«Ого!» — усмехнулся я, словно думая, что это первый шаг к принудительной отставке. «У некоторых людей, которых сильно бьют по голове, потом меняется характер». Похоже, он этого избегал; жаль, ведь любое изменение в характере Анакрита было бы улучшением.

«Я привел Анакрита, чтобы вы с ним немного побеседовали». Я похолодел.

«Теперь, когда ты стал отцом, тебе придется заняться своим делом».

Мама наставляла меня: «Тебе нужен партнёр – кто-то, кто даст тебе несколько советов. Анакрит поможет тебе встать на ноги – в те дни, когда он будет чувствовать себя достаточно бодрым».

Теперь мне стало плохо.

Луций Петроний, мой верный друг, тайком показывал моим зятьям, сидевшим в углу, отрубленную руку из водонапорной башни.

Эти упыри всегда жаждали чего-то сенсационного.

«Фу!» — услышал я хвастовство Лоллия. «Это ещё ничего. Мы каждую неделю вылавливаем из Тибра всё худшую рыбу…»

Некоторые из детей моих сестёр заметили этот жуткий предмет и столпились вокруг, чтобы посмотреть на него. Петро поспешно завернул руку в тряпку; я надеялся, что это не одна из наших новых испанских салфеток для ужина. Получился интригующий свёрток, который привлёк внимание Нукса, решительного уличного дворняги, который приютил меня. Собака прыгнула на свёрток. Все кинулись его спасать. Рука выпала из тряпки. Она приземлилась на пол, и её поймал Мариус, чрезвычайно серьёзный старший сын моей сестры Майи, который как раз в этот момент вошёл в комнату. Увидев, как её обычно здоровый восьмилетний сын обнюхивает сильно истлевшую реликвию, по-видимому, под одобрительным надзором Луция Петрония, моя любимая сестра выругалась какими-то словами, которые, как мне казалось, она никогда не знала. Большая часть этих слов относилась к Петронию, а остальная часть относилась ко мне.

Майя схватила кувшин прекрасного оливкового масла, который я подарил ей из Бетики, а затем она, Фамия, Марий, Анк, Клелия и маленькая Рея отправились домой.

Ну вот, это освободило немного места.

Пока все остальные хихикали и кривлялись, Петро обнял меня за плечи и с нежностью поприветствовал мою мать. «Хунилья Тасита! Как ты права насчёт того, что Фалько нужно взяться за дело. Мы с ним только что долго обсуждали это. Знаешь, он кажется безответственным, но он осознаёт своё положение. Ему нужно укрепить свой офис, взяться за прибыльные дела и заработать репутацию, чтобы работа не останавливалась». Звучало заманчиво. Я удивился, почему мне это раньше не приходило в голову. Петроний ещё не закончил свою речь. «Мы нашли идеальное решение. Пока я отдыхаю от бдений, я перееду в его старую квартиру – и сам стану ему помогать как партнёр».

Я снисходительно улыбнулся Анакриту. «Ты совсем немного опоздал на фестиваль. Боюсь, что место уже занято, старина. Не повезло!»

III

Когда мы положили посылку на стол клерка, Фускулус с нетерпением потянулся за ней. Он всегда отличался отменным аппетитом и подумал, что мы принесли ему перекус. Мы позволили ему открыть посылку.

На секунду он подумал, что это какой-то новый интересный вид холодной колбасы, но затем с криком отпрянул.

« Фу! Где вы, двое инфантильных нищих, играли? Кому это принадлежит?»

«Кто знает?» — Петроний успел привыкнуть к отрубленной руке. В то время как весёлый Фускулус всё ещё выглядел бледным, Петро мог казаться безразличным. «Ни перстня с именем возлюбленной, ни удобной кельтской татуировки вайды — она такая распухшая и деформированная, что даже не поймёшь, принадлежала она женщине или мужчине».

«Женщина», — предположил Фускул. Он гордился своим профессиональным мастерством. Рука, на которой не хватало четырёх пальцев, так сильно распухла от пребывания в воде, что для его предположения не было никаких оснований.

«Как работа?» — с тоской спросил его Петроний. Я понимал, что, будучи партнёром в моём собственном бизнесе, он вряд ли будет мне чем-то помогать.

