Требоний повысил голос своего оратора достаточно громко, чтобы заполнить пустоту.

«Солдаты! Авгуры благоприятны. Авгуры предсказали, что сегодня хороший день для битвы — более чем хороший, благоприятный день для Цезаря и его людей. Сегодня, если будет угодно богам, ворота Массилии откроются благодаря вашим усилиям. Вы весьма порадуете Цезаря, и Цезарь вознаградит вас должным образом.

Но позвольте мне повторить то, что я сказал с самого начала этой осады: когда Массилия падет, Цезарь, и только Цезарь, решит её судьбу. Не будет ни грабежей, ни изнасилований, ни поджогов. Вы все это понимаете, я знаю. Помните о своей подготовке. Следуйте приказам вашего командира. Операция начинается. Никаких ликующих возгласов! Тишина! Сохраните свои голоса на потом, когда вы сможете издать победный клич со стен Массилии.

Требоний отдал нам честь. Мы все вместе отдали честь в ответ.

«В строй!» — крикнул офицер. Вокруг нас все начали двигаться, но куда именно, я не мог понять. Давус держался рядом со мной, пригнувшись.

Мы следовали за потоком, словно песчинки в песочных часах. В ложбине стало заметно меньше народу. Люди исчезали, словно их поглотила сама земля. Казалось, не было чёткого порядка; каждый просто вставал в очередь так быстро и эффективно, как только мог. Я протиснулся вперёд.

Внезапно передо мной возник вход в туннель. Крепкие балки очерчивали чёрную дыру в склоне холма. На мгновение я застыл. Какое безумие довело меня до такого? Но пути назад не было. Требоний наблюдал. Дав толкнул меня сзади.

«Возьми!» — произнёс тот же голос, который приказал нам выстроиться. Я протянул руку, и в неё вдавили зажжённую свечу. «Вспомни свою подготовку», — сказал офицер. «Не дай ей погаснуть!»

Я двинулся вперёд, опустив голову и держа свечу как можно крепче; рука дрожала. Я вошёл в устье туннеля. Позади меня раздался лязг и хрюканье – звук удара шлема Давуса о притолоку.

Мы шли размеренным шагом. Сначала туннель был ровным, затем начал постепенно уходить вниз. Стены и потолок поддерживал каркас из балок. В большинстве мест туннель был настолько широк, что в нём едва могли разойтись два человека. В некоторых местах, где он петлял между двумя скалами, он сужался ещё больше. Свод никогда не был достаточно высоким, чтобы я мог стоять в полный рост. Мне приходилось идти слегка согнувшись. Бедняге Давусу приходилось практически сгибаться пополам.

Туннель перестал спускаться и снова выровнялся. Темп замедлился. Время от времени мы резко останавливались. Люди сталкивались друг с другом. Свечи падали или гасли, а затем быстро зажигались от другой.

Без них тьма была бы абсолютной.

Мы остановились, затем двинулись вперед, снова остановились и двинулись вперед.

Воздух был влажным и спертым. Дым от свечей жёг глаза.

Меня охватило что-то холодное и липкое. Я вдохнул влажный воздух.

Туннель начал почти незаметно подниматься. Мы снова остановились. Время шло. Никто не произносил ни слова.

Наконец, в отсутствие приказов и движения, некоторые из мужчин начали шепчутся. Звук был похож на шипение, доносящееся из трубы. Время от времени, из тускло освещённых пространств передо мной или позади меня, до меня доносился мрачный смех.

Какими отвратительными шутками обменивались мужчины? Чувство юмора Мето сильно изменилось с тех пор, как он стал солдатом; оно стало более вульгарным и жестоким, более насмешливым как над богом, так и над людьми.

Смехом в лицо Марсу он называл это; свистом проносясь мимо Аида. Иногда, говорил Мето, перед лицом неминуемой смерти – собственной или врага.

— у человека не было другого выбора, кроме как кричать или смеяться. Что произойдёт, если хоть один человек в туннеле начнёт кричать и паниковать? Я подумал об этом и был благодарен за то, что время от времени вырывался наружу взрыв хриплого смеха.

Из головы колонны донесся шёпот. Молодой солдат передо мной обернулся и сказал: «Здесь мы ждём, пока сапёры выкопают последний кусочек земли. Передай дальше». Я передал сообщение Давусу. Когда я обернулся, молодой солдат впереди всё ещё смотрел на меня. Его голос показался мне знакомым; я вдруг понял, что это он говорил обо мне за моей спиной в низине. В мерцающем свете свечи он выглядел едва ли старше ребёнка.

