— Не знаю. Пахнет снегом. Ты же знаешь, у меня нога на погоду реагирует.

Я фыркнул:

— Ты бы и в метель накинулся на двухтонного гризли и всё равно печеньки принёс.

— Про печеньки не забудь, — крикнул из зала Джерико, вычерчивая тонкие цветы лотоса на коже очень эффектной рыжей.

Джерико со мной с самого открытия. Вместе мы вывернулись из лап Reapers и за это я обязан Трейсу. Он навёл на клуб такой страх, что те нас оставили в покое. Когда у твоего клуба у ворот круглосуточно торчат копы — удовольствие ниже среднего. Им очень хотелось от них избавиться, настолько, что они отпустили нас и прикрыли подпольные бои.

— Печеньки — единственная причина, по которой ты ещё у нас, — кинул я на ходу и направился к своему месту. У меня есть и закрытая комната в глубине, но я люблю видеть, что творится в магазине: чувствовать атмосферу, кто приходит и уходит.

Беар откинулся на табурете и скрестил руки на бочке-груди:

— Без меня лавочка развалится.

Он был прав, и мы оба это знали — даже если его «система» порядка была загадкой для всех остальных.

Я взял карандаши и блокнот, развалился в кресле у своего поста. Нужно было дорисовать продолжение рукава для клиента. Он дал несколько важных «якорей», а дальше — полный карт-бланш. Так я любил работать больше всего: взять смыслы и соткать из них рисунок. Доверие клиента чего-то да стоит.

— Прист, заедем в «Хейвен» попозже, поборемся? — спросил рядом Джерико.

Спарринг мне был нужен остро. Да, я оставил темные стороны ММА, но ринг до сих пор был одним из немногих мест, где я чувствовал себя свободным. Искусство, бой, Фэллон. Моя вечная тройка.

Пальцы сами пошли — грифель легкими штрихами скользнул по бумаге.

— Не могу. Семейный ужин.

Я шкурой чувствовал взгляд, но не поднимал глаз. Это был не Джерико — он весь в работе. И не Беар. Значит, рыжая. Подтвердилось, когда она заговорила:

— Вы ведь Кайлер Блэкууд, правда?

Я мельком глянул — хватило, чтобы увидеть, как она уставилась на меня:

— Он самый.

Ее глаза вспыхнули зелеными искрами:

— Я пыталась записаться к вам, но сказали, что у вас всё расписано на шесть месяцев вперед.

— Пожалуйста, — отозвался Беар.

Господи.

Джерико приподнял машинку от кожи:

— А я кто? Пустое место?

Рыжая хихикнула и застрелила его влюбленным взглядом:

— Ни за что.

Напряжение, стянувшее меня, чуть отпустило. В тату-салон идут разные. Те, кто любит искусство. Те, кому нужен адреналин. Те, кто запечатлевает утрату или прожитое… И те, кто подсел на сам процесс.

Похоже, рыжая была из последних. Но дело не только в женщинах — мужики тоже «подсаживаются». Им хочется быть поближе к культуре — к художникам, к жужжанию машинки, — но делать работу самим они не хотят. Или не могут.

Я вернулся к рисунку, но по коридору прозвучали шаги.

— Вот твой набор по уходу. Соблюдай инструкцию и все шаги. Если станет красным или горячим на ощупь — пора к врачу.

Появилась Пенелопа, выводя в ресепшен женщину лет сорока с новым септумом.

— Спасибо, Пен.

Пенелопа обняла ее — её «единорожьи» волосы переливались розовым, сиреневым и голубым:

— Береги себя.

Пока клиентка расплачивалась, Пенелопа повернулась ко мне, оценивающе глянув:

— Ты выглядишь уставшим.

Да что нового? Внутренние демоны в последние месяцы плясали на мне степ. А то, через что недавно прошёл Трейс из-за своего ублюдочного отца, только раззадорило их. Порой казалось, что каждую ночь я веду с ними войну.

Отец с ножом, идущий на меня. Голос матери по кругу, без конца: «Ничтожество. Все, к чему ты прикасаешься, ты портишь».

— Я в норме, — отрезал я.

Пенелопа фыркнула:

— Принести тебе поесть?

— Уже обедал с Фэл.

Её губы едва-едва дернулись — крошечная тень, но я заметил. Как замечал и её деликатные приглашения. За черту она не переходила, а я как мог давал понять, что двери закрыты, но, похоже, сигнал она не улавливала.

Джерико поднял глаза от лотоса, его светлая борода блеснула в лампах:

— А мне почему никогда не предлагаешь?

— Потому что у меня есть вкус, — отрезала Пенелопа.

— Раздавила меня.

Она только покачала головой, но с улыбкой:

— Забегу в The Mix Up. Скоро вернусь.

Она вышла с клиенткой и тут воздух прорезал рёв мотоцикла. Сколько бы времени ни прошло, этот звук всегда держал меня настороже, пока я не видел, кто приехал. Я повернул кресло и поморщился, глянув в окно. Узнал байк с одного взгляда.

Пламя, охватывающее череп, настолько банально и клишировано, что губа сама скривилась. Но дело было не только в этом. Это был знак. Reapers. А маленькая эмблема на баке означала, что водитель — член мотоклуба. И я его слишком хорошо знал.

Колокольчик звякнул, и в дверях появился Орен.

— Добрый день.

Я уставился на человека, которого когда-то считал другом, а потом понял — никогда им не был:

— Зачем пришел?

Он пожал плечами, кожаная «косуха» хрустнула:

— Соскучился по вам, уродцам. Нельзя зайти поздороваться?

— Нет. — Ответ простой, достаточный. Он лишился такого права в тот момент, когда помешал Джерико звонить копам в ту ночь, когда я едва не сдох на том чертовом ринге.

Карие глаза Орена сузились, он повернулся к Джерико:

— Теперь он и за тебя отвечает?

Джерико глянул вверх — и снова вниз:

— В этот раз — да.

— Ладно. Предложение у меня для вас. Президент собирает бой. Приз — сто тысяч. Думал, вам будет интересно.

У меня скрутило нутро. Значит, бои не сдохли, как я надеялся. Или их возвращают. Для Reapers это чертовски рискованно.

— Пас, — коротко сказал я.

— Аналогично, — отозвался Джерико.

Лицо Орена резанули складки, как бесконечные скобки:

— Вообще-то это честь — получить приглашение.

Теперь уже я фыркнул:

— Честь — это снова вляпаться в ту же муть, из-за которой нас брали, меня избили до полусмерти и чуть не угробили? Спасибо, обойдемся.

Орен шагнул ко мне:

— Помни, сам сделал этот выбор.

— Парень, — окликнул Беар из-за стойки. — Сматывайся, пока я не спустил на тебя Трейса. Или, что хуже, не занялся тобой сам.

Орен метнул на него злой взгляд:

— Думаешь, я испугаюсь воскресного героя? Смешно.

Беар даже бровью не повел:

— Мужика меряют не количеством глупостей, в которые он вляпался. Неплохо бы тебе это запомнить.

Орен окинул зал взглядом:

— Могли бы стать друзьями клуба. И это тоже запомните. — Он развернулся и вышел, мотор взвыл.

— Черт, — пробормотал Джерико, откладывая машинку.

— Пустая болтовня, — успокоил я друга.

Хотя сам до конца в это не верил. Орен изредка заглядывал, чтобы нас поддеть. Скорее от скуки или одиночества. Но еще ни разу не звал обратно и не предлагал драться. Значит, что-то затевается.

Воспоминания того времени закружились, пытаясь вонзить ледяные когти: мои костяшки в челюсть противника, чужой кулак в мои ребра, холод бетона подо мной, боль — пока не останется пустота.

И пробуждение в больнице — бледная Фэллон рядом, слезы, наворачивающиеся на глаза.

— Ты не имеешь права уйти, Кайлер. Пообещай, что не уйдешь.

Я пообещал. И намерен держать слово. Даже если мне достанутся только осколки её самой. Эти крошечные осколки лучше всего остального.

3 Фэллон

Прошли часы с тех пор, как мы сидели с Каем за тем столиком для пикника. Часы с тех пор, как его мизинец обвился вокруг моего. Часы с тех пор, как я услышала те слова. А жар его пальца я все еще чувствовала — гулким эхом под кожей. И одна-единственная фраза продолжала преследовать меня.

— Последнее, кем я тебя считаю, — слабой, Воробышек.

Я боролась с желанием закрыть глаза и на память обвести его лицо. Темная щетина, почти уже борода. Волосы еще темнее — чуть взъерошенные. Шрам, идущий параллельно брови. И янтарные глаза, которые прожигали меня насквозь.