Она проснулась на темном пляже, перед догорающим огнем, чувствуя, как он всем своим спящим телом прижимается к ее боку. Ее руки обнимали его правую руку, а голова покоилась на его плече. Не поворачивая головы, она видела его профиль. И она знала, что в ее душе нет кристалла. Она все еще могла отдавать и получать. Несмотря на то, что она пела о кристалле, она все еще обладала этим бесценным человеческим качеством, закаленным в огне его юности.

Она ошибалась, отвергнув его из-за простой хронологической случайности, не имеющей никакого отношения к миру и утешению, которые он ей приносил. Ее тело ликовало, было обновлено.

Ее потягивание заставило его улыбнуться с неожиданной сладостью, глядя ей в глаза. Он прижал ее к себе, и вибрирующая сила его рук сменилась нежностью к ее более хрупкому телу.

«Ты сумасшедшая», — произнес он удивленным голосом, слегка поглаживая ее кожу головы своими длинными пальцами и перебирая ее тонкие волосы. «Я никогда раньше не встречал никого похожего на тебя».

«Вряд ли это повторится». Пожалуйста!

Он ухмыльнулся, глядя на нее сверху вниз, восхищенный ее высокомерием.

«Вы много путешествуете?» — спросил он.

«Когда у меня будет настроение».

«Не путешествуйте некоторое время».

«Однажды мне придется это сделать. Мне нужно вернуться на работу, понимаешь».

«Какая работа?»

«Я член гильдии».

Его улыбка стала шире, и он обнял ее. «Хорошо, я не буду совать нос в чужие дела». Его палец нежно пробежал по линии ее подбородка. «Ты не можешь быть такой старой, как кажешься», — сказал он. Ранее она была достаточно честна, чтобы сказать ему, что они не современники.

Она ответила ему смехом, но его комментарий вызвал у нее холодок. Не может быть, чтобы он случайно смог облегчить ее страдания, подумала она, лаская свое изгибающееся бедро. Ее внезапно охватила паника при мысли о том, что, попробовав однажды, она больше не сможет пить, и она прижалась к нему.

Его объятия сжались, а его низкий смех был нежным для ее ушей. И их тела снова соединились так же полно и сладко в гармонии, как и прежде. Да, с Шэдом Такером она могла отбросить все страхи как беспочвенные.

Их союз был принят Орриком и Тиром, который теперь имел свой кредит и собирался использовать его для достижения любой цели, которую он задумал. Только Биянко всмотрелся в ее лицо, а она пожала плечами и слегка ободряюще улыбнулась пивовару. Затем он внимательно посмотрел на Шада и улыбнулся в ответ.

Вот почему он ничего не сказал. Потому что она знала, что он этого не сделает. Ведь Шэд Такер не был готов остановиться на одной женщине. Киллашандра была для него приключением, желанной спутницей для человека, только что закончившего тяжелый сезон работы.

Они проводили дни вместе, исследуя побережье в обоих направлениях от Трифолия, потому что Шэд намеревался вложить свои доходы в землю или море. Она никогда не чувствовала себя такой... такой живой и энергичной. У него была собственная гитара, которую он приносил с собой, и он часами играл короткие мелодии, которые сам сочинял, когда они заштиляли в его маленьком шлюпе и им приходилось укрываться от жгучего полуденного солнца Армы в тени паруса. Она любила смотреть на него, пока он играл: его погруженность была свойством невинного мальчика, открывающего главные Истины Красоты, Музыки и Любви. И действительно, его лицо, когда он ласкал ее до лихорадочного состояния любви, сохраняло ту же юную невинность и пристальную сосредоточенность. Оттого, что он был таким сильным, оттого, что его юность была такой могущественной, его нежные, сдержанные занятия любовью были для нее еще более удивительными.

Дни множились и превращались в недели, но ее удовлетворение было столь глубоким, что первый укол беспокойства застал ее врасплох. Однако она знала, что это было: крик ее тела о кристальной песне.

«Я тебя обидел?» — спросил Шад, потому что она была в его объятиях.

