— Я тебя понимаю, дружище, — пробормотала я. — Мне тоже.

Расправив плечи, направилась к офису. Управление опеки округа Мерсер обслуживало пять городков и прилегающие районы. Вместе с техперсоналом нас здесь было пятеро. Нам бы ещё хотя бы столько же.

По нормативу у соцработника должно быть не больше двадцати пяти дел одновременно. У меня — тридцать два. За последние месяцы я на собственной шкуре прочувствовала, почему так много соцработников выгорают. Эта работа выматывает душу, а если тебе ещё и нагрузку удваивают — рецепт катастрофы готов.

Но при этом это самая осмысленная работа, какую я могла себе представить. Нет ничего лучше, чем помочь семье восстановиться или устроить ребёнка туда, где он наконец сможет расправить крылья. Бывали случаи, когда победа казалась невозможной, и всё, чего можно было добиться, — выжить. Но это не значит, что я перестану бороться.

Каждое дело, которое попадало на мой стол, заслуживало моего максимума. И я его давала. Даже если ради этого приходилось жертвовать сном.

Когда я вошла в офис, раздался короткий зуммер, и Мэри Лу подняла голову от ресепшена.

— Доброе утро, Фэл.

— Утро, — отозвалась я. — Как Джинни? Простуда прошла?

— Намного лучше. Но, к несчастью, Том подхватил. А ты знаешь, что это значит.

Я поёжилась.

— Только не мужской грипп.

Мэри Лу хихикнула:

— Вот именно.

— Да прибудет с тобой Сила.

— Возьму хоть что-нибудь.

Я прошла в общий кабинет, где работала вместе с ещё одной соцработницей, Милой, и нашим следователем Ноа. Отдельный кабинет был только у начальницы — Роуз, главы управления опеки округа Мерсер.

— Утро, — сказал Ноа, поднимая глаза от ноутбука и поправляя очки. — Я принес пончики. — Он кивнул в сторону мини-кухни у стены.

— Благодарю. Впрысну сахар прямо в кровь.

Мила покачала головой; её тёмные волны волос подчеркивали выразительные восточноевропейские черты лица.

— Не понимаю, как вы оба вообще живы при таком рационе.

Я скривилась, глядя на её зелёный смузи:

— Я свою зелень предпочитаю в виде салата, спасибо.

— Вот в час дня, когда начнёшь клевать носом, пожалеешь.

Возможно, она была права. Мила старше меня на четыре года и по возрасту, и по стажу. Но я держалась на плаву как могла.

— Вырвешь сахар из моих холодных, мёртвых рук, — пробормотала я, усаживаясь за стол.

Ноа усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Сахар — это энергия. Он нас спасает.

— Считаю это научным доказательством. Ноа ведь на службе дольше нас обеих.

В свои тридцать четыре он проработал в службе опеки уже десяток лет. А если человек доживал до этой отметки, значит, останется надолго.

Я поставила сумку на пол и потянулась за стулом, но застыла — на столе лежал пакет и записка. Пакетик «Кислых клубничных мармеладок» и сложенный листок с моим именем — «Фэллон» — выведенным красивыми цветными буквами.

Горло сжалось. Я села, пальцы замерли над бумагой, колеблясь — открыть или не стоит.

— Она хотела прочитать, — произнёс Ноа, снова уткнувшись в монитор.

— Спасибо, что подставил, — фыркнула Мила.

Я прищурилась на неё.

— Я не трогала! — подняла она руки. — Просто любопытно, что сегодня написал плохиш из Blackheart Ink.

Я заставила себя не поёжиться. Кай часто заезжал по пути в свой спортзал ММА, Haven, или в тату-салон, который тоже принадлежал ему, и оставлял для меня что-нибудь. Чаще всего — сладости. Но не только. На моём столе собралась целая коллекция его мелочей.

Брелок с Chevy Impala из сериала «Сверхъестественное». Плюшевый велоцираптор из нашего с ним любимого фильма «Парк Юрского периода». Снежный шар с Нью-Йорком, который он привёз с крупной тату-выставки. И рисунок моего дома мечты.

Последний был моим любимым. Он превратил мои бесконечные каракули в нечто настоящее, красивое. Пусть я никогда не заработаю на такой дом — дело было не в этом. Это был символ надежды.

