Я был последним ублюдком на свете. Черт возьми. Провел ладонью по лицу под слишком ярким светом ванной. Помещение выглядело чересчур роскошно — паровой душ, огромная ванна, две раковины и между ними — трюмо.

Когда я разрабатывал проект с архитектором, в голове всегда стояла одна картина: Фэллон здесь. Её безделушки, целая армия баночек с косметикой, её запах, её энергия, наполняющая это пространство.

И вот она — здесь. Именно там, где я столько раз её представлял. А я все порчу, шаг за шагом.

Я опустил взгляд на руку — пальцы покалывало, будто обожгло. Ни одно пламя в мире не сравнится с жаром Фэллон. Всё в ней обжигает и оставляет шрамы, которыми я бы гордился до последнего вздоха.

Подошёл к раковине, включил ледяную воду и окатил лицо. Бесполезно. Холод не остудил ни капли из той жгучей потребности, что бушевала внутри. А ведь это только первая ночь.

— Черт.

Я нарочно возился дольше обычного: чистил зубы, подравнял щетину, которая уже почти превратилась в бороду. Даже прополоскал рот проклятой жидкостью, которую терпеть не могу. Может, этот адский огонь во рту вытравит из головы мысли о том, как я касаюсь Фэллон.

Хрустнул шеей и вышел в спальню.

Горел только мягкий свет на моей стороне кровати. И не помогал ни капли.

День явно вымотал Фэллон — она уже спала. Светлые волосы рассыпались по подушке, несколько прядей упали на лицо и колыхались при каждом её выдохе.

Что-то странное шевельнулось в груди — будто органы внутри сместились, чтобы освободить место для чего-то нового. Я сжал челюсти, глядя на «стену» из подушек, которую она выстроила. Не одну — четыре. От изножья до изголовья.

И всё потому, что я сам довел её до этого. Заставил думать, будто иначе нельзя. Хотя кровать и так достаточно велика, чтобы мы спокойно разместились, не касаясь друг друга. Но я не доверял себе.

Подойдя ближе, я откинул одеяло и лёг. Потянулся к выключателю — свет погас.

Но даже в полной темноте я чувствовал её. Фэллон будто излучала притяжение — тонкие, невидимые нити тянулись ко мне, звали, манили.

Я не позволил себе пошевелиться. Не убрал ни одной подушки. Не протянул руку.

Только шепнул в темноту:

— Прости.

Огонь лизнул мое бедро — обжигающий, неистовый, живой. Пламя закручивалось спиралями, охватывало целиком, наполняло каждую клетку тела жаждой, жгучим желанием, потребностью.

Тихий стон заставил меня распахнуть глаза. Несколько секунд понадобилось, чтобы вспомнить, где я. Новый дом. Моя спальня.

И в огромной кровати рядом со мной — Фэллон.

От стены из подушек, которую она с таким усердием выстроила прошлой ночью, не осталось и следа. Теперь Фэллон была прижата ко мне всем телом, а я — к ней. Трудно было понять, где она заканчивается, а где начинаюсь я.

И в этом было что-то до чертиков правильное.

Одна моя рука лежала у неё на талии, вторая запуталась в мягких светлых прядях. Наши ноги переплелись, мое бедро оказалось между её, другое — прижимало её к себе. Будто всё тело инстинктивно поймало её и не собиралось отпускать.

Фэллон шевельнулась, прижимаясь сильнее. Жар её тела обжег мое бедро. В голове пронеслась тысяча ругательств, когда она снова тихо застонала.

Её спина изогнулась, грудь прижалась ко мне, пижама натянулась на груди. Обычная домашняя одежда, никакого намека на соблазн — но, черт, я никогда не видел ничего сексуальнее. Тонкий хлопок скрывал меньше, чем ей казалось.

Сквозь ткань проступили твердые соски, и мне хотелось провести по ним языком. Пальцы зудели — хотелось обхватить ладонями её грудь, почувствовать, как она заполняет мои руки, когда она двигается надо мной. Член упирался в ткань штанов, в неё.

Черт возьми.

Она двигалась во сне — не осознавая, что творится. Я должен был разбудить её. Или хотя бы отстраниться. Хоть что-то.

