Орен усмехнулся.

— Да брось. Думаешь, мне интересна эта мышка?

Кулаки Кайлера сжались, костяшки хрустнули.

— И хорошо, что нет. Потому что тронешь её — сверну шею, как сухую ветку.

Орен поднял руки, но в его глазах сверкнула злость.

— Нервный ты, парень. Прибереги это для боя в выходные.

Гнев вспыхнул во мне, горячий и стремительный.

— Он не дерется в эти выходные. Посмотри на его лицо. У него, скорее всего, сотрясение.

Орен метнул в меня злой взгляд.

— Вот зануда, мышка. Не убивай кайф, а? С ним всё будет нормально к субботе.

Я шагнула ближе к Кайлеру, позволив ярости вытеснить страх.

— Если узнаю, что ты заставил Кайлера выйти на бой, попрошу брата внести тебя во все возможные списки разыскиваемых. Спущу воздух из твоего байка каждый день. И подсыплю розовую краску в твой шампунь.

— У неё есть жилка мстительницы, — раздался новый голос, и из-за деревьев вышел Джерико. — Мне нравится.

Оба друга Кайлера вызывали у меня раздражение, но у Джерико хотя бы иногда мелькала душа.

Челюсть Орена ходила взад-вперед, взгляд метнулся к Кайлеру. — Лучше держи свою сучку покорнее и не болтай о наших делах.

Кайлер рванулся вперед — быстро, как молния. От нокаута Орена спасло только то, что Джерико успел схватить Кайлера за куртку и оттащил назад.

— Спокойно, спокойно, — встав между ними, сказал Джерико. — Давайте дышать. Оре, ты же знаешь: Фэл вне игры. Кай за неё в порошок сотрет. Кай, помни, своих не бьем.

— Он заслужил, — прорычал Кайлер.

— Может быть. Но Орен всегда был засранцем. Придется терпеть.

— Вы оба козлы, — пробормотал Орен.

Вдали прозвенел школьный звонок — будто часы пробили полночь. Я вдруг почувствовала себя Золушкой, у которой вот-вот рассыплется платье. Кайлер повернулся ко мне, взгляд скользил по моему лицу, словно он пытался запомнить каждую черту.

— Тебе пора. Не хочу, чтобы ты опоздала.

Я подошла ближе, не обращая внимания на его друзей, и снова зацепила мизинцем его палец.

— Ты будешь в порядке?

Он чуть усмехнулся.

— Разве я когда-то не был?

— Будь осторожен, — прошептала я.

Кайлер долго смотрел на меня, потом наклонился и коснулся губами моего лба. Будто тоже хотел запомнить этот момент. Внутри всё перевернулось — это слишком походило на прощание.

— Кайлер… — начала я.

Я сдернула рюкзак с плеч и достала второй обед, сунув ему в руки.

— Иди, — тихо сказал он. — Не позволю, чтобы ты опоздала из-за меня.

Я пошла. Но потом пожалела об этом весь оставшийся день.

Вдоль коридора и снизу, с кухни, раздался звонок. Я лежала в темноте, уставившись в потолок, будто на нём могли быть ответы на все мои вопросы. Через два гудка звонок оборвался.

Моя спальня была всего в двух дверях от маминой, но я всё равно услышала её приглушённый голос — не слова, а знакомую, сонную интонацию. Потом заскрипели половицы: мама шла по коридору и спускалась по лестнице.

Это могло значить только одно — новый постоялец. А если приезжал среди ночи, значит, всё плохо. Срочное размещение.

Я сбросила одеяло, села и сунула ноги в свои пушистые тапочки-единороги, под стать пижаме, и поплелась вниз по коридору. Когда я добралась до кухни, чайник уже стоял на плите.

— Привет, милая. Разбудила? — спросила мама, затягивая пояс клетчатого халата. Того самого, который папа подарил ей десять лет назад. Она всегда говорила, что, надев его, чувствует, будто он её обнимает. Халат она штопала и перешивала десятки раз — казалось, не расстанется с ним никогда.

Я покачала головой.

— Не спалось.

Мама убрала прядь волос с моего лица.

— Всё в порядке?

Нет. Совсем не в порядке. Но я дала обещание, а Кайлер подарил мне доверие. Я никогда не предам его.

— Просто в школе много всего, — ответила я.

— Я завариваю чай с ромашкой. Выпей, — сказала мама.

— Хорошо. — Я наблюдала, как она снимает чайник с огня до того, как тот успел зашипеть, заливает кипяток в заварник и достает три кружки. — Кто приедет? — тихо спросила я.