Я развернула записку. На ней — тот же красивый почерк:

Не падай от усталости. Немного топлива, чтобы держаться. Только не работай до изнеможения.

Под текстом — рисунок воробья. Так он подписывал каждую записку. Я сглотнула, аккуратно сложила лист и убрала в нижний ящик стола. Периодически ящик приходилось опустошать, но эти записки я не выбрасывала — хранила в коробках в шкафу. И, когда хотела помучить себя воспоминаниями, доставала и перечитывала.

— Всё так плохо? — спросила Мила. — Что, признался, будто кого-то убил?

Я бросила на неё злой взгляд. Она не хотела задеть — просто видела мир в чёрно-белом. Правильно и неправильно. А у Кая — судимость и характер не из лёгких. В её глазах он был из разряда «неправильных». И то, что он носил татуировки и потертые мотоциклетные ботинки вместо ковбойских, точно не помогало.

— Отстань, — предупредила я.

Она открыла рот, но тут из кабинета выглянула Роуз.

— Отлично, Фэл, ты на месте. Надо обсудить размещение Эндрюсов.

Я поднялась, благодарная за спасительную паузу. Если уж что меня выводило, так это, когда задевали Кая. К счастью, с Роуз дел хватало.

Я ушла в привычный ритм дня. Два выезда — домой к семьям. В первом случае мама после реабилитации держалась молодцом, выполняла программу, сестра переехала поближе, чтобы помогать с детьми. Я осторожно надеялась на лучшее.

Вторая проверка — приёмная семья, двое братьев. Младший расцветал: учёба пошла, друзья появились. А старший, пятнадцатилетний, всё ещё держал оборону. Приёмным родителям придётся поработать, чтобы растопить лёд, но Муры справятся — я видела, как они уже не раз это делали.

Когда я вернулась в офис, силы меня покидали. Глянув на часы, я выругалась. Тринадцать тринадцать. Чёрт бы побрал Милу — оказалась права. Не раздумывая, я направилась к столу, сорвала пакет «Кислых клубничек» и сунула в рот горсть мармелада.

Ноа поднял голову от монитора.

— Всё настолько плохо?

— Если расскажешь Миле, что я свалилась ровно в то время, когда она предсказала, можешь считать, что мы больше не друзья, — пробормотала я, зажевывая мармелад и закрывая глаза от удовольствия. — Кислые мармеладки, вы всё, что мне нужно. Вы не бросаете меня в трудную минуту. Вы — надёжны, как никто.

Когда я открыла глаза, поймала взгляд Ноа, устремлённый мне на рот. Он быстро откашлялся и отвернулся.

— Пока ты вливаешь сахар, обсудим дело Куперов?

— Давай, — промямлила я, садясь и открывая ноутбук.

Ноа поднялся и подошёл ближе, глядя через моё плечо.

— Прокурор завтра подаст обвинение в халатности и угрозе жизни ребёнка. Судя по доказательствам и показаниям, родителей ждёт срок.

Желудок сжался, как всегда при таких делах. Сколько бы раз я ни проходила через подобные случаи — легче не становилось. Некоторые сотрудники службы говорили, что приходится отключать эмоции, иначе не выдержишь. Я их понимала. Но сама не умела.

— Бабушка детей хочет оформить опеку. У неё стабильный доход, работа из дома, крепкое окружение. Думаешь, можно подавать на лишение родительских прав?

Ноа задумчиво издал глухое «хмм», опершись ладонями о спинку моего стула.

Но прежде чем он ответил, послышался другой голос — ниже, с хрипотцой, от которой у меня по спине пробежали мурашки:

— Не знаю, чего ты ищешь, приятель, но точно могу сказать, где этого нет. В декольте Фэл.

О черт.

2 Кай

За эти годы я научился держать себя в руках, усмирять зверя, что жил внутри. Но были вещи, которые всегда срывали предохранитель: когда кто-то обижал слабого, когда мучили животных и когда трогали Фэллон.

Ничто не могло взбесить меня быстрее, чем если кто-то пытался задеть Воробья.

Я не был дураком — прекрасно видел, как этот её так называемый коллега на неё смотрит. Смотрел всегда. И только сама Фэллон, похоже, этого не замечала.