Кай открыл глаза — чистое золото, сплошное желание.

— Скажи, что я могу попробовать тебя, — хрипло произнес он.

Дыхание сорвалось, и остался только один ответ:

— Да.

Его рука скользнула от бедер вниз, и ловкие пальцы расстегнули пуговицу на моих джинсах. Во рту пересохло, когда Кай медленно потянул за молнию. Я слышала каждый металлический зубец — даже сквозь гитарные рифы и тянущиеся строки старой песни, звучавшей в студии. И чувствовала их — крошечные вибрации пробегали по всему телу.

— На счет три, Воробышек, — тихо сказал он. — Подними бедра. Только осторожно… не двигай этой прекрасной грудью слишком сильно.

— Хорошо, — выдохнула я.

Его пальцы зацепились за пояс джинсов и кружевных трусиков, в тон лифчику.

— Раз... — я напряглась.

— Два... — мышцы будто застыли под кожей.

— Три.

Я подняла бедра, и Кай стянул с меня джинсы одним уверенным движением — вместе с кружевным бельем. Когда он отбросил всё это на пол, его взгляд прошелся по моему телу, будто кисть художника по холсту, вычерчивая каждую линию, каждый изгиб.

— Мог бы смотреть на тебя вечно, — тихо произнёс он. — Никогда не устану запоминать каждую впадинку, каждый изгиб. Как линии сходятся и расходятся. Самое прекрасное творение — на этой земле и за её пределами.

— Кайлер, — прошептала я.

Он подтянул к себе стул, сел и опустился ниже. Бёдра сомкнулись сами собой.

— Не смей, — прорычал он, обхватывая мои голени ладонями. — Не прячься. Лучший подарок, который ты мне даёшь, — это когда открываешься полностью. Показываешь свой огонь и свой страх. Своё мягкое сердце и ту дикую силу, что в тебе живёт. Тело. Душу. И если ты думаешь, что я не хочу запомнить твою красоту во всех её проявлениях, — ты ошибаешься.

Дыхание сбилось, грудь поднималась в судорожных рывках.

— Разреши мне увидеть тебя, Воробышек. Всю. Я не гордый — могу и попросить.

Медленно, будто ломая невидимые цепи, я разжала бёдра.

Кай втянул воздух сквозь зубы.

— Черт, какая же ты красивая. Болит, да?

— Да.

— Я помогу тебе с этим, — сказал Кай и одним уверенным рывком потянул меня вниз по кровати. Он перекинул мои ноги себе на плечи, оказываясь лицом к лицу с самой уязвимой частью меня.

— Черт, какая ты идеальная. Уже дрожишь. Моя девочка любит свою татуировку.

Я тихо рассмеялась.

— Кажется, я могу втянуться. Особенно если всё будет заканчиваться вот так.

— Думаю, это можно устроить, — пробормотал Кай, проведя кончиком носа по внутренней стороне моего бедра. Меня пронзила дрожь — сладкая, волнующая. Его пальцы скользнули между моими складками, дразня, играя, заставляя всё тело откликаться.

Кай высунул язык, обвёл им мой клитор и тихо простонал:

— На вкус — как свобода.

Еще одно мягкое движение, острое, как вспышка тока.

— Как первый легкий вдох после бури.

Он закружил языком снова, чуть сильнее, и шепнул:

— Как всё, чего я когда-либо хотел.

Мои пальцы вцепились в края кушетки, когда Кай ввел в меня два пальца. Он двигал ими медленно — внутрь, наружу, — потом описал круг, точно так, как я когда-то направляла его руку в нашу первую ночь. Этот мужчина ничего не забывал.

Но теперь он добавил новое движение: вращая кистью, он чуть согнул пальцы, скользнув ими вниз по внутренним стенкам. Из груди вырвался звук — не то стон, не то тихий всхлип.

Кай тихо замурлыкал, прижимаясь губами к моему клитору, и волна новых ощущений пронеслась по телу. Его язык начал двигаться быстрее, описывая короткие круги, и мышцы внутри меня задрожали.

— Кайлер… — выдохнула я.

Он простонал, прижимаясь к самой чувствительной точке, а потом втянул её в себя, глубоко, настойчиво, языком — то дразня, то требуя. Кай добавил третий палец, и я выгнулась дугой.

