«Так что, Марк, мы думаем, что Статиан вернулся в Коринф?»

«Нет, не знаем. Почему же тогда он бросил свой багаж?»

«Он был очень взволнован», — пробормотал официант, теперь обеспокоенный тем, что мог попасть в беду. «В ту ночь люди слышали, как он ходит по комнате, а утром его просто не стало».

«Хотя нет никаких указаний на то, что он отправился в Лебадию».

«Только», — нервно признался официант, — «тот факт, что он спросил у меня дорогу».

Я схватил его за плечи засаленной серой туники. «Так зачем же он туда пошёл? У него, должно быть, была причина. Я вижу по твоим бегающим глазам, что ты знаешь, в чём дело!»

«Полагаю, — ёрзая, сказал официант, — он, должно быть, отправился к оракулу».

XLVII

Взглянув на карту, которую Елена всегда носила с собой, мы поняли, почему даже официанты элегантных Дельф пренебрежительно отзывались о Лебадее. Она лежала на главном пути из Афин в Дельфы, по которому ежегодно проходили процессии танцовщиц, совершающих зимние обряды в честь Диониса. Но Лебадея, город недалеко от озера Копаида, находился в Беотии. Я начитался греческих комедий. Я знал, что для ксенофобских греков Беотия была немытой подмышкой мира. Этот район был варварским. Беотийцев всегда представляли дикарями и шутами.

«Ну, дорогая моя, — бессердечно пробормотала Елена, — ты там отлично впишешься, правда?»

Я проигнорировал это. Я горячо возразил, что Лебадея находится в милях отсюда. Ну, в двадцати по прямой Аполлона, хотя и гораздо больше, учитывая одну-две чертовски высокие горы. Одна из них была там, где обезумевшие менады в вакхическом безумии разорвали царя Пенфея на куски. Как раз то самое кровавое место, где любят развлекаться доносчики, пугая себя историей.

«Я не пойду».

«Тогда мне придётся пойти вместо тебя, Марк. Дорога проходит между холмами, я думаю; это несложно. Мы не можем сомневаться, где находится Статиах. Посмотри на карту…» На её карте дороги были изображены особняки и другие полезные объекты, обозначенные небольшими строениями. Это подтвердило наши опасения. В Лебадее есть оракул.

Я был готов прямиком вернуться в Коринф и сказать Аквилию Мацеру, чтобы он отправил отряд за одурманенным пророчеством женихом. Меня тревожило только упоминание Полистрата. Финей сказал, что пошлёт одного из своих людей на поиски Статиана, и, похоже, так и случилось. Я был очень недоволен результатом. Судя по описанию официанта, Полистрат, похоже, подтолкнул Статиана к новым поискам божественной истины – безумному поиску, я бы сказал, – вместо того, чтобы вернуть его в лоно церкви.

Интересно, что официант, никогда с ним не встречавшийся, тем не менее слышал о Полистрате. Я предполагал, что он «помогал» путешественникам из римского офиса, а затем не поддерживал с ними никаких контактов до тех пор, пока они не вернулись в Италию, где он и выслушивал их гневные жалобы на поездки. Так как же официант в заштатной ночлежке – пусть и регулярной остановке Финея для своих клиентов в Дельфах – всё же знал о Полистрате? Какую репутацию он имел в Греции? У меня не было времени выяснять.

Я беспокоился о том, в чем на самом деле заключались приказы Финея.

Аид, теперь, когда я знал, что сам Финей сбежал из-под стражи, я беспокоился, куда он делся и что он может замышлять, находясь в бегах.

«Что, если бы ты был убийцей, и при этом придерживался более традиционных взглядов, чем мы?» — спросила меня Елена. «Мы цинично относимся к оракулам, но что, если бы ты верил в них и думал, что Статиан однажды услышит истину от прорицательницы?»

«Вы бы хотели это остановить».

«Вы можете подумать, что Дельфы — слишком людное место. Вам, возможно, захочется, чтобы Статиан отправился к более удалённому оракулу и разобрался с ним там».

Елена была права: у нас не было выбора. Нам пришлось самим отправиться в Лебадию и найти Статиана.

