Где-то в Альтисе ухнула сова. Мой желудок жалобно заурчал. Я сидел неподвижно, используя время перед следующим приступом страданий для размышлений.

Диарея может быть другом стукача.

Я видел смутные очертания Гая (храпящего) и Главка (дышащего в ритме припадка) на двух других узких кроватях. Если бы в «Леонидаионе» было больше народу, возможно, нам всем пришлось бы делить комнату. Мы…

Наши ресурсы растянулись на две комнаты. В целях экономии мы с Хеленой взяли с собой Альбию, что несколько мешало супружеской любви. Мы с этим мирились – или находили обходные пути. Всё наше жильё располагалось на верхнем этаже, иначе я бы закрыл ставни даже в комнате мальчиков, чтобы не впускать воров и любовных богов, замаскированных под серебряные лунные лучи.

Теперь я начал размышлять о том, как распределялись места для ночлега в группе «Путешествия по Семи Достопримечательностям», по крайней мере, когда они не разбивали лагерь. Согласно списку, оставленному нам Авлом, в группе была семья из четырёх человек; ну, они могли бы спать вместе. Ещё были три пары, одна из которых была молодожёнами, а другая, похоже, сбежала из дома, чтобы прелюбодействовать; обе эти пары, вероятно, стремились к уединению. Группу завершали четверо, нет, пятеро, одиноких людей: одна женщина и четверо мужчин, включая Волкасия, того самого странного, с которым никто никогда не хотел делить кров.

Некоторые, вероятно, привели рабов, которых сноб Авл не удосужился перечислить. Это могло означать, что, когда они останавливались в гостинице, Финею приходилось подыскивать им девять комнат, не говоря уже о том, что он хотел для себя, их возниц и любых подсобных рабочих (которые, конечно, существовали, хотя Авл их тоже не перечислил).

Это означало, что либо Финей направил их по главным дорогам, где могли быть хорошие мансио в римском стиле – официальные или полуофициальные туристические домики с высоким уровнем размещения и конюшен, – либо эта неуклюжая группа богатых простодушных людей оказалась бы свалена в кучу в самых разных сочетаниях. На корабле им бы посчастливилось найти хотя бы одну каюту. Прибытие в Олимпию, где на всю группу пришлось всего лишь две большие палатки, должно быть, стало для них первым серьёзным и неприятным опытом в этом путешествии. Для некоторых из них это стало серьёзным потрясением. А потом им пришлось неделями ночевать в лагере на берегу реки, пока расследовали смерть Валерии.

К тому времени, как они вернулись к своему маршруту, эти люди, которые изначально были незнакомы друг другу, наверняка уже очень хорошо знали друг друга.

Мне нужно было найти их и изучить самому. Но, когда рассвет рассвел, и я наконец успокоился, я отправился в Олимпию, чтобы провести ещё одно расследование. Корнелиус проснулся, поэтому я разбудил его и взял с собой в качестве угощения.

Это оказалось большим приключением, чем мы ожидали.

XVI

Едва светало. По всей империи рабы просыпались сами или их разбудили вспыльчивые надсмотрщики. Самым невезучим, спотыкаясь, плелись с посеревшими лицами на тяжёлую работу в шахтах, где им предстояло выполнять ужасную, грязную работу, которая медленно убивала их. Счастливчикам оставалось лишь разложить чистую тогу или привести в порядок изысканные свитки в прекрасной библиотеке. Подавляющее большинство собирало мётлы, вёдра и губки, готовые убирать дома, мастерские, храмы, бани и гимнасии.

Никто не преградил нам вход. Мы с Корнелиусом прошли через портик палестры в колоннаду. Любой, кто наблюдал за нами – а кто-то, должно быть, наблюдал –

Видел бы я, как мой племянник неуклюже плетётся за мной, всё ещё с полузакрытыми глазами и вцепляется в мою тунику, словно один из встревоженных внуков Августа на параде у римского Алтаря Мира. Хотя Корнелиуса никогда бы не взяли на познавательную экскурсию к Алтарю Мира. Моя сестра Аллия учила своих детей только тому, как брать в долг у родственников. Веронтий считал, что быть хорошим отцом — значит приносить домой фруктовый пирог раз в неделю; когда же он хотел быть очень хорошим отцом, он покупал два.

