Тошнота подкатила к горлу, когда я разглядела его лицо — синяк, распухшая скула, следы ударов, один за другим.

Мой мизинец вцепился в его сильнее, будто я могла удержать его здесь, рядом, просто хваткой.

— Из-за боёв? — выдохнула я.

Кайлер был потрясающим бойцом ММА, но в последнее время он соглашался на подпольные поединки за деньги, и у меня с самого начала было плохое предчувствие. Глядя сейчас на его лицо, я поняла, что дело не только в драках.

В янтарных глазах Кайлера промелькнула тьма.

— Нет.

Горло сжалось. Что может быть хуже подпольных боёв без защиты? Хуже связей с шайкой байкеров, которых Трейс называл опасными?

— Отец? — слова еле прошли сквозь узел в горле.

Кайлер уставился на ручей под нами. Кизил, что весной цвел у этого места, теперь стоял голый, похожий на костлявые пальцы, иссохшие от холода и безразличия. Как он сам.

На его челюсти вздулась жилка, пульсируя в такт сердцу.

— Подкараулил, когда я вернулся домой. Пьян или обдолбан — может, и то и другое. Повалил меня, и я не смог подняться. Очнулся на полу утром.

Слёзы подступили мгновенно, но я утопила их вместе с яростью где-то вглубине.

— Мама? — выдохнула я.

Он услышал, хотя голос мой почти сорвался.

— Ты же знаешь, ей плевать. Всё ещё злится, что я испортил ей лучшие годы жизни. Иногда мне кажется, она бы предпочла, чтобы он меня добил.

Слёзы покатились по щекам, но я не отпустила его мизинец. Говорить не могла — слов не находилось, чтобы описать то, через что он проходил.

Он повернулся ко мне.

— Черт, Воробышек, не плачь.

Кайлар выдернул руку. Без его мизинца в моей ладони мне стало физически плохо — будто я больше не могла его защитить. Он натянул рукава худи на руки и большими пальцами смахнул слёзы с моего лица.

— Всё в порядке.

— Нет, — прошептала я. — Не всё. Им нельзя это спускать. Мы не можем позволить им.

Кайлер опустил руки.

— Я собираюсь уехать. Может, до Портленда доберусь.

Меня захлестнула паника. Страх следом. Кайлер был старше меня всего на два года — шестнадцать, но этого слишком мало, чтобы выжить одной в огромном городе. С ним могло случиться всё, что угодно. А мысль о том, что я не увижу его каждый день, не узнаю, жив ли он…

Я будто перестала дышать.

— Не надо, — прохрипела я. — Я поговорю с Трейсом. Он теперь помощник шерифа, он сможет помочь…

— Нет. — Кайлер вскочил на ноги и зашагал взад-вперед. — Ты не можешь. Если кто-нибудь узнает, меня отправят в приют. Или, если отец настучит, что я дерусь за деньги, — в колонию. Я не могу рисковать, Воробышек. Пообещай, что никому не расскажешь. Пообещай.

С каждым словом тревога все сильнее стягивала грудь, но я знала: не могу предать тот дар, что Кайлер мне подарил.

Доверие.

Парень, у которого не осталось ничего, отдал мне все. Свою доброту. Свою веру. Он увидел, как я барахтаюсь в горе, и просто оказался рядом — тихо, по-настоящему.

— Я не расскажу, — прошептала я.

Напряжение в Кайлере чуть спало, будто кто-то убавил силу тока.

— Ладно.

Я смотрела на парня, который стал моим убежищем, на его разбитое, в крови лицо.

— Не могу видеть, как тебе больно, — сорвалось у меня. Я поднялась. — Хочу все исправить. Хочу убить их. Хочу забрать всю боль, чтобы тебе стало легче.

— Ты уже делаешь это, — перебил он, делая шаг ко мне и снова цепляя мой мизинец своим. — Ты приносишь мне еду. Следишь, чтобы я не завалил предметы. — Он коснулся пальцем кулона-стрелы на моей шее. — Ты заставляешь меня чувствовать… что я не один. А я был один, сколько себя помню. Но ты… ты делаешь все лучше.

Дыхание у меня сбилось, когда его ладонь легла мне на щеку, большой палец смахнул последнюю слезу. Сердце грохотало в ушах, когда он наклонился. Но не приблизился — ждал. Как всегда.

И потому, что это был Кайлер, я не боялась. Даже не нервничала. Просто хотела. Узнать, каково это — его губы, его вкус, его дыхание. Каково — быть поцелованной этим мальчиком.

Я сократила расстояние сама, коснувшись его губ. Парень, которого все считали грубым, целовал нежно до ломоты в сердце. Тепло обожгло губы, разлилось по телу, будто я впервые проснулась от долгого сна. Он пах перечной мятой и дымом, а кожа его — мхом и янтарем, только смешавшись с ним, эти запахи менялись. Как и я.

Шершавой ладонью он провел вдоль моей челюсти, и я потянулась ближе, впитывая это волшебство, что было только его. Его язык осторожно скользнул внутрь, нерешительно, будто просил разрешения еще раз. Сначала я ответила неловко, но быстро нашла ритм. Его длинные пальцы запутались в моих волосах, и я открылась ему.

— Ну надо же. Что тут у нас? — раздался голос. — Знал же, что дело не только в учебе.

Мы с Кайлером отпрянули друг от друга. Он тут же заслонил меня собой и впился взглядом в друга.

Орен усмехнулся.

— Да брось. Думаешь, мне интересна эта мышка?

Кулаки Кайлера сжались, костяшки хрустнули.

— И хорошо, что нет. Потому что тронешь её — сверну шею, как сухую ветку.

Орен поднял руки, но в его глазах сверкнула злость.

— Нервный ты, парень. Прибереги это для боя в выходные.

Гнев вспыхнул во мне, горячий и стремительный.

— Он не дерется в эти выходные. Посмотри на его лицо. У него, скорее всего, сотрясение.

Орен метнул в меня злой взгляд.

— Вот зануда, мышка. Не убивай кайф, а? С ним всё будет нормально к субботе.

Я шагнула ближе к Кайлеру, позволив ярости вытеснить страх.

— Если узнаю, что ты заставил Кайлера выйти на бой, попрошу брата внести тебя во все возможные списки разыскиваемых. Спущу воздух из твоего байка каждый день. И подсыплю розовую краску в твой шампунь.

— У неё есть жилка мстительницы, — раздался новый голос, и из-за деревьев вышел Джерико. — Мне нравится.

Оба друга Кайлера вызывали у меня раздражение, но у Джерико хотя бы иногда мелькала душа.

Челюсть Орена ходила взад-вперед, взгляд метнулся к Кайлеру. — Лучше держи свою сучку покорнее и не болтай о наших делах.

Кайлер рванулся вперед — быстро, как молния. От нокаута Орена спасло только то, что Джерико успел схватить Кайлера за куртку и оттащил назад.

— Спокойно, спокойно, — встав между ними, сказал Джерико. — Давайте дышать. Оре, ты же знаешь: Фэл вне игры. Кай за неё в порошок сотрет. Кай, помни, своих не бьем.

— Он заслужил, — прорычал Кайлер.

— Может быть. Но Орен всегда был засранцем. Придется терпеть.

— Вы оба козлы, — пробормотал Орен.

Вдали прозвенел школьный звонок — будто часы пробили полночь. Я вдруг почувствовала себя Золушкой, у которой вот-вот рассыплется платье. Кайлер повернулся ко мне, взгляд скользил по моему лицу, словно он пытался запомнить каждую черту.

— Тебе пора. Не хочу, чтобы ты опоздала.

Я подошла ближе, не обращая внимания на его друзей, и снова зацепила мизинцем его палец.

— Ты будешь в порядке?

Он чуть усмехнулся.

— Разве я когда-то не был?

— Будь осторожен, — прошептала я.

Кайлер долго смотрел на меня, потом наклонился и коснулся губами моего лба. Будто тоже хотел запомнить этот момент. Внутри всё перевернулось — это слишком походило на прощание.

— Кайлер… — начала я.

Я сдернула рюкзак с плеч и достала второй обед, сунув ему в руки.

— Иди, — тихо сказал он. — Не позволю, чтобы ты опоздала из-за меня.

Я пошла. Но потом пожалела об этом весь оставшийся день.

Вдоль коридора и снизу, с кухни, раздался звонок. Я лежала в темноте, уставившись в потолок, будто на нём могли быть ответы на все мои вопросы. Через два гудка звонок оборвался.

Моя спальня была всего в двух дверях от маминой, но я всё равно услышала её приглушённый голос — не слова, а знакомую, сонную интонацию. Потом заскрипели половицы: мама шла по коридору и спускалась по лестнице.

Это могло значить только одно — новый постоялец. А если приезжал среди ночи, значит, всё плохо. Срочное размещение.