Мы забрали поэта. Он был свидетелем, которого я не мог позволить себе потерять или заставить действовать за моей спиной. Мне не хотелось его оставлять, опасаясь, что у него сдадут нервы и он исчезнет. К тому же, убийца мог знать, что он свидетель.

Для Лэмпона это может быть опасно.

В любом случае, поэты пригодятся, когда едешь по местам, богатым мифами и литературными связями. Ещё до того, как мы добрались до Лебадеи, Лампон зарекомендовал себя хорошим источником информации о святилище, к которому мы приближались. Оно называлось Оракулом Трофония.

Беотийцы наживались там на предсказаниях обезумевшим паломникам, проигравшим в Дельфийской лотерее. Но, как и положено оракулам (а их, как мне кажется, можно заткнуть), этот мне не нравился.

По словам Лампона, Оракул Трофония работал иначе, чем Дельфийский. Там не было Пифии, бормочущей всякую чушь. Просителю был предоставлен прямой контакт с обитающей там божественной силой. Он узнавал будущее самостоятельно, через то, что видел и слышал. Плохая новость заключалась в том, что для этого ему приходилось подвергать себя ужасающим физическим испытаниям, которые наводили ужас, травмировали и часто лишали людей сознания.

«Они теряют способность смеяться», — мрачно заявил Лэмпон. «Это может быть необратимо. Когда кто-то особенно мрачен, обладает мрачным складом ума, мы говорим, что он, должно быть, стал таким благодаря оракулу Трофония».

За время нашего однодневного путешествия по стране это было нашим первым намеком на то, что на самом деле плохо в Лебадее.

XLVIII

Река Герцина шумно низвергалась с горы Гелике по крутому ущелью. Во время разлива она, должно быть, ледяная, глубокая и полна сталкивающихся камней, падающих с одиноких, почти отвесных скал. Много воды также поступает из местных источников.

Лебадея располагалась преимущественно на восточном берегу реки. Для города, расположенного в немытой подмышке мира, он казался приличным и процветающим. Возможно, аттические греки ошибались. На агоре почти не было следов легендарной беотийской жестокости, в то время как торговцы, казалось, вели дела по обычным коммерческим правилам. Люди ворчали, когда мы спрашивали дорогу, но местные жители делают это повсюду. Было бы ещё более тревожно, если бы они остановились и предложили помощь. Даже без помощи местных мы нашли небольшую доходную комнату. Тогда я начал расспрашивать людей о Статиане, но ничего не добился.

За ужином в продуктовом магазине, где было мало посетителей, мы встретили официантку, которая согласилась разъяснить пророчество. Это потребовало от неё сильно поджать губы и затаить дыхание. Она вытерла руки о юбку и мрачно поведала нам, что существует целый ритуал, большая часть которого проходит в темноте, и всё это призвано вселить в просителя ужас.

Сначала ему предстояло три дня жить в специально отведённом доме, мыться только холодной водой и приносить жертвы. Затем, глубокой ночью, двое юношей вели его к залитой лунным светом реке, омывали его ледяной водой, помазывали, проводили через различные обряды поклонения, облачали его в странный, украшенный лентами наряд с тяжёлыми ботинками, а затем передавали жрецам для страшного посвящения. Он должен был выпить Воды Забвения, чтобы очистить свой разум. Затем он спускался по хлипкой лестнице в специально построенную подземную камеру, где его оставляли одного. В кромешной тьме, держа в обеих руках ячменные лепёшки, он должен был просунуть своё тело, ногами вперёд, в узкую расщелину, где, по словам официантки, сверхъестественные силы физически засасывали его, открывали истину самым ужасающим образом, а затем выплевывали обратно, разбитым вдребезги. Священники давали ему испить Воды Памяти, после чего он вспоминал и записывал для потомков всё, что узнал, – если и когда приходил в сознание. Друзьям и семье приходилось подбирать его и надеяться, что он переживёт это испытание. Но не всем это удавалось.

К нашему ужасу, нам рассказали об одном человеке, который уклонился от полного ритуала и был смертельно наказан. Возможно, он вошёл в оракул в поисках сокровищ. В ту ночь он исчез, не выйдя из священной расщелины. Его тело было найдено несколько дней спустя, на некотором расстоянии от оракула.