«Не очень хорошо». В тоне голоса прозвучала лёгкая нотка веселья. «Но недавно вы спасли мне жизнь».

«Я не помню, чтобы мы с кем-то резали хрусталь».

«О, я не певец. Я медик. Ты помнишь что-нибудь о том, как ты уговаривал моих родителей отпустить меня в Баллибран?»

«Нет». Когда Килла начала качать головой, чтобы подчеркнуть негатив, она испытала сильную боль. «Я мало занималась вербовкой», — сказала она сдержанно. «Я пою о хрустале. Я не склоняю людей к этому».

«Ты меня не соблазнила, Киллашандра Ри, но ты дала моим родителям неопровержимое доказательство того, что симбионт Баллибран исцеляет. Быстро».

«Это необходимо, чтобы певцы оставались на сцене, не так ли? Я ведь почти поверил в это на этот раз, не так ли?»

«Насколько близко, это неважно», — раздался мужской голос. Этот голос был ей знаком, и ее охватила паника. Она не хотела его видеть. Это она помнила. Она отвернулась от голоса — голоса Мастера Гильдии.

Рука тепло сжала ее пальцы, большой палец ласкал тыльную сторону ладони с интимностью, которую она нашла одновременно успокаивающей и коварной. Она попыталась вырваться, но у нее не было на это сил.

«Ты себя довольно сильно изуродовала, Санни. Я всегда боялась, что это случится. Если бы я была там…»

Разъярённая, она всё же сумела высвободить руку. «Тебя там не было. Ты был в кабинете. Где должен находиться Мастер Гильдии!» Она злобно процедила эти слова, и когда увидела его лицо в поле зрения, она, несмотря на боль, подняла руку, чтобы прикрыть глаза. «У тебя был шанс резать кристалл вместе со мной. Уходи». Она выбросила руку в его сторону, пытаясь ударить его.

«Думаю, тебе лучше уйти, Ларс. Твое присутствие определенно не внушает доверия. Она говорит бессвязно».

«Напротив, Доналла очень последовательна».

«Пожалуйста, Ларс, не воспринимай её всерьёз. Не сейчас. Она испытывает сильную боль, несмотря на симбионта».

«Она выживет?»

«О, конечно. Рваные раны заживают быстро, и кости ног почти полностью срослись. Растяжение сухожилий и растяжение мышц требуют немного больше времени для заживления».

«Дай мне знать, когда она… снова придёт в себя, Доналла? И предложи…»

«Я буду держать тебя в курсе, Ларс, и не буду сейчас ничего предлагать. Это было бы совершенно неуместно».

Киллашандра беспокойно двигалась, подсознательно возмущаясь дружелюбием обмена репликами, тонким намеком на отношения между двумя говорящими: этой Доналлой и мужчиной, которого она вообще не хотела признавать.

«Я дам тебе кое-что, чтобы ты отключилась на некоторое время, Киллашандра», — сказала женщина, и Килла почувствовала холодный спрей на шее. «Тебе будет лучше, когда ты проснешься».

«Ничто не может быть лучше, когда ты просыпаешься».

Когда она проснулась в следующий раз, было уже утро, или так ей сообщил цифровой дисплей на стене. День, месяц и год никогда не были функцией хранителей времени Гептитов. И поскольку Лазарет находился глубоко в недрах Гильдии, защищенный от разрушительного воздействия пасхальных штормов, голограмма на стене отражала внешнюю погоду. Почему-то яркое ясное утро показалось Киллашандре кощунственным. Она застонала. Но датчики кровати уже уловили изменение в ее режиме сна, и дверь открылась, и из-за нее выглянуло сияющее лицо.

"Голодный?"

«Прожорливая», — простонала Килла. Голод тоже показался ей извращением, и она уткнулась лицом в подушки.

"Возвращайся сразу же."

Еда действительно приводила в порядок непосредственные потребности. То, что она садилась, чтобы поесть, также подчеркивало ее выздоровление. Ей не было больно, хотя конечности казались очень онемевшими. Она осмотрела свои руки и ноги и с удивлением провела пальцами по белеющим шрамам, которые показывали, насколько ужасными были ее раны. Неизбежно это напомнило ей, что она разбила сани. Она пока не могла полностью признать это, поэтому с трудом выбралась из кровати и пошла в ванную, чтобы набрать полную ванну горячей воды, полной ароматизаторов, чтобы облегчить затянувшуюся скованность. Наконец, освежившись и обретя большую гибкость, она села за терминал в номере и набрала свой личный код. Игнорируя строку, предлагающую ей обновить данные памяти, она вошла в систему, чтобы узнать свой баланс кредитов. На мгновение ее настроение упало. Денег не хватало, чтобы заменить сани.