Корнелиусу требовалось мудрое внимание взрослых, иначе он вырастет таким же, как его родители.

Со стороны я бы заметил, как обернулся, чтобы подбодрить соню, ласково взъерошив ему волосы. Кто-то, возможно, догадался, что через него можно добраться до меня.

Небольшая группа рабочих в серых туниках лениво сгребала влажный песок скаммы. Откуда бы ни родом были эти рабы, все они были одинаково невысокого роста и смуглые. Пара факелов пылала в железных подставках. Моль цеплялась за каменную кладку неподалёку. Над большим двором небо было выцветшим, но всё же различимым. Оно стало чуть светлее, когда начался жаркий греческий день. Люди инстинктивно говорили приглушёнными голосами, потому что день был ещё слишком ранним для общения.

По моему сигналу рабы подошли и окружили нас.

Я потянулся, говоря медленно и хрипло. «Разве ты не ненавидишь это время утра? Сплошные шёпоты, хрипы, и поиски тех, кто умер ночью... Мне нужна помощь, пожалуйста. Расскажи мне, как ты обнаружил убитую римскую девушку?»

Как я и надеялся, они были открыты для расспросов. Большинство рабов любят возможность остановиться и поговорить. Никто из начальства не счёл нужным приказать им молчать об этом. Если бы суперинтендант знал, что я приду, он бы так и сделал, хотя бы чтобы позлить меня.

Валерию нашли в углу, в песке, хаотично разбросанном вокруг, словно она отчаянно пыталась вырваться на четвереньках. Она свернулась калачиком, защищаясь, кровь была повсюду. Кровь и песок забились в её одежду; она была полностью одета, что, по общему мнению рабов, говорило о том, что что-то пошло не так ещё в самом начале её встречи с убийцей. Они заметили пыль на её платье – ту, которой спортсмены покрывают свои намасленные тела. Я видела, как её наносили на днях, стряхивая ладонью и открытыми пальцами, так что она висела в воздухе комнаты для нанесения. На Валерии песок был жёлтым, им всегда восхищались за то, что он придавал телу лёгкий золотистый оттенок; но мне это не особо помогло. Жёлтый был самым популярным цветом.

Узнав об этом, управляющий приказал рабам выбросить тело. Они подняли её и отнесли на крыльцо, где усадили (чтобы она выглядела более естественной и занимала меньше места).

Они все еще стояли там, когда появился Туллий Статиан.

Он начал кричать. Он присел на корточки, рыдая и глядя перед собой. Услышав шум, суперинтендант вышел из кабинета. Он приказал Статиану вынести тело. Попросив о помощи, Статиан выкрикнул оскорбления в адрес суперинтенданта. Затем он схватил свою избитую молодую жену и, пошатываясь, пошёл к лагерю, держа её на руках.

«Судя по вашим словам, Статиан был искренен. Он не вёл себя как человек, который убил её?»

«Никаких шансов. Он не мог поверить в произошедшее».

Это было интересно, хотя добровольные показания рабов не были бы приняты во внимание в суде. Я пытался выудить имена всех членов палестры, которые могли бы вызывать подозрения, но рабы внезапно потеряли интерес и начали возвращаться к своей работе.

Нам следовало уйти. Ты никогда этого не делаешь. Ты всегда надеешься, что один последний каверзный вопрос приведёт к прорыву. Ты ничему не учишься.

Затем я услышал чей-то вздох. Я обернулся, и моё сердце ёкнуло. Огромный мужчина появился незаметно для меня и схватил Корнелиуса. Теперь он выжимал из мальчика всё дыхание.

XVII

Огромный борец ждал, когда я повернусь и увижу, как это происходит. И вот этот мускулистый детоубийца поднял моего племянника над бритой головой, намереваясь швырнуть его на землю. На твёрдом, влажном песке это могло закончиться смертью.

Зверь замер, ухмыляясь.

Ему было лет двадцать пять, он был в самом расцвете сил. Крепкая талия, огромные икры, потрясающие бёдра, монументальные плечи. Если не считать кожаной тюбетейки и боксёрских стрингов, он был совершенно голым. Его великолепное тело было покрыто оливковым маслом – его было так много, что я чувствовал его запах, – и покрыто толстым слоем серой пыли.