Она не могла ответить, поэтому покачала головой. Он начал целовать ее медленно, неторопливо, уверенно. Она почувствовала второй жестокий удар по позвоночнику и прижалась теснее в его объятиях, чтобы он не почувствовал этого, и она могла забыть о случившемся.

«Что случилось, Килла?»

«Ничего. Ничего такого, что нельзя было бы вылечить».

Так он и сделал. Но после этого она не могла заснуть и смотрела на вращающиеся луны. Теперь она не могла оставить Шэда. Снова и снова он творил с ней свою магию, пока она не поклялась бы, что все кристальные мысли были очищены... пока она даже не подумывала о том, чтобы уйти из Гильдии. Никто никогда этого не делал, согласно Правилам и Уставам, которые она просматривала снова и снова. Никто никогда не делал, но, вероятно, никто и не хотел. Когда ей нужен был кристалл, она могла настроить кислый кристалл. Всегда была необходимость в этой услуге, где угодно, в любом мире. Но она должна была остаться с Шэдом. Он сдерживал страх; он приносил ей покой. Она так долго ждала такой любви, как Шэд Такер, что имела право наслаждаться отношениями.

В следующее мгновение ее пронзила новая судорога, сильная, острая, яростная. Она боролась с ней, несмотря на согбенное от боли тело. И она знала, что ее неумолимо тянет назад. И она не хотела оставлять Шэда Такера.

Для него она была новинкой, женщиной, с которой можно было заняться любовью — сейчас, когда сезон отпусков был хорош и мужчине нужно было расслабиться. Но Киллашандра была не той женщиной, для которой он бы построил дом на своих акрах прибрежной полосы. Со своей стороны, она любила его: за его молодость, за его абсурдную нежность и вежливость; за то, что в его объятиях она на какое-то время становилась нестареющей.

Глубокая жестокость ее положения отпечаталась в ее сознании с такой же горечью, как очередная жажда кристального звука.

Это несправедливо, — жалобно кричала она. — Это несправедливо. Я не могу любить его. Это несправедливо. Он слишком молод. Он забудет меня в другой любви. И я не смогу его вспомнить. Это было самое жестокое.

Она заплакала, Киллашандра, которая полвека назад отказалась от слез по любому мужчине, когда гармония между ней и Ларсом Далем стала хаотичной. Ее плач, каким бы тихим он ни был, разбудил Шада. Он утешил ее с любовью и усложнил ее чувства к нему, вообще не задавая вопросов. Может быть, подумала она с отчаянием робкой надежды, он не так уж и молод. Возможно, он захочет вспомнить обо мне.

И когда слезы высохли на ее лице, он снова поцеловал ее, с настойчивостью, на которую нужно было ответить. И поцелуй был таким же полным и нежным, как всегда.

Вызов пришел через два дня. Биянко выследил их в бухте и сказал ей только, что у нее срочное сообщение. Она была благодарна за эту любезность, но ненавидела пивовара за то, что он вообще принес сообщение.

Это был вызов Гильдии: получен большой заказ на черный кристалл. Все, кто пел о черном кристалле, были нужны в Хребтах. В сообщении подразумевалось предупреждение Гильдии: она слишком долго была вдали от кристалла. Что кристалл давал, то он и отнимал. Она смотрела на свое отражение в стеклянной панели будки для сообщений. Да, кристалл мог лишить ее молодого вида. Как долго Шэд будет помнить старуху, которой она вскоре станет?

И она пошла прощаться с ним. Лучше сделать это быстро и прямо сейчас! Потом обратно в Баллибран и забыться в кристальной песне. Она почувствовала холод по всему телу.

Он сидел на берегу лагуны, перебирая струны гитары, погруженный в мелодию, которую он сочинил для нее. Это была красивая мелодия, которая надолго оставалась в памяти и заставляла тебя напевать ее на следующее утро.

Киллашандра затаила дыхание. У Шада был абсолютный слух, он мог поехать с ней в Баллибран. Она сама обучит его искусству кристального певца.

«Не надо», — сказал Биянко, подходя к ней.

«Что не так?» — холодно спросила она.

«Если ты действительно любишь этого мальчика, Киллашандра, не делай этого. Он запомнит тебя такой. Ты ведь этого хочешь, не так ли?»