«Все было в порядке, пока не пришли вы двое».

Мы находились в караульном помещении Четвёртой когорты. Большая его часть была отведена под склад пожарного инвентаря, что отражало основную задачу бдительных. Верёвки, лестницы, вёдра, огромные соломенные циновки, мотыги, топоры и насосная машина – всё было готово к действию. Там была небольшая пустая камера, куда можно было бросать взломщиков и поджигателей, и утилитарная комната, где дежурные могли либо сыграть в кости, либо выбить весь ад из взломщиков и поджигателей, если это казалось более интересным. Обе комнаты в это время обычно пустовали. Камера предварительного заключения использовалась ночью; утром её жалкое содержимое либо отпускали с предупреждением, либо препровождали в кабинет трибуна для официального допроса. Поскольку большинство преступлений совершается под покровом темноты, днём дежурил лишь костяк персонала. Они высматривали подозреваемых – или сидели на скамейке на солнце.

Не обманывайтесь. Жизнь вигилов была суровой и опасной. Большинство из них были государственными рабами. Они пошли служить, потому что в конце концов, если выживут, получат почётное освобождение от службы. Официальный срок их службы составлял всего шесть лет. Солдаты в легионах служат не менее двадцати лет.

была уважительная причина для кратковременного призыва, и не многие бдительные выдерживали полный срок.

Тиберий Фускул, лучший из избранных Петро офицеров, теперь заменявший его начальника, с опаской посмотрел на нас. Это был толстый, весёлый парень, худой, на редкость здоровый и острый, как игла для палатки. Он живо интересовался теорией преступления, но по тому, как он отдёрнул от себя распухшую руку, было понятно, что он не намерен продолжать это дело, раз уж его можно было поместить в ящик с надписью «Бездействие».

«И что вы хотите, чтобы я с этим сделал?»

«Найти остальное?» — предложил я. Фускулус усмехнулся.

Петроний осмотрел предмет. «Очевидно, он долго пролежал в воде», — сказал он извиняющимся тоном. «Нам сказали, что его нашли засорившим трубу в замке на Аква Аппиа, но он мог попасть туда и из другого места».

«Большинство людей кремируют, — сказал Фускул. — На перекрёстке в провинциальной деревне собака может выкопать человеческую руку, но в Риме тела не хоронят сырыми».

«Это попахивает грязным делом», — согласился Петро. «Если кого-то, возможно, женщину, убили, почему не было возмущения?»

«Возможно, потому, что женщин постоянно прикончили», — услужливо объяснил Фускулус. «Это делают их мужья или любовники, а когда они просыпаются трезвыми, мужчины либо падают в обморок от раскаяния и сразу приходят сюда с повинной, либо им так нравится тишина и покой, что поднять крик — последнее, о чём они думают».

«У всех женщин есть любопытные подруги, — отметил Петро. — У многих есть назойливые матери; некоторые заботятся о престарелых тётях, которые, если их оставить одних, выбегут на дорогу и распугают ослов. А как насчёт соседей?»

«Соседи сообщают об этом», — сказал Фускул. «Поэтому мы идём к дому и спрашиваем мужа; он говорит, что соседи — ядовитые мерзавцы, злобно обвиняющие друг друга, а потом заявляет, что его жена уехала к родственникам в Анций. Мы спрашиваем: когда она вернётся домой, попросит ли он её зайти и подтвердить это? Мы записываем подробности; она так и не приходит, но у нас нет времени продолжать расследование, потому что к тому времени происходит ещё двадцать дел. В любом случае, муж уже сбежал». Он не добавил «и удачи ему», но тон его был красноречив.

«Не отмахивайтесь от меня. Я не представитель общественности».

Петроний узнавал, как себя чувствует публика, когда приходит в его кабинет. В его голосе слышалось раздражение, вероятно, на себя за то, что он не был к этому готов.

Фускул был безупречно вежлив. Последние пятнадцать лет он отпугивал публику. «Если преступление и произошло, оно могло произойти где угодно, сэр, и шансы, что мы найдём останки, равны нулю».

«Тебе это неинтересно», — предположил я.

«Умный человек».

«Доказательства были обнаружены на Авентине».