Ещё шаг, и вода поднялась выше моей головы. Я открыл глаза. Вода была мутной и зелёной, но поверхность надо мной была словно огромный лист кованого серебра. Я открыл рот, чтобы втянуть Нил глубоко в лёгкие. Жгучая полнота хлынула в мою грудь. Серебряный купол надо мной погас. Мутная вода почернела.

Я почувствовал на себе чьи-то руки. Из чёрной мглы появилось лицо. Кассандры.

Лицо! Нет — лицо Бетесды, её черты такие же мягкие и плавные, как в ту первую встречу в Александрии. Она прижалась губами к моим. Её поцелуй вырвал Нил из моих лёгких и лишил меня дыхания...

Я открыла глаза и моргнула, чтобы стряхнуть капли воды с ресниц. Я лежала на спине на песчаном берегу реки. Над головой трепетал полог из листьев, словно сделанных из серебра. Небо над ним было неземного пурпурного оттенка с прожилками аквамарина и киновари.

Я почувствовал тепло чьего-то тела рядом со мной; кто-то лежал рядом со мной на песке. Она пошевелилась и приподнялась на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

«Бетесда!» — прошептал я и слегка закашлялся. На языке остался привкус Нила.

«Муж», — прошептала она голосом, полным любви и нежности. Она поцеловала меня.

«Бетесда, где мы?»

Она нахмурилась. «Ты что, настолько растерян, муж, что не помнишь, как вошёл в Нил?»

«Да, но… мы живы или мертвы?»

«Разве это имеет значение? Мы вместе».

«Да, но... разве мы уже бессмертны?»

Она рассмеялась. Я давно не слышал, чтобы она так беззаботно и непринужденно смеялась. «Не глупи, муж. Разве ответ не очевиден?»

«Не совсем». Небо надо мной не было похоже ни на одно из тех, что я помнил. Или эта странная палитра цветов была просто феноменом, вызванным сочетанием солнечного света, морского тумана и близлежащей песчаной бури? «Где ты была всё это время, Бетесда?»

Она улыбнулась. «А пока позвольте мне задать вопросы. Моя внучка уже родилась?»

«Да! Диана написала мне письмо, но откуда ты знаешь, что это девочка?»

Она пожала плечами. «Удачная догадка. Я хочу её увидеть. Нам нужно вернуться в Рим как можно скорее».

Я улыбнулся. «Значит, мы живы ?»

Она подняла бровь. «Разве духи умерших не могут путешествовать?» «Возможно». Я склонил голову набок. «Я слышал о кораблях с привидениями, но никогда не думал, что сам стану их призраком! Ну что ж. Когда мы были молоды и бедны, мы нашли способ добраться до Рима; и теперь мы найдём способ добраться туда. Мы пойдём вместе». Я взял её за руку. «Пойдём домой, Бетесда».

«Да, муж. Пойдём домой!»

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Клеопатра и после смерти продолжала привлекать поклонников, поклонников, врагов и жертв, особенно среди драматургов и других писателей. В «Антонии и Клеопатре» Шекспир изобразил римского полководца и царицу как несчастных влюблённых. Используя текст барда (в адаптации Франко Дзеффирелли), Сэмюэл Барбер написал оперу для открытия Метрополитен-оперы в Линкольн-центре в 1966 году. За его вклад в дело царицы композитор бессмертного Адажио для… Фильм «Струны» получил разгромный приём критиков. Джордж Бернард Шоу подарил нам своего Цезаря и Клеопатру, где роль королевы-кошечки позже воплотила на экране Вивьен Ли. В 1960-х годах Элизабет Тейлор затмила все предыдущие (и последующие) образы в фильме, получившем множество критики, написанном и срежиссированном Джозефом Манкевичем, чья связь с опасной королевой причинила ему ещё больше страданий, чем Сэмюэлю Барберу. Каким бы непреодолимым ни было её обаяние, к Клеопатре следует подходить с осторожностью.

Была ли Клеопатра красива? Историк Дион Кассандрович недвусмысленно это подтверждает; вот перевод Герберта Болдуина Фостера:

Она была женщиной исключительной красоты, особенно в то время, потому что в расцвете юности, с прекраснейшим голосом и умением всем нравиться, блистая и лаская взор, и обладая способностью покорять даже холодного или пожилого человека, она считала, что сможет в точности соответствовать вкусам Цезаря, и в своей красоте основывала все свои притязания на возвышение.

Плутарх в своей «Жизни Антония» лишь слегка двусмысленен; вот перевод Драйдена:

Ее красота сама по себе не была столь примечательна, чтобы никто не мог с ней сравниться, или чтобы никто не мог взглянуть на нее и не быть пораженным ею, но прикосновение к ней было неотразимо; притягательность ее личности, соединенная с очарованием ее разговора и характером, который сопровождал все, что она говорила или делала, была чем-то завораживающим.

К сожалению, у нас мало изображений Клеопатры, по которым можно было бы судить о ее внешности.

Красота собственными глазами. Грубые портреты на монетах чем-то похожи на карикатуры, а единственный бюст Клеопатры, признанный подлинным, в Ватикане, лишён носа. Андре Мальро сказал: «Нефертити — это лицо без царицы; Клеопатра — это царица без лица».

Когда я начала серьёзно изучать Клеопатру, мои детские представления о ней, вдохновлённые гламурным образом Элизабет Тейлор, со временем померкли, и я столкнулась с глубоко неоднозначной личностью. По меркам супермоделей XXI века Клеопатра могла быть красавицей, а могла и не быть, но её психика, по современным меркам, была определённо некрасивой.

Воспитанная как абсолютная правительница, в безжалостной конкуренции с братьями и сестрами за любовь отца, патриарха кровосмесительного клана, Клеопатра, можно с уверенностью сказать, происходила из неблагополучной семьи. Подобно тому, как её отец убил свою мятежную старшую дочь Беренику, Клеопатра, устранив с помощью Цезаря своего брата-мужа Птолемея, в конечном итоге убила других своих братьев и сестёр, Арсиною и младшего Птолемея. Остаётся только удивляться извращённой психологии, которая породила и была создана таким насилием. К тому же Клеопатра вполне могла считать себя, по крайней мере, полубожеством. Если бы она