— Воробышек... — выдавил он.

— Потому что ты живешь во мне. — Слова вырвались, как выстрелы. — Сколько бы я ни пыталась тебя вырвать или выжечь — ты остаешься. Ты часть меня.

В глазах Кая вспыхнула паника, янтарь стал ярким, почти золотым.

— Черт. Я не могу... Я разрушу тебя, Воробышек. Я не могу тебя испортить. Ты — единственное хорошее, что у меня есть.

Боль накрыла новой волной — не телесной, а душевной, оглушающей. Я смотрела на него — и сердце рвалось.

— Кайлер, — прошептала я, делая шаг ближе, несмотря на то, что он пытался отступить. — Ты делаешь меня лучшей версией себя. Сильной. Смелой. Такой, какая я есть. Ни одна часть тебя не способна меня разрушить.

Он яростно тряхнул головой, руки сжались, ногти впились в кожу.

— Она во мне. Эта тьма. Они вбивали ее в меня — каждым ударом, каждым унижением. Я не позволю, чтобы она легла на тебя.

Я схватила его руку, удерживая, не давая себя ранить.

— Ты не тьма. И если ты делишься со мной своей болью, это для меня только одно — честь. — Я прижала его ладонь к груди, туда, где всегда чувствовала его. — Я ненавижу, что тебе больно. Но когда ты позволяешь мне это видеть, держать вместе с тобой — это дар. Потому что так я по-настоящему знаю тебя. Вижу, что ты пережил, и как вырвался из той пропасти, в которую тебя бросили.

Глаза Кая наполнились слезами.

— Не могу, Воробышек. Не могу причинить тебе боль.

— Единственная боль — когда ты уходишь, — прошептала я. — Тогда будто выдираешь из меня душу.

Слезы скатились по его щекам, исчезая в щетине.

— Ты — единственное место, где я могу дышать. Ты мой воздух.

Я подняла руку и стерла его слезы.

— А ты — всё мое. С того дня, как ты нашел меня в лесу, кричащую от страха. Ты дал мне безопасное место, когда я думала, что его больше нет.

— А ты дала мне дом. Во всех смыслах — дом. — Его рука легла поверх моей. — Знаешь, почему я зову тебя Воробышек?

— Потому что ты сказал, что нашел меня по песне. — Хотя то был вовсе не песня, а крик — мой отчаянный крик.

Кай покачал головой.

— Не только поэтому. Воробьи — символ надежды. Ты всегда была надеждой для меня. Мое пристанище. Место, куда я возвращался снова и снова, даже если мог держать тебя только в самых потайных уголках души.

Каждое его слово ложилось на кожу, будто выжженное, оставляя след — не рану, а память.

— Кайлер...

— Я не хочу бежать. Не хочу бежать от того, что между нами. Но чертовски боюсь все испортить. Разбить так, что не собрать. Воробышек, вчера тебя преследовал человек. Стрелял. Из-за того, что ты связана со мной. Ты должна была сбежать. Подальше.

— Но я не сбежала. — Я провела пальцем по его щеке. — Я здесь. И не уйду. Что бы ни случилось, мы справимся. Вместе. Есть тьма — мы похороним ее. Так глубоко, что свет туда больше не доберется. Потому что нет ничего, чего мы не сможем сделать, если держимся за одно и то же.

Кай опустил лоб к моему, выдохнув все, что было внутри.

— Воробышек... Всегда была только ты. С самого первого дня.

Я чуть отстранилась, вглядываясь в его лицо.

— Я пытался, — прошептал он. — Каждый раз, когда подпускал к себе другую женщину, мне становилось физически плохо.

Я невольно усмехнулась.

— Я блеванула на кеды Бобби Купера, когда пыталась потерять девственность. Видимо, мое тело тоже не принимает никого, кроме тебя.

Тело Кая напряглось, как натянутая струна.

— Фэллон… ты…

— Девственница? — внутри поднялась неловкость, но быстро улеглась. Это же Кай. С ним можно было говорить обо всем. — Если не считать вибратор… то да.

Из его груди вырвался глухой рык, и он рывком притянул меня к себе.

— Я не спал ни с кем с пятнадцати лет. Похоже, когда встретил тебя, ты забрала не только мое сердце, но и всё остальное.

У меня отвисла челюсть.

— Не может быть. Ты же все время где-то шатался с Джерико и другими. Вокруг полно девушек.

