужинать вместе. Никто другой». Он чувствовал себя лицемером, но был рад, когда Эвери отказался. «Значит, завтра. Там, кажется, будет конференция?»

Эйвери опустил взгляд и почти неосознанно выдернул единственную золотую нить из своего мундира. Там, где он когда-то носил золотой шнурок, чтобы отличить себя как адмиральского флаг-лейтенанта.

У Бетюна уже был свой, как у Валентина Кина в Галифаксе. Могло возникнуть недовольство.

Эйвери сказал: «Если вы так просили, я был бы рад…» Он снова слабо улыбнулся, словно мысли его были где-то далеко. «Для меня большая честь сопровождать вас. Я ещё могу выдержать хорошую вахту, и мне пока незачем возвращаться домой».

Адам вспомнил, что Эвери был племянником Силлитоу, человека, облечённого властью, чьё имя редко исчезало из газет. Ещё один племянник. Ещё одно совпадение.

Он протянул руку. «Я рад, что ты пришла. Я не забуду».

Эвери достал из кармана небольшой сверток и очень осторожно развернул его.

Медальон. Он видел, как дядя носил его, когда тот выходил на палубу, расстёгивая рубашку. Как и я. Он взял его и поднёс к солнечному свету – идеальное сходство: обнажённые плечи и высокие скулы Кэтрин. Он уже собирался перевернуть медальон, чтобы рассмотреть надпись, когда увидел сломанную застёжку и разорванную цепочку. Чистый порез, словно от ножа. Пальцы крепко сжали его. Ножа не было. Должно быть, это был выстрел стрелка.

Эйвери наблюдал за ним.

«Я не смог найти местного мастера, достаточно квалифицированного, чтобы починить его. Я бы отправил его к ней… Но, думаю, лучше, если это сделаете вы, сэр».

Они посмотрели друг на друга, и Адам понял. По-своему Эйвери тоже был в неё влюблён. Теперь, когда ей нужна была помощь, её не было.

«Спасибо за эти слова. Возможно, я смогу вернуть его сам».

Эйвери взял шляпу, зная, что ничего подобного не сделает. Внезапно он обрадовался содеянному. Он посмотрел на Адама и на мгновение увидел его другое лицо. Он улыбнулся. Как настоящий флаг-лейтенант.

Гэлбрейт стоял у входа, когда они поднялись на палубу, и видел, как они пожали друг другу руки, словно не желая прерывать общение. Он также заметил, что гость замер и почти невольно взглянул на грот-мачту, словно всё ещё ожидал увидеть там флаг.

Вернувшись в свою каюту, Адам достал медальон и прочитал надпись, и ее голос, казалось, заговорил с ним, как это бывало всякий раз, когда он получал от нее письмо.

Пусть Судьба всегда ведет тебя.

Пусть любовь всегда защищает тебя.

Должно быть, она вспомнила эти слова, когда смотрела, как «Непревзойдённый» выходит в залив Фалмут. Она всегда ждала корабль, который так и не придёт.

Он обернулся, когда в открытой сетчатой двери появился Гэлбрейт.

«Что касается завтрашнего дня, сэр?»

Это был единственный выход. Возможно, Гэлбрейт понял и со временем поделится этим.

«Выпей сначала со мной по стаканчику, а?»

Он сунул медальон в карман, спрятав его от посторонних глаз. Но голос всё ещё не утихал.