«Кажется, я помню, что так оно и было».

«Спасибо. Просто посиди на скамейке сзади, ладно?» Рядом с вигилами было место. Все мои свидетели теперь будут там в безопасности.

Я ходил взад-вперед по полу, пересекая мозаичный ковер в центре, словно адвокат, обдумывающий свои заключительные слова, когда истек последний час воды и истекло время разговора.

В любом расследовании убийства нам нужны фактические доказательства. Одна из первых проблем в этом деле заключалась в том, что никто, похоже, не видел убийцу сразу после преступления. Мы знаем, что он был сильно запятнан кровью, но так и не нашли его одежду. Пропали и другие предметы с места преступления: часть стержня для свитка, который был орудием убийства, и, конечно же, титульный лист рукописи, которую читал Хрисипп.

Я повернулся к Елене, которая терпеливо стояла рядом. «А как насчёт той рукописи? Елена Юстина, хотя она тебе и не понравилась, ты прочла большую её часть. Не могла бы ты дать нам представление о том, кто её написал?»

Хелена задумалась, а затем медленно произнесла: «Читатель. Тот, кто проглотил множество подобных романов, не усвоив как следует то, что делает их захватывающими. Книга слишком вторична; ингредиенты довольно банальны, и ей не хватает оригинальности. Её написал человек неопытный, но с большим количеством времени для написания. Полагаю, этот проект очень много значил для автора».

Я снова повернулся к Блитису. «Когда в вашем писательском кружке обсуждали «Зисимиллу и Магароне», были нелестные отзывы. Какова была реакция автора?»

«Он отказался слушать. Наши замечания были предметом обсуждения, и мы делали это с добрыми намерениями. Он устроил истерику и выбежал».

Это обычно?

«Это произошло», — признал Блитис.

«С той же степенью насилия?»

По моему опыту, нет.

Я спросил Хелену: «Соответствует ли это вашей оценке?»

Она кивнула. «Марк Дидий, я могу представить себе сцену, где к Хрисиппу обратился автор «Зисимиллы и Магароне», явно жаждавший публикации. Хрисипп объяснил:

Возможно, не тактично – что работа была неприемлема, хотя и были предприняты попытки улучшить её с помощью известного и успешного редактора. Автор потерял самообладание и, вероятно, впал в истерику; страсти накалились, в ход пошла стержень, и Аврелий Хрисипп был жестоко убит.

«Мы знаем, что убийца затем продолжил впадать в ярость, разбрасывая по комнате чернила, масло и различные свитки».

«Представляю себе, как он вырвал титульные листы из свитков», — сказала Елена.

«Более чем от одного?»

«Да», — мягко ответила она. Елена сделала паузу для выразительности. «Есть и второй рассказ, Марк Дидий. Он очень хорош. Нам с Пассом он очень понравился. Думаю, если бы Хрисипп прочитал второй, он бы понял, что ему стоит его прочитать».

Эушемон резко выпрямился. Несомненно, ему хотелось расспросить Елену о столь заманчивой перспективе продажи.

Полагаю, Хрисипп мог сказать разочарованному автору, что его кто-то другой опередил?

«Если бы Хрисипп был недобрым», — сказала Елена.

«И это усилит разочарование отвергнутого?»

«Его горе и разочарование, должно быть, были глубоки».

«Спасибо».

Елена села, закрывая рукой стопку свитков рядом с собой. Теперь мы знали, что среди них был и один, вероятнее всего, бестселлер.

Я привёл Блитиса и подвёл его к Филомелу. Я встал

осторожно, чтобы вмешаться, если возникнут проблемы. «Вы знаете этого молодого человека?»

«Я встречался с ним», — сказал Блитис.

Среди вашей группы в Храме?

Я видел его там однажды.

«Спасибо. Пожалуйста, посидите там ещё раз с вигилами». Я сам отвёл Блитиса обратно. Я не ожидал неприятностей, но сейчас нужно было быть осторожнее.