Погоди-ка. Денег на замену разбитых саней не хватало, но те были двухместными. Дуэтом она больше не пела. Денег хватало на одиночные, может, и не самые лучшие, но на возвращение в Хребты, и, если покупать только основные продукты, то на месяц. Она набрала запрос о своём катере. Если она сломала катер, у неё будут большие долги. Ненадолго, уверяла она себя. Ненадолго. Она снова сократит чёрных и покажет ему! Она набрала номер катера, но никто не ответил. Она не могла вспомнить имя нынешнего и терзалась из-за этого. Она позвонила администратору, чтобы узнать, кто это: «Кларенд наб Ост» не прозвучало, и, очевидно, на звонки в его или её каюту не отвечал. К счастью, девушка пришла с обедом, чтобы отвлечь растущее чувство разочарования.

К тому времени, как она закончила вторую сытную трапезу, ей также удалось связаться с Кларендом Набом Остом, который сказал несколько отборных слов о человеке, который оставил свой резак незакрепленным, разбился, а затем ожидал, что инструмент будет готов к использованию. Она горячо настаивала на том, что всегда заправляет свой резак

«Так как же он застрял в двери грузового люка?» — ехидно спросил он.

Это заставило ее замолчать. Она была гораздо больше потрясена этой оплошностью, чем тем, что разбила сани или получила собственные травмы. Поэтому она горячо извинилась, и Кларенд наконец закончил свою тираду против беспечных, беспутных, распутных, пресыщенных, слабоумных, безмозглых певцов и их грехов, ошибок и позора. Затем он сказал ей менее резким тоном, что не совсем закончил ремонт и не может ручаться за его дальнейшую эффективность, если она будет злоупотреблять им в следующий раз на Хребтах, и ей чертовски повезло, что у нее есть резак, несмотря на то, как она с ним обращалась.

Как ни странно, этот эпизод заставил ее почувствовать себя немного лучше: все было нормально, когда техник как следует выговаривал за вопиющую безответственность. Она позвонила в Ангар и спросила, сколько ей придется ждать замены сингла.

«У меня достаточно кредитов, если только вы снова не подняли цену», — сказала она офицеру по снабжению.

«Сама мысль о том, что мы извлечем пользу из твоего несчастья! Ты хочешь быть одиноким? Я думал...»

«Ты не следишь за сплетнями, Ритвили», — сказала она так сердито, что наступило долгое молчание. «Достань один со склада, закажи и снабди провизией. Основные пайки на месяц. Мне скоро придётся уйти отсюда».

«Не совсем «скоро»», — сказал медик, подслушавший конец ее разговора.

Килла нахмурилась: женщина показалась ей знакомой… и в то же время незнакомой. Киллашандра пожала плечами, не в силах вспомнить.

«Если вы забыли, я Доналла Фиске-Уласс, планетарианка с Фуэрте», — сказала женщина, подходя к кровати. В её голосе появились вопросительные нотки.

Килла вздохнула и покачала головой. «Я не помню. Не ждите от меня этого».

«О, конечно. Думаю, женщина, спасшая мне жизнь, должна помнить об этом», — вежливо сказала Доналла, засовывая руки в карманы своего медицинского халата. Она была очень привлекательной женщиной, стройной, но не худой, хотя мысль о худобе тронула память Килашандры. Её короткие вьющиеся волосы обрамляли тонкое, умное лицо. У неё были красивые глаза, и от неё веяло властностью и компетентностью. «Особенно когда я считаю себя обязанной вам».

«В Гильдии нет никаких обязательств», — напомнила ей Киллашандра.

«Среди певцов — да, потому что вы все, и должны быть, конкурентоспособны, преданы своему делу и ужасно целеустремлённы». Доналла снова усмехнулась. «Так что вы позволите мне исполнить свой долг перед вами».

«Я сказал, что не признаю, что такой существует».