— Не двигайся, — приказал он. — Позволь мне позаботиться о тебе.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, но всё же кивнула. Его пальцы снова заскользили — то медленно, то резко, то закручивая, то тянув вниз. Движения были непредсказуемыми, и тело вспыхивало от каждой новой волны жара.

Изо всех сил я вцепилась в край кушетки, когда губы Кая сомкнулись на моем клиторе. Его язык надавил и я больше не смогла сдерживаться.

Я разорвалась. Огонь и лед обрушились одновременно. Все тело сжалось, будто в судороге, а потом взорвалось и казалось, я рассыпалась на части, чтобы сложиться заново, другой, новой.

Кай двигался со мной, улавливая каждую дрожь, растягивая волны наслаждения, заставляя их длиться дольше, чем я думала возможно. Пока из меня не выжалось всё.

Я тяжело дышала, открыла глаза и увидела на потолке его работу, его рисунок. Кай был повсюду. Вокруг меня. Во мне. Часть меня.

Он медленно вынул пальцы, провел языком по ним, глядя прямо на меня.

— Черт, к этому я мог бы привыкнуть, Воробышек.

Я улыбнулась, глядя вниз.

— Похоже, я окончательно подсела на татуировки.

40 Фэллон

— Все мои подружки теперь хотят такие же ланч-боксы, как у меня, — сообщила Грейси, пока я помогала ей забраться в машину. — Хей-Хей, ты могла бы сделать им тоже красивые?

Я бросила взгляд на слегка растерянную Хейден, сидевшую на переднем сиденье.

— Знаешь, из этого можно устроить настоящий бизнес. Подзаработаешь на дополнительные часы на льду.

Хейден наклонила голову.

— Звучит не так уж плохо.

Правда была в том, что Кай оплатил бы ей любое количество занятий. Ему бы это только в радость. Но мы говорили о том, что Хейден нужно чувствовать, будто она тоже что-то делает сама, стоит на собственных ногах. Для брата, который мечтал дать ей всё, это будет непросто.

— Я им сказала, что это кин-кин-уги, — заявила Грейси, запнувшись на слове.

— Кинцуги, — поправила Клем.

Грейси нахмурилась.

— Так я и сказала.

Клем закатила глаза, но улыбка у неё не исчезла.

— Можно попробовать то же самое с глиной.

— У меня не так много золота, чтобы чинить посуду, — засмеялась Хейден.

— Мы можем смешать золотую краску с клеем, — возразила Клем.

— Мне кажется, это отличная идея, — поддержала я, усаживаясь за руль. — В Роксбери есть место, где можно бить тарелки ради удовольствия. Сначала разобьём, потом склеим обратно.

— Серьёзно? — удивилась Хейден.

Клем выглянула с заднего сиденья.

— А если мы переедем к мисс Норе, всё равно сможем туда сходить?

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

После совета с Роуз мы приняли тяжёлое решение — завтра девочки переедут на ранчо Колсонов. Мы не могли рисковать, подвергая их хоть какой-то опасности. Мы с Каем всё равно сможем возить их в школу, а Нора — приводить к нам на ужины и кино, но жить они будут у неё, пока этого психа не поймают.

— Мы будем делать всё, как обычно. Даже читать сказки на ночь, — заверила я Клем. — Просто хотим быть максимально осторожными.

— То есть, чтобы дурацкая система подумала, будто вы хорошие родители, — буркнула Хейден. — А вы и есть лучшие люди, что были в нашей жизни.

— Она права, — тихо добавила Грейси.

У меня в груди всё сжалось — от боли и гордости одновременно.

— Вы чудесные. И именно поэтому мы должны позаботиться о вас как следует. Это ненадолго. А в выходные пойдём бить посуду.

Грейси склонила голову.

— Я вообще-то хочу что-нибудь побить.

Я рассмеялась. Остаток дороги до школы мы провели, обсуждая, как всё устроим на выходных. Я не была уверена, как Кай отреагирует, но, увидев восторг девочек, наверняка поддержит.

Я бросила взгляд на телефон в держателе — вдруг написал Кай. У него сегодня утром была встреча с адвокатом, чтобы обсудить бумаги по усыновлению: штат уже начал процесс лишения Рене родительских прав. Но от него всё ещё не было ни слова.

Сделав глубокий вдох, я попыталась успокоиться и свернула на парковку у школы. Мы быстро доехали до входа. Я вышла, чтобы помочь Грейси, пока Клем и Хейден уже выбирались сами.