«Филомел», – Филомел был суров. «Ты приятный молодой человек, усердно работающий ради своей мечты. Ты из хорошей семьи, у тебя любящий, заботливый отец. Он верит в тебя, несмотря на то, что ты оставил семейное ремесло и выбрал самую шаткую карьеру. Без твоего ведома твой отец даже пытался склонить Хрисиппа на свою сторону. Писарх, возможно, даже заплатил бы за публикацию твоего труда, однако он знал, что ты сочтёшь это несостоятельным. Твой отец считает тебя честным человеком, тогда как я сейчас столкнулся с противоположным мнением. Ты – начинающий писатель-приключенец, посетивший Хрисиппа незадолго до его смерти. Ты признаёшь, что разозлился и угрожал ему. Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как арестовать тебя за его убийство».

Филомел встал. Я дал ему место и оставался настороже. Его взгляд встретился с моим, и он был суровее, чем я видел. Его отец хотел вскочить рядом с ним, но я жестом показал Писарху, чтобы он сам справился. Подбородок отца вздернулся, словно он упрямо цеплялся за веру в сына.

Филомел был так зол, что едва мог вымолвить хоть слово. Но гнев он сдержал. «Да, я пришёл сюда. Отчасти всё произошло так, как ты говоришь».

Хрисипп действительно сказал мне, что моя история – ерунда, и что её не стоит переписывать. Но я ему не поверил! – Теперь его глаза сверкали. Я позволил ему продолжить. – Я знал, что это хорошо. Я чувствовал, что происходит что-то странное. Теперь я начинаю понимать, Фалько – меня обманывали. Он не терял мою рукопись; этот человек намеревался украсть её и сказать, что она написана кем-то другим…

Я поднял руку. «Это что, бред окончательного сумасшедшего? Или вы хотите сказать что-то важное в своё оправдание?»

«Да!» — взревел Филомел. — «Мне нужно кое-что рассказать тебе, Фалько: моя история — не «Зисимилла и Магароне» — я бы никогда не назвал персонажа Зисимиллой; это слово почти непроизносимо. «Магароне» тоже звучит как порошок для желудка. Мой роман называется «Гондомон, король Траксимены»!

Я повернулся к скамейкам позади меня и увидел Елену Юстину, сияющую от восторга. Я подтолкнул Филомела к сиденью, положив руку ему на плечо.

«Перестань кричать», — мягко сказал я. Я взглянул на Елену. «Каков вердикт?»

Она была в восторге от молодого человека. Яркий новый талант. Захватывающая история, написанная с мистической силой. Автор, который будет продавать и продавать.

Я коротко усмехнулся, глядя на грузоотправителя и его испуганного сына. «Сидите спокойно и размышляйте о вашем таланте и вашей удаче: Филомел, мои оценщики

«Я считаю, что ты хорош».

LXIII

Наблюдалось некоторое количество посторонних шумов. Комната гудела от шума, словно на пиру, когда впустили обнажённых танцовщиц. Когда я вернулся в центр комнаты, Эушемон прошмыгнул мимо меня. Он устроился рядом с Филомелом, и они начали тихонько перешептываться. Затем Елена собрала часть своей коллекции свитков и прошмыгнула вдоль ряда, чтобы вернуть потерянную рукопись взволнованному молодому автору. Она села рядом с ним, Эушемоном, и я видел, как она грозит пальцем. Если я её знал, она советовала Филомелу найти надёжного делового консультанта, прежде чем он подпишет контрактные права.

В дверном проёме появился Фускул, довольный собой. Он кивнул мне, словно вигил. Я перевёл его как мог. С вигилами это могло означать лишь, что прибыл ланч-бокс на вынос. Я изобразил, что он должен привести старушку, которая бродит по Публициевому спуску. Фускул поморщился. Должно быть, она обошлась с ним как с корзиной.

Лиза сражалась с Диомедом лицом к лицу. Пора прекратить её маленькие игры.

«Внимание, пожалуйста, и тишина!» — крикнул я командным тоном.

Фускулус привёл бабушку, осторожно ведя её за руку. Он медленно провёл её по комнате. Я попросил её указать на кого-нибудь, кого она помнит, кого видела в день убийства.

Наслаждаясь своей ролью в центре событий, пожилая дама брезгливо разглядывала всех, а они, в свою очередь, нервно напряжённо оглядывались – даже те, кому, как я был уверен, нечего было бояться. Мой звёздный свидетель затем указал на всех авторов, кроме Урбана (хороший тест на надёжность), за ним по очереди – Филомела, и даже Фускула, Пасса, Петрония и меня. Действительно тщательно –