Человек распахнул быстро раму. Перед окном сидела в кукольной коляске удивлённая консьержкина дочка, а направо, словно вспугнутый кролик, удирал малыш в розовой фуфайке. Ага!.. Споткнулся, упал и с рёвом помчался дальше.
Взрослый человек поднял с пола круглый камень – ишь, зверёныш какой, чуть в пенсне не угодил! – и спросил девочку:
– Кто разбил стекло?
Девочка беспокойно завертелась в своей колясочке: очень она туго в ней умостилась – никак не выйти, – и развела руками:
– Не знаю. Не я. Камни лежат вон там, – она показала на груду камней под деревом, – я ведь их и достать не могу!
– Я знаю, что не ты. Ты – умница. Но, может быть, камень бросил твой маленький приятель – Жорж? Почему он так быстро удирал? А?
– О, нет! Что вы! Он совсем не шалун и совсем маленький… Мы играли, он меня возил… А потом я закрыла глаза, задумалась, и… ничего не знаю.
Конечно, она своего друга не выдаст, не такая девочка. Но глазки бегали вверх и вниз, губы морщились, вот-вот расплачется. Бог с ней совсем!
Он вышел на улицу и зашагал к угловому дому. Малыш – сын лавочницы; он ведь хорошо его знает: утром всегда, когда ходит за газетой, он здоровается с мальчишкой. И тот, сидя перед лавкой верхом на своей облезлой лошади без хвоста и ушей, всегда трясёт большую руку взрослого человека и заботливо предостерегает: «Здравствуйте, здравствуйте и до свидания, пожалуйста… А то моя лошадь начнёт брыкаться!»
* * *
Лавочница всплеснула руками и от огорчения едва не уронила на пол жестянку с мармеладом.
– Мой сын? Разбил стекло?! То-то он прибежал с улицы, забился за кровать и сидит там, как мышь под стойкой… О, сударь, мы сейчас это выясним.
Позвала сынишку и строго спросила:
– Ты разбил стекло?
Малыш помотал расцарапанным подбородком – нет.
– Как не ты? Господин видел, как ты удирал. Почему ты удирал?
– Я ловил бабочку.
– В феврале, на улице, бабочку?
– Ну, жука. Он пролетел, а я за ним. Он дальше, а я за ним. До самого дома добежал и споткнулся…
– Стыдись! Разбил, так должен сознаться. Что о тебе этот господин подумает?
– Ничего не подумает. Может быть, он сам разбил, а теперь на меня сваливает, чтобы ему не попало…
Перед окном сидела консьержкина дочка, а направо удирал малыш в розовой фуфайке
– Молчи!.. Сейчас же тебя нашлёпаю, слышишь!
– Ты лучше его нашлёпай. Что он ко мне пристаёт?…
Взрослый человек рассмеялся.
– Позвольте, мадам, не наказывайте его. Я сам его спрошу.
Он вынул из-за спины круглый, похожий на сорочье яйцо, камень и показал его мальчику:
– Чей это камень?
– Мой! – радостно закричал мальчик и, вдруг сообразив, что попался, захныкал. – Я не нарочно… Хотел бросить в стенку, а тут ваше окно по дороге попалось.
– Если бы по дороге моя голова попалась?
– Ну, вы тоже скажете. Не может же камень сразу разбить и стекло и голову… Что вы выдумываете?!
Мать рассердилась.
– Перестань болтать глупости! Сейчас же извинись и скажи, что больше не будешь.
– Сейчас же извинись и скажи, что больше не будешь, – покорно повторил мальчуган, обращаясь к стоявшему перед ним человеку.
– Не так! Смеёшься ты надо мной, что ли? Бесстыдник…
– Ты же сама сказала…
Дело, впрочем, окончилось миром. Мальчик извинился, мать дала ему, как полагалось, три лёгких шлепка, он, как полагается, три раза взвизгнул и был посажен на час под стойку на скамеечку. Там у него был домашний карцер.
Стекольщика из строящегося соседнего дома лавочница обещала прислать вечером. Так как посетитель настаивал, что за стекло заплатит он сам, она упросила его взять от неё на память хотя бы апельсин.
И выбрала для него самый крупный и самый душистый. Но взрослый человек всё-таки перехитрил лавочницу и, уходя, сунул незаметно апельсин под прилавок, и оттуда тихим-тихим шёпотом донеслось: «Мерси, сударь, больше не буду!»