Его взгляд был пристальным, но не враждебным. Глаза были неестественно широко раскрыты. Он выглядел нервным.

Я улыбнулся. «Раз уж вы задаётесь вопросом, мне как раз шестьдесят один год».

"Что?"

«Я слышал, как ты спрашивал своего друга перед тем, как мы вошли в туннель. „Сколько ему лет?“ — спросил ты».

«Правда?» Он выглядел огорчённым. «Ну, ты мог бы быть моим дедушкой. Или даже моим пра…»

«Довольно об этом, молодой человек!»

Он криво усмехнулся. «Может быть, Фортуна поместила меня рядом с тобой. Маркус сказал, что боги, должно быть, любят тебя, если ты сумел вырасти… до такого возраста…»

Зарабатываешь на жизнь мечом. Что думаешь? Может быть, частичка твоей удачи сегодня перейдёт и ко мне.

Я улыбнулся. «Не уверен, что мне сейчас так уж много везения».

Внезапно по туннелю раздался глубокий, приглушённый «бум!» , словно молния ударила в землю совсем рядом. Я ощутил это ушами, пальцами ног и зубами. Раздался ещё один «бум!» , и ещё один.

«Что… что это?» — Голос молодого солдата дрогнул. Он закатил глаза. «Откуда это доносится?»

«Это таран», — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. «Мы, должно быть, прямо под стеной».

Солдат мотнул головой. «Нас об этом предупреждали. Но я не думал… что это будет настолько…»

Бум! Сверху, со стропил, посыпалась струйка песка. Солдат схватил меня за предплечье.

«Это очень далеко», — сказал я. «В сотнях футов отсюда. Вибрация проходит сквозь камни. Кажется, что ближе, чем есть на самом деле».

«Конечно. Это далеко». Он ослабил хватку и отпустил меня. Он схватил меня за предплечье так сильно, что на нём остались следы от ногтей.

Гул прекратился, затем возобновился, прекратился, затем возобновился снова, и так снова и снова. Особенно, похоже, пострадал потолок туннеля прямо над моей головой.

На меня падали сначала ручейки, потом комья, потом комья земли. Время от времени молодой солдат импульсивно хватал меня за руку.

Воздух стал ещё более сырым, зловонным и дымным. Наши свечи догорели дотла; нам передали новые от входа в туннель. Саперы, стоявшие во главе колонны, передали нам вёдра с землёй и камнями.

«Они сказали, что нам не придётся пачкать руки», — шутливо пожаловался человек за спиной Давуса. Молодой солдат нервно хихикнул. Казалось, часы тянулись бесконечно.

Наконец саперы начали передавать лопаты и другие инструменты для копания.

Затем сапёры начали отступать, направляясь обратно вдоль линии фронта к входу. Они довольно легко протиснулись мимо меня, но вот пройти мимо Давуса оказалось непросто. «Что, чёрт возьми, этот гигант здесь делает?»

пробормотал один из них.

Давус прошептал мне на ухо: «Скоро ведь, правда, тесть?»

«Я так и предполагаю».

Я пытался собраться с духом перед тем, что ждало меня впереди. Я никогда не был солдатом, но много лет назад сражался рядом с Метоном в его первой битве при Пистории, где погиб Катилина; а всего несколько месяцев назад я стал свидетелем последних часов осады Брундизия и чуть не погиб там. Я имел некоторое представление об опасностях и ужасах, которые могут ждать нас впереди. Но, как и любой солдат, я представлял себе другой сценарий. Возможно, всё пройдёт гладко. Мы застанем массилийцев врасплох, отвлечём их внимание тараном, точно по плану Требония. Мы практически не встретим сопротивления и откроем ворота почти без борьбы. Требоний триумфально вступит в город, не проливая крови. Массилийцы поймут безнадёжность сопротивления и сложат оружие. Мы с Давом сбросим доспехи, ускользнём и будем обыскивать город, пока не найдём Мето, живого и здорового, очень удивлённого нашим появлением. После взятия города тайная миссия Метона подойдет к концу, он сдастся Требонию, представит доказательства своей преданности Цезарю, и все будет хорошо.