Раздался голос: «Думаешь, мы будем драться, зур?»

Адам остановился. «Тот самый корнуоллец, а?»

Мужчина широко улыбнулся, обнажив зубы. «Хелстон, цур, не так уж далеко идти от твоей части Божьего графства, цур!»

Джаго наклонился вперёд, чтобы послушать, чтобы хоть как-то разделить это. Как тогда в Алжире, когда он, глядя на его лицо после боя, увидел насквозь и за пределами того, что они называли мужеством.

Адам посмотрел мимо ряда чёрных штанов, пороха и дроби. Исчезли столы, которые обычно устанавливались между каждой парой пушек. Обыденные вещи, крюки, на которые солдат мог повесить гамак: теснота, и всё же каждый солдат – личность.

Теперь войны не было, и враг был незнаком. Но для простого Джека не имело значения, когда оружие было кончено.

Джаго подумал о людях, высаженных на берег, никому не нужных в мире. Он видел их множество на пирсах и причалах, наблюдающих за кораблями и «размахивающих фонарём» с каждой кружкой эля.

Помнят ли они, подумал он, как проклинали флот и капитанов, разгуливавших по квартердеку в своих великолепных мундирах?

Адам тихо сказал: «Думаю, мы будем сражаться. У врага нет флага, и он не преследует никаких целей, кроме жадности и тирании по отношению к беззащитным. Так что, когда придёт время, хорошенько подумайте об этом!»

Человек из Хелстона крикнул им вслед: «Мы, корнуэльские парни, покажем им, капитан!»

Раздался взрыв ликования, к которому присоединились моряки у орудий на противоположной стороне, мало кто из которых мог расслышать, что сказал их капитан.

Мичман петлял среди орудий, пока не поймал взгляд Адама.

«Прошу прощения, сэр, но сэр Грэм передаёт вам привет, не могли бы вы присоединиться к нему на корме?»

«Спасибо, мистер Мэннерс. Я сейчас приду». Молодое, энергичное лицо. Приподнятое, словно ему только что сказали что-то вдохновляющее.

Джаго пошёл с ним к главному спутнику. За пределами маленьких огоньков корабль всё ещё был погружен во тьму. Ждал.

Он понял, что Болито повернулся к нему, как будто они были совсем одни, а корабль пустовал.

«И это всё, что нужно, Люк? Эти люди даже не знают, что мы здесь делаем и почему некоторые из них умрут, а они, несомненно, умрут!»

Джаго стоял на своем, зная, что это важно для них обоих.

«Ты говорил справедливо, капитан. Кто-то должен это сделать, и если бы не мы, то это был бы какой-нибудь другой бедняга Джек. Так оно и есть, и ничто этого не изменит!»

Он посмотрел вниз, когда Адам схватил его за руку, и на мгновение подумал, что он наконец зашел слишком далеко.

Но Адам опустил руку и сказал: «Ну, так давай об этом и поговорим, а?» Как будто заговорил другой голос.

Корабль был готов. Выбор не стоял.

Лейтенант Фрэнсис Трубридж поморщился, задев голенью бочку, подпертую комингсом люка, чтобы не дать зазеваться неосторожным. Он слышал, как первый лейтенант отдавал приказ наполнить морской водой все доступные бочки и вёдра на случай пожара. Даже пустой ярус шлюпки был обшит парусиной и в качестве меры предосторожности закачан ещё воды.

Он сказал об этом Фетчу, канониру. Будь достаточно светло, чтобы разглядеть его обветренное лицо, он, возможно, нашел бы на нем веселье. Или жалость. Старый Фетч, который провел в море всю свою жизнь, по слухам, с девяти лет, участвовал в нескольких крупных сражениях и был командиром орудия на «Беллерофоне» при Трафальгаре, в самой гуще событий.

Фетч, должно быть, сейчас там, в главном погребе, шлёпает в своих старых войлочных тапочках, чтобы не высечь искру-другую, как он часто говорил. Одной искры было бы достаточно, и весь корабль мог бы разлететься на куски.

«Эти мерзавцы, возможно, запустят топки, когда мы туда доберёмся». Он покачал седой головой. «Пылающий выстрел может быть очень неприятным, сэр».

Траубридж уже служил на линейном корабле «Суперб» под командованием знаменитого капитана Китса. Он никогда не забывал, как впервые они получили разрешение на бой, – это возбуждение, это напряжение, словно его подхватило и понесло по приливной волне. Матросы бежали к своим постам, со всех сторон раздавались команды, визг вызовов, но превыше всего – настойчивый, настойчивый грохот барабанов, отбивающих бои.

Фетч и некоторые другие испытывали это много раз, видели лица товарищей по каюте и орудийных расчётов, матросов и морских пехотинцев, слитых в единую силу, словно оружие. Траубридж был всего лишь мичманом на «Супербе», но он никогда не забывал трепет и неописуемый трепет того момента.

Он добрался до квартердека и направился на корму.

Это было совсем по-другому. Нереально. Корабль, плывущий по морю без звёзд и горизонта. Мимо проплывали фигуры, голоса приглушённые, дыхание стариковское, ощупывающее снасти и холодный металл, часто подгоняемые жёсткими руками и шёпотом угроз.

«Сюда, сэр», — откуда ни возьмись появился Боулз, слуга из каюты, и дернул его за рукав.

Трубридж ощупью пробрался в каюту и огляделся. Два двенадцатифунтовых танка делили пространство, где раньше располагались личные покои капитана. Экраны исчезли; место, где они разговаривали, выпивали или изредка вспоминали дом, теперь было лишь продолжением корпуса. Он вспомнил портрет, который видел здесь, живое лицо, которое он увидел, когда они с Болито ворвались в ту безвкусную студию в Лондоне. Прекрасное тело, скованное цепями и беспомощное, ожидающее своей участи. Он увидел, как Боулз приближается к нему, и догадался, что он произнёс её имя вслух. Андромеда.

Думал ли Болито о ней сейчас? Спрашивал ли он, искал ли надежду, когда перед ним были лишь долг и послушание?

Боулз деловым тоном сказал: «Я скоро спущусь в лазарет, сэр. Может быть, я чем-нибудь вам помогу. Могу я вам что-нибудь принести, прежде чем уйду?»

Трубридж покачал головой. Если он сейчас выпьет, то, возможно, уже не сможет остановиться.

Вслух он сказал: «Это ведь совсем не похоже на действие, не так ли?»

Боулз, казалось, расслабился. Он знал меру. Это всегда помогало.

«Я слышал, как мистер Фрейзер рассказывал кому-то о битве, в которой он участвовал некоторое время назад, с донами, когда им потребовался целый день, чтобы приблизиться к врагу. Представьте себе, целый день испанские топы ползли по морю, словно им это нравилось!»

Из темноты появилась ещё одна фигура. «Сэр Грэм, Джон!» Он услышал судорожный вздох и добавил: «Извините, сэр, не заметил вас здесь!»

Это помогло сплотить Траубриджа больше, чем мог себе представить невидимый оратор.

Мимо прошел Бетюн, пригнувшись под потолочными балками. Голос его был резким и нетерпеливым.

«Я только что послал за капитаном».

Боулз сказал: «Он на нижней орудийной палубе, сэр Грэм. Я передал сообщение…»

Бетюн что-то тихо пробормотал, когда палуба качнулась, пройдя сквозь невидимый желоб. Траубридж услышал звон стекла о пуговицы адмирала и подумал, что чувствует запах коньяка.

Он сказал: «Ветер держится, сэр Грэм. При такой скорости мы должны приземлиться, как и предполагалось».

Бетюн резко ответил: «Когда мне понадобится совет, я спрошу его, Флагс! А когда мне понадобится капитан, я не думаю, что мне придётся искать его!»

Трубридж прислушивался к брызгам, барабанящим по стеклу. Может быть, ветер усиливается или меняется? Это разрушит все их тщательно продуманные планы.

Он представил себе якорную стоянку, отмеченную на карте, как её описывал капитан лодок и, конечно же, хирург Джордж Кроуфорд, посетивший Сан-Хосе на своём первом корабле. Она была довольно маленькой, но моряки выживали и на меньшем.

Траубридж снова успокоился. Это дало ему время. В таком настроении он никогда раньше не видел Бетьюна. Твёрдость, бросавшая вызов его обычно лёгкому характеру.

Бетюн коротко ответил: «Я не уверен насчёт „Одейсити“ и капитана Манро. Это слишком многого от него требует. Молодой, импульсивный…» Он обернулся, услышав голоса с квартердека.

Трубридж помнил комнату в Адмиралтействе, картины с изображением кораблей в бою. Время, когда Бетюн был молод и, вероятно, сам импульсивен.