Лицо мамы приобрело то знакомое тревожное выражение, какое бывало перед особенно тяжёлым случаем. Как тогда, когда к нам попала Арден, боявшаяся спать без света. Или когда Трейс ходил на кладбище к могиле своей мамы в её день рождения.

— К нам ненадолго поселится мальчик, — сказала она.

Я вгляделась в неё, пытаясь прочесть больше.

— Что случилось?

Она накрыла чайник вязаным чехлом и положила на него ладонь.

— Его ранили. Нужен дом, где он будет в безопасности.

Живот болезненно сжался. Почему на свете так много людей, которым доставляет удовольствие причинять боль?

— Нашли того, кто это сделал?

Мама кивнула. — Трейс сказал, что мужчина под стражей.

— Хорошо, — вырвалось у меня слишком резко, и мама удивленно приподняла брови.

Она коснулась моей щеки и слегка тронула пальцем кулон-стрелу, тот, что подарил мне папа.

— Моя маленькая воительница за справедливость. — В дверь тихо постучали. — Наверное, это Трейс.

Мама уже шла к прихожей, и я поспешила за ней — вдруг смогу помочь. Но как только дверь открылась, мир подо мной будто провалился. И дело было не в усталом лице Трейса и не в сочувствии на лице его напарника Габриэля. А в мальчике, который стоял, уставившись в пол. В том самом, который когда-то отдал мне всё.

Наверное, я издала какой-то звук, потому что Кайлер резко поднял голову. В тот миг боль проступила на его лице. Его тёмно-каштановые волосы казались черными под тусклым светом крыльца, а под янтарными глазами легли тени усталости.

— Осторожно, — тихо сказал Трейс. — Швы еще будут тянуть.

Швы?

Я в панике оглядела его с ног до головы, собирая в мозгу обрывки картинок: рука в перевязи, бинты, выглядывающие из-под больничной формы, пластырь на брови, опухшая щека…

— Привет, Кай, — мягко сказала мама. — Я Нора Колсон. Добро пожаловать. Комната готова, на кухне заварен чай. Фэллон покажет тебе, где что. Кажется, вы знакомы по школе.

Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах. Пальцы покалывало, словно током. Кайлер. Мой Кайлер. Тот, кто теперь нуждался в убежище.

— Нет, — прохрипел он. — Не думаю, что мы встречались.

Это было как удар в грудь — хуже, чем очнуться в больнице после аварии, с переломанными рёбрами и сотрясением.

— Фэл? — позвала мама.

— Извини, — пискнула я. — Я покажу.

Я юркнула вперёд, как мышка, именно так меня всегда называл Орен, но Кайлер шёл медленно, каждый шаг давался с болью. И я не могла сдержать слез.

Пока мама вполголоса говорила с Трейсом и Габриэлем, я довела Кайлера до кухни. Мы остались одни, и я уставилась на чайник — не могла смотреть на него. Это было невыносимо.

— Расскажи, — выдавила я.

Долгое молчание. Потом Кайлер сказал хрипло, будто голос у него ободрали наждаком:

— Он застал меня, когда я собирал вещи. Нож схватил. Я никогда не видел его таким злым. — Он запнулся. — Думаю, он хотел меня убить.

Я не выдержала и посмотрела на него. Ужас и шок обрушились, как лавина.

— Кайлер… — прошептала я.

Слёзы полились по его лицу, обжигающие, как боль.

— Мой отец пытался убить меня. А мать не сделала ничего. Просто стояла и смотрела, будто я ей никто.

Я хотела коснуться его, но не знала, куда — всё тело казалось сплошной раной. Поэтому, как всегда, потянулась к его мизинцу и зацепила его своим.

— Теперь ты в безопасности, — сказала я. — Мы рядом.

В его взгляде мелькнуло что-то новое — страх, отчаяние, тревога, всё сразу. Он сжал мой мизинец сильнее.

— Ты не можешь сказать им, что мы знакомы. Что я тебя целовал.

Я нахмурилась, не понимая.

— Они не позволят мне остаться, если узнают. Твой брат приложил усилия, чтобы меня поселили именно сюда. Меня хотели отправить в приют в Роксбери. Если меня выгонят отсюда — туда я и попаду.

Боль полоснула грудь. Кайлер не заслуживал этого. Он заслуживал место, где не нужно оглядываться, где можно выдохнуть и залечить раны. И он это получит. Даже если мне придётся притвориться, что он для меня никто. Даже если придётся стереть из памяти, что он знал меня лучше всех. Что я влюбилась в него в тот момент, когда он нашёл меня кричащей в лесу.