— Вокруг — да. — Он обхватил мое лицо ладонями. — Не буду врать, я пытался. Думал, так будет лучше, если мы оба пойдем дальше. Но, Воробышек, я не смог. Есть причина, почему Джерико зовет меня Священником. Любые руки, кроме твоих, вызывали отвращение. В итоге я просто сдался. Дал тебе поверить, что у меня кто-то был.

— Кайлер Блэквуд, я тебя прибью.

Он рассмеялся — низко, глухо, так, что внутри все затрепетало.

— Воробышек, ты дважды заставила меня кончить в штаны с тех пор, как мы живем вместе. Так что считай, квиты. И это после четырнадцати лет, когда я ходил вечно возбужденный из-за тебя.

Я хотела рассмеяться, но внутри зародилось новое беспокойство.

— Что такое? — спросил Кай, глядя мне в глаза.

— А если... мы несовместимы? — я прикусила губу.

Кай мягко высвободил её из зубов.

— Есть много вещей, которых я боюсь. Но этого — точно нет.

— Правда?

— Правда. — Он скользнул губами по моим, едва касаясь. — Хочешь проверить?

Что-то теплое и пьянящее зашевелилось внутри, разжигая огонь, начавшийся еще утром.

— Да, — прошептала я.

Он выругался, и я нахмурилась.

— Разве «да» — плохой ответ?

Его губы снова коснулись моих, щетина обожгла кожу, посылая по телу дрожь. Кай провел шершавым пальцем по линии моей челюсти.

— Просто... у меня нет презерватива. Вот почему я выругался.

— Я принимаю таблетки, — улыбнулась я.

Кай замер и посмотрел на меня серьезно, глаза цвета янтаря стали мягкими.

— Я проходил медосмотр пару месяцев назад. Ты уверена? Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Во всех смыслах.

Сердце дрогнуло. Я потянулась к краю его футболки.

— Я уверена. Я хочу тебя. Хочу наконец получить ту часть тебя, которую ты все это время удерживал. — Я сняла с него футболку и уронила ее на плитку.

— Воробышек... — хрипло выдохнул он, скользя руками к пуговицам моей пижамы. — У тебя уже есть всё мое.

— Нет, — прошептала я, проводя пальцами по его плечу, по узорам татуировок. — Но сейчас будет.

Кай потянул меня ближе, держа за ткань.

— У тебя было всё всегда. Даже если я никому не говорил. Всегда. Всё. — И его голос дрогнул, будто каждая буква была признанием, вырванным прямо из сердца.

Глаза защипало, когда он стянул с меня пижамную майку — она упала на пол, словно перо, подхваченное ветром. От смены температуры и от его взгляда, прожигающего кожу, соски мгновенно затвердели.

Шершавой ладонью Кай накрыл мою грудь, большим пальцем провел по соску, очерчивая круги.

— Я столько раз представлял, как ты выглядишь. Рисовал тебя в голове снова и снова. Даже пару раз перенес на бумагу.

Где-то внутри поднялась теплая волна — удивление, перемешанное с восторгом.

— Ты рисовал меня?

Кай не отвел взгляда, пальцы все так же двигались, сводя меня с ума.

— Воробышек, на чердаке шесть коробок блокнотов, и в каждом — только ты.

Жар снова вернулся, но теперь он был другим — прекрасным.

— Кайлер…

— Люблю, когда ты произносишь мое имя, — пробормотал он и опустил руки к поясу моих штанов. Медленно, нарочно медленно стянул их вниз — вместе со всем остальным. — Всё еще чертовски блестишь, — выдохнул он хрипло. — Запоминаю каждую линию. Каждый изгиб.

— Кайлер, — снова сорвалось с моих губ.

Он поднялся, подошел к душу и включил воду, проверяя температуру. Затем пальцы зацепились за резинку спортивных штанов, и я застыла, глядя, как он их стягивает. Его член выпрямился, напряженный, как струна.

— Но мы же только что… то есть… ты же уже…

— Воробышек. — Его голос стал низким, с хрипотцой. — Я не занимался сексом очень, очень долго. Так что энергии во мне… предостаточно.

Из меня вырвался смешок, когда он притянул меня в душ и под струи воды. Его губы встретили мои без малейшего колебания. Это был не тот поцелуй, что случался по утрам, когда я чувствовала, как его решимость тает в полусне. Нет — сейчас всё было по-другому. Он отдавал себя мне осознанно, без тени сомнения.