Но соблазн был слишком велик. Будто это единственный способ быть с ней — в наших снах.

Она была великолепна — отдавшаяся своему телу, своей потребности. Двигалась так, будто знала ритм, который нужен именно ей. Мои штаны становились влажными от её жара, а член пульсировал, умоляя о прикосновении.

Я слишком долго обходился собственной рукой. И теперь был готов кончить, как подросток, едва от одного её движения. И мне было наплевать. Я просто хотел видеть, как Фэллон теряет контроль. Как выглядит её лицо, когда она разлетается на части.

Фэллон выгнулась, её тело выгнулось дугой, двигаясь всё быстрее, сильнее. Дикая. Свободная. Самое прекрасное зрелище, что я видел в жизни — женщина, которая берет своё, полностью управляющая своим удовольствием и при этом такая живая.

Она сдвинула бедра — ровно настолько, чтобы трение пришлось прямо на мой член. Я едва не застонал вслух. Пальцы сильнее сжали её волосы — остановиться было уже невозможно.

Её движения становились всё стремительнее, дыхание сбивалось, вырвался тихий, отчаянный звук и всё внутри меня напряглось до боли. Фэллон содрогнулась, когда первая волна захлестнула её. И именно в этот момент её глаза распахнулись — встретились с моими.

Я ожидал паники. Или гнева. Но её взгляд не отрывался от моего.

Фэллон продолжала двигаться, пока моя рука крепче сжимала её талию. Она дышала рывками, прерывисто и я уже ничего не мог с собой поделать, когда её накрыло снова. У моего тела не было шанса.

Оргазм ударил, как кулак в солнечное сплетение, вырвав весь воздух из легких, оставив только пульсирующее, обжигающее освобождение. Но я не отвел глаз — держал её взгляд, пока мы срывались вместе.

Когда дыхание выровнялось, глаза Фэллон расширились, и в них вспыхнула паника.

Я тут же отпустил её. Что, черт возьми, я натворил?

В одно движение сбросил одеяло и вскочил с кровати.

— Мы оба спали, — выдавил я. — Это… ничего страшного.

И, не оглядываясь, направился в ванную.

Самая жалкая ложь на свете.

Потому что теперь, зная, как выглядит Фэллон в тот момент, когда теряет себя, я не смогу забыть это никогда. Этот образ навсегда выжжен в мозгу. И я буду гореть в аду, зная, что видел это и больше никогда не смогу иметь её.

27 Фэллон

— Черт.

Это было единственное слово, которое подходило под ситуацию. Я зажала лицо ладонями, хотя все тело продолжало пульсировать.

Что, черт возьми, я только что натворила? Я оседлала Кая, как жеребца на племенной ферме, воспользовавшись моментом сполна. Лицо вспыхнуло от стыда и смущения. Смотреть ему в глаза я больше не смогу. Где-то глубоко внутри шевельнулось чувство вины.

Звук включившейся воды заставил меня действовать. Только не это — я не могла остаться здесь, когда Кай выйдет из душа, закутавшись лишь в полотенце. Я откинула одеяло и вскочила с кровати. В ту же секунду меня накрыло другое, куда более практичное побуждение.

Я стащила с кровати все постельное белье: одеяло и подушки сложила на кресла у окна, а простыни скомкала в комок, чтобы забрать с собой. В стиральной машине на верхнем этаже я выставила самую горячую воду и запустила стирку. Потом бросилась обратно за одеждой. Схватила широкие бежевые брюки, блузку и свитер с V-образным вырезом.

С этими вещами я помчалась в гостевую комнату. К счастью, Элли предусмотрительно оставила там запас туалетных принадлежностей. Я приняла душ и привела себя в порядок настолько, насколько это возможно без косметики. Когда закончила, взглянула на часы.

Семь утра. Пора будить девочек.

Выходя в коридор, я увидела, как Хейден выходит из комнаты Клем.

Я собралась и попыталась улыбнуться:

— Я как раз шла проверить, все ли уже проснулись.

Глаза Хейден сверкнули:

— Я уже много лет сама слежу, чтобы они были на ногах вовремя.

Я постаралась не дать этим словам ранить себя. Я понимала — дело не во мне. Это всё перемены. Неуверенность в том, какое место теперь принадлежит ей.