1926
Пaриж Ссора
Девочка Ната посадила куклу на книжную полку: сиди! А сама поставила на табурет таз с мыльной водой и стала кукольное бельё стирать.
Кукла не человек – никогда сама не скажет, – но хоть раз в месяц надо же ей бельё переменить. Очень весёлое занятие – стирка. Куда веселее зубрёжки французских городов с департаментами, да если их надо ещё на немой карте указать…
Ната стирала не как-нибудь, а по-настоящему. Сначала в горячей воде с мылом и с содой. Потом полоскала, подсинивала, отжимала и развешивала между двумя стульями на розовой тесёмке. И между делом читала кукле нотацию:
– Фи, срам какой! Рубашка с дыркой, на штанишках резинка лопнула… Неряха…
Голая кукла сидела на полке и обиженно молчала. Языка нет, а то бы она ответила. Разве кукла должна шить-чинить-пришивать? Назвалась мамой, так и старайся сама, нечего на куклу сваливать!
* * *
Меньшой брат Гриша косился из угла и завидовал. Он мальчик, не полоскать же ему кукольные штанишки, в самом деле. А очень интересно! Хорошо бы утюжок разогреть, да сырое бельё прогладить, по всем швам нажимая, – как взрослые делают. И перед тем как гладить, поплевать на испод утюжка надо обязательно – железо зашипит, значит, горячо. Но… нельзя мальчику гладить: Ната не позволит, засмеёт и подруги её задразнят…
Думал, думал и выдумал. Взял мяч, отошёл на середину комнаты и стал над самой головой куклы о стену мяч бросать. В руки, в стенку, в руки, в стенку… Кукла сидит и от страха глаза растаращила… А Гриша всё дальше отходит и всё сильнее в стену лупит.
Налетела Ната, мяч вырвала и зашипела:
– Ты что это делаешь?! Хочешь ей лоб разбить?
– При чём тут лоб? Я жонглёр!
– Какой жонглёр?
– Такой. В цирке – забыла? Принесли дверь. Жонглёр перед дверью свою жену поставил и давай вокруг головы ножи в доски метать… Веером…
– Так ты женись, тогда и бросай в свою жену ножами, сколько хочешь… А в куклу мою не смей!
– Так я ведь мячом, чудачка…
– И мячом не позволю!..
– Что же я делать буду? Ишь ты какая, сама стирает, а мне и мячом нельзя… Ну, давай мяч, я бросать не буду.
– Зачем же тебе мяч?
– А я ему глаза нарисую, усы. Чтоб смешно было.
Ната мяч отдала – вот глупости выдумал. И снова за свою стирку.
Но Гриша – мальчик упрямый. Исподтишка изловчился, хотел было опять над головой куклы мячом в стену ударить, да ошибся и угодил кукле в нос…
Кукла всплеснула руками и прямо головой вниз с полки в мыльный таз. Брызги снопом во все стороны, локоны в воде, ноги кверху, а Ната, как паровозный свисток, завизжала и мокрым кукольным одеялом Гришу по голове как хлопнет! Можете себе представить?
Он мальчик, не полоскать же ему кукольные штанишки, в самом деле. А очень интересно!
* * *
Вытерла девочка куклу, губы надула. Как же: локоны все развились, как макароны висят, вода в голову сквозь глазные щёлки попала – потрясёшь, так в голове и булькает. Что же это такое? Теперь ведь кукла водянкой заболеет.
И Гриша сердит. Мокрым одеяльцем по носу смазала!
– Девчонка бессмысленная!..
– А ты мальчишка, капустная кочерыжка! В сто раз лучше девчонкой быть… Я кому мешала? Тихонько себе стирала, а ты вон какую пакость натворил. И все вы такие… Обидчики, драчуны, задиры… Думаешь, штанишки надел, так тебе всё можно? Кошку кто в картонку с маминой шляпой посадил? Ты. Грамматику кто чернилами измазал? Ты. За столом сопишь, во сне в воскресенье ругался. Стыдно! С Вовой вчера такой шум подняли, точно слоны дикие в дом ворвались… Стулья вверх ногами, в камин супом брызгали… Девочки никогда себя так не ведут.
