Елена, казалось, забавлялась моей неприкрытой ненавистью к одиночке. Однако у неё были дела поважнее. «Маркус, послушай! Клеонима и Минуция рассказывали мне о том дне, когда Валерия отправилась в турне «Пелопс».

Женщины придвинулись друг к другу, словно школьницы, и выглядели нерешительными. Но в конце концов Минусия призналась почти шёпотом: «Ничего особенного».

— Но когда мы ходили по территории, этот большой зверь, Милон из Додоны, заговорил с ней.

Я подпер подбородок руками. «Майло? Что он сказал Валерии, есть идеи?»

«Ей было неловко. Было много шепота; она пыталась от него избавиться».

«Так в чем же заключалась его игра?»

«О, ему нужны спонсоры на статую самого себя. Минуция ещё не знала, что Мило стоит в прошедшем времени. Он ходил и расспрашивал всех нас. Валерия была добросердечной девушкой, и он это понял. Она понятия не имела, как от него избавиться. У неё и Статиана не было настоящих денег. Мило просто зря тратит время».

«Было ли что-то сексуальное в его интересе?» — спросил я откровенно. «Или в её интересе к нему?

Клеонима покачала головой. «Нет, нет, он мерзкий ублюдок.

«Маркус видел его», — вмешалась Елена.

«Хуже», — сказал я. «Он меня с ног на голову сбил». Клеоним и Амарант поморщились от моего героизма. «Некоторым женщинам нравится мысль о том, чтобы быть раздавленными в сильных объятиях развитого любовника», — предположил я. Женщины, которым я излагал эту скромную теорию, слушали её молча, подразумевая, что все они — поклонницы интеллекта и чувствительности.

Клеонима осмотрела свои ногти; даже Елена изящным движением поправила браслет. «Мы подозреваем, что Милон пригласил Валерию на встречу.

Вы это слышали?

Клеонима и Минуция переглянулись, но ни одна из них не хотела мне ничего говорить.

«Дамы, давайте, это важно. Кстати, я не могу допросить Майло, потому что он у меня умер».

Клеонима выглядела потрясенной, прижав руку к губам, а затем пробормотала сквозь пальцы: «Он пытался заманить Валерию в палестру, чтобы послушать, как какой-то поэт читает свои произведения».

Палестра служила аудиторией для авторов хвалебных од. Во время Игр философы и панегиристы толпились там, словно мошки. Нам даже удалось избежать нескольких во время нашего визита. «Валерия была литературным энтузиастом?»

«Валерии было просто чертовски скучно!» — хрипло пробормотала Минусия. «Нам всем было скучно, Фалько. В Олимпии нет ничего для женщин — ну, если только ты не девушка из индустрии развлечений; за пять ночей Игр они зарабатывают столько, сколько могут заработать за год!» — на мгновение задумалась я, не разбирается ли Минусия в этой сфере услуг.

«Ты бывала в Олимпии раньше, Минусия?»

«Амарантус однажды доставил мне это ужасное удовольствие. Он помешан на спорте». Он выглядел гордым. Минуция с горечью продолжила: «Игры начались – ну, больше никогда! Палаточный городок был полон пожирателей огня и девчонок, пьяниц, акробатов, кукловодов, устраивающих непристойные представления, – а эти чёртовы поэты были просто кошмаром. Нельзя было выйти, не наступив на какого-нибудь мерзкого писаку, изрыгающего гекзаметры!» Мы все сочувственно посмотрели на Минуцию, чтобы она успокоилась. Она всё ещё вспоминала. «Там даже был чёртов мужик, пытавшийся продать козу с двумя головами».

Я сел. «Я знаю этого козла! Я однажды чуть не купил его».

«Нет, не купила». Елена мечтательно улыбнулась. «Ты хотела купить ту, у которой голова была бы надета задом наперёд».

«Его звали Александром, потому что он был великим».

«В Пальмире. Но, дорогая, у него была только одна голова».

Наступила тишина. Никто не мог понять, серьёзны ли мы. Я размышлял о козе и о своём упущенном шансе стать бродячим артистом на фестивалях.

«Валерия должна была усвоить урок. Она была с нами на одном концерте», — сказала мне Клеонима. Несмотря на всю свою внешнюю броскость, она проявила серьёзный интерес к судьбе девочки. «Мы все пошли, чтобы скоротать часок,

Накануне днём Финей всё это выдал; он сказал нам, что оратор будет действительно хорош. Вскоре мы поняли, что это не так! Этот ужасный человек называл себя Новым Пиндаром, но его оды — старая чушь.

«Если Валерия пошла в палестру, чтобы послушать поэта Милона, почему об этом не было сделано никаких заявлений?»

Снова повисла неловкая тишина. На этот раз меня просветил Клеоним. «Девушки не хотят вам рассказать, что этот Милон из Додоны пришёл к нам в палатку на следующее утро. Он, похоже, не знал о смерти Валерии, и мы поверили, что это правда. Он жаловался, что ждал её снаружи палестры, но она так и не пришла».

«Вы поверили его истории?»

Елена наклонилась вперёд. «Если Майло убил Валерию, зачем привлекать к себе внимание, Маркус?»

«Мы думали, что он большой глупый пес, которому просто нужна статуя в честь себя как чемпиона», — сказала Клеонима. «Мы выгнали его. Не было причин расстраивать мужа Валерии ещё больше, чем он уже расстроился».

Клеоним согласился. «Стациан попал в серьёзную беду, и мы хотели его защитить. Достаточно того, что его обвинил квестор, хотя мы считали его невиновным. Местные жители только и говорили о низких моральных качествах Валерии, что, опять же, было несправедливо. Она была глупой девчонкой и должна была выгнать борца. Но мы не думали, что она спала с ним или когда-либо собиралась это сделать. Так зачем же впутывать в это Милона?»

Елена спросила их: «Была ли ее ссора со Статианом в последний вечер из-за Милона?»

«Мы думаем, что это возможно», — пробормотала Клеонима. «Она сказала ему, что собирается послушать поэта, и по приглашению Милона. Статиан...

понятно - отказал ей в разрешении».

«Ему следовало привязать ее к чертовому шесту палатки, чтобы наверняка!» — выругалась Амарантус.

Я сказал, что в большинстве случаев не одобряю подчинение жён, но согласился, что это спасло бы жизнь Валерии. Я задавался вопросом: если бы Валерия осталась в палатке в ту ночь, убийца нашёл бы себе другую женщину, на которую можно было бы напасть? Было ли это простым совпадением?

Он убил одного из тех, кто путешествовал с Seven Sights? «Кстати, были ли другие группы, посещавшие Олимпию вне сезона?»

«Ты шутишь!» — усмехнулся Амарантус. «Все здравомыслящие люди поедут в следующем году». В его голосе слышалась тоска, и Минуция злобно посмотрела на него.

«То есть на тот момент люди в этой группе были недовольны вашим маршрутом?»

«Я ужасно недоволен, Фалько», — сказал мне Клеоним. «Большинство из нас ожидали Игр, судя по рекомендациям «Семи Взглядов», — и мы были в ярости».

Амарант присоединился к нему: «Финей всё бормочет обещания на следующий год, но он скряга. Он повёз нас в Олимпию сейчас, когда там было тихо, чтобы сэкономить».

«Точно!» — рявкнул Клеоним. «Он мог бы поселить нас в главном гостевом доме или на вилле Нерона — очень мило! Но дорогой Финей предпочёл запихнуть нас в палатки, потому что получил их даром. Всё это время одно и то же. Еда отвратительная, ослы паршивые, погонщики — отвратительные, если он вообще их предоставляет, — и вот мы застряли здесь, всего на один класс ниже, чем в тюрьме по сфабрикованному обвинению».

«И все равно некоторые считают Финея замечательным?» — сухо спросил я.

«Мы пленники, — простонал Амарант. — Люди боятся, что никогда не вернутся в Италию, если будут жаловаться».

Обе пары, похоже, чувствовали, что сказали лишнее. После нескольких нейтральных комментариев они забеспокоились, и я отпустил их. Они ушли, мужчины отправились на поиски хорошего продавца сувениров, о котором им рассказывал Финей; они шутили, что надеются, что он окажется лучше того ужасного оратора, которого порекомендовал их гид в Олимпии. Женщины же поспешили на поиски общественного места, которое не затопило бы.

Остались мы с Хеленой и терпеливо ожидавшая троица. Хельвия и двое её спутников-мужчин. Мы подошли к ним, заняли места и, хотя все смеялись, потому что это уже было нелишним, представились.