Сжатие усилилось, и я рывком села. Моргнула — каждое движение век отзывалось болью. Тело ломило, мышцы протестовали. Но стоило мне взглянуть на мужчину в больничной кровати и всё исчезло. Потому что впервые за пять дней янтарные глаза смотрели прямо в мои.

— Кайлер, — выдохнула я.

Он сжал мой мизинец.

— Воробышек.

Голос едва слышен, но это не имело значения. Он был в сознании. Он знал, кто я. Он был здесь.

Слёзы сразу потекли по щекам, падая на наши сцепленные руки.

— Они говорили… что ты можешь не выжить. Но я знала лучше. Ты сам вырвался с того света и вернулся ко мне.

Кай посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула боль.

— Не… сам. С тобой.

Я поднесла наши сцепленные пальцы к губам и коснулась его кожи, словно убеждаясь, что он реален.

— Я люблю тебя.

— Ты показала мне, что такое любовь, — хрипло прошептал Кай. — Я не знал, пока ты не пришла. Меня никто никогда не выбирал… но не ты.

Слёзы полились сильнее.

— Воробышек, — Кай пошевелился, и на его лице мелькнула вспышка боли.

— Мне позвать медсестру? Они…

— Нет, — его мизинец судорожно сжал мой. — Мне просто нужно минуту побыть с моей девочкой.

— Ты здесь.

— Я же обещал, да?

Сердце будто треснуло, но свет Кайлера наполнил все трещины.

— Обещал.

Он смотрел на меня, будто заново запоминал черты.

— Сколько… я был без сознания?

Меня пробрала дрожь.

— Пять дней. Сам начал дышать через двое суток, но не просыпался.

— Никогда не любил ранние подъёмы.

Я попыталась улыбнуться, но смогла только дрогнуть губами.

— Рене? — спросил он.

Я покачала головой.

— Её больше нет.

На его лице отразилась целая буря чувств.

— Эван?

В этом имени было столько боли, столько невысказанного.

— Он выжил после операции, — ответила я мягко. — Его перевели в тюремную больницу. Там есть психиатрическое отделение.

Глаза Кая блеснули невыплаканными слезами.

— Он так сломан. И я не могу перестать думать, что это моя вина.

Я не выдержала. Наклонилась и обхватила ладонями его лицо, чувствуя щетину под пальцами.

— Он действительно сломан. Но это не твоя вина, Кайлер. Ты дал ему приют, даже не зная, кто он тебе. Откуда ты мог знать, что его разум так искривился? Что он зафиксировался на тебе?

— Просто… он был совсем один.

Я провела большими пальцами по его щекам.

— Он не был один. У него был ты. Ты стал для него семьёй. Просто его разум предал его.

Слёзы скатились с его ресниц на мои пальцы.

— Я не могу его ненавидеть. Должен бы, но…

— У тебя слишком доброе сердце, — прошептала я. — Ты любишь слишком сильно. Ты не способен ненавидеть тех, кто для тебя что-то значит.

— Самая красивая душа на свете, мой воробышек, — выдохнул Кай.

Я коснулась его губ своими.

— Люблю тебя. А теперь три девочки, которые очень хотят тебя увидеть. Можно я напишу маме, чтобы их привели?

Глаза Кая засветились.

— Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем увидеть всех моих девочек вместе.

К тому моменту, как я услышала голос Грейси в коридоре, мы с мамой успели усадить Кая и хоть немного привести его в порядок — насколько позволяли трубки и провода. Но ничто не исцелило его так, как первый взгляд на девочек, которые когда-то были просто сестрами, а теперь стали дочерьми. Всё лицо Кая озарилось, когда они ворвались в палату.

— Папа Кай-Кай! — завизжала Грейси и рванула к кровати.

Я поймала её за талию и усадила к себе на колени.

— Осторожно, помнишь? У него грудь болит.

— Папа Кай-Кай, — повторила она, но уже шёпотом.

— Шептать не обязательно, — заметила Клем, закатив глаза. — Просто на него нельзя прыгать.

— «Мягкие слова и мягкие руки», — процитировала Грейси. — Так Хей-Хей говорит.

Мама обняла Хейден за плечи и подвела обеих ближе к кровати.

— Отличные слова, чтобы по жизни следовать.

Хейден всё ещё была бледна, с тёмными кругами под глазами. Она сглотнула.

— Ты… ты правда в порядке?

Кай протянул к ней руку, и она сразу подошла, сжимая её. Он ответил на её взгляд:

— Доктор сказал, что заживаю хорошо. Лёгкие и сердце работают. Видимо, мне просто нужен был длинный-длинный сон.

— Иногда я тоже хочу поспать, когда у нас экскурсия в школе, — сообщила Грейси.

Кай тихо засмеялся и тут же поморщился.

— Девочки, давайте пока без шуток.

Грейси нахмурилась.

— Это будет трудно. Я ведь очень смешная.

Кай усмехнулся.

— Чёрт возьми, это правда.

Хейден фыркнула.

— В копилку за ругательства… папа.

— Никогда не устану это слышать, — хрипло сказал Кай.

— Отлично, — ответила она и мягко сжала его руку, прежде чем отпустить.

Кай перевёл взгляд на Клем.

— Подойдёшь?

Она прикусила губу, теребя её зубами.

— Я не хочу задеть ничего. Я читала про дренаж в грудной клетке и как врачи снова раздувают лёгкое, и…

— Моя умница, иди сюда. Ты не причинишь мне вреда, — уверил её Кай.

Клем медленно подошла, встала рядом с Хейден и, наконец, взяла его за руку.

— Я боялась, — призналась она.

— Я тоже, — сказал Кай. — Но я чувствовал вас рядом. Слышал, как Фэллон говорила, как вы все меня любите. Это дало мне силы бороться.

— Мы и правда тебя любим, — хрипло произнесла Хейден. — Очень.

— Больше всех на свете, — добавила Грейси, кивая. — Наш самый-самый брат-папа.

Клем прыснула со смеху.

— Тогда, может, будем звать его Бапа?

Кай улыбнулся краем губ.

— Звучит круто. Почти как «крутой папа». — Он оглядел всех. — Люблю вас. Каждую. Вы — самое лучшее, что у меня есть.

Глаза Хейден, такие же янтарные, как у него, заблестели.

— Спасибо, что дал нам семью. У нас никогда не было ничего подобного. Ты дал нам безопасность. Любовь. Ты вернул нас домой.

53 КАй

— Мне не нужна коляска, — проворчал я, пока чересчур бодрый санитар катил меня к выходу из больницы.

— Чувак, тебе грудь прострелили. Думаю, ты можешь немного покататься, — пробурчал Коуп.

Роудс легонько стукнула его по затылку:

— Чип эмпатии, Коупипантс. И вообще, хорош придираться — ты ведь сам недавно так же ломался.

— Да, Мистер Хоккей, — прищурилась Фэллон. — Прояви хоть каплю чуткости. А не то никогда не узнаешь, откуда в тебя прилетит блестящая бомба.

Глаза Коупа округлились:

— Ты меня правда пугаешь.

— И прекрасно, — фыркнула Фэллон.

— Воробышек, — сказал я, стараясь сдержать смешок, потому что каждый вдох отдавался болью. — Угомони свою мстительность хоть на пару дней, ладно?

Она взглянула на меня, когда двери больницы раскрылись:

— А в чем тогда будет веселье?

— Слышал, тут кто-то сбегает сегодня, — крикнул Шеп, стоявший у внедорожника Коупа с широкой ухмылкой.

Я нахмурился:

— Вам обязательно было всем четверым приезжать, чтобы отвезти меня домой?

— Когда ты ворчливый идиот, который лезет делать больше, чем велел врач, — да, обязательно, — отрезала Фэллон.

— Ворчливый идиот? Так вот как ты разговариваешь со своим выздоравливающим мужем? — возмутился я.

Губы Фэллон дрогнули:

— Если он ведет себя как ворчливый идиот — именно так. — Она наклонилась и коснулась моих губ. — Но я все равно люблю тебя. Даже когда ты конкурируешь с тем самым котом из мемов.

— Скажи еще раз, — прошептал я ей в губы.

— Ты конкурируешь с тем самым котом.

Я улыбнулся.

— Другое.

— Ах это. — Фэллон снова поцеловала меня. — Я люблю тебя.

— Где Лука, когда он так нужен? — пробормотал Шеп. — Сопли-слезы опять.

Роудс метнула в него что-то:

— Они милые.

Фэллон выпрямилась, глаза у нее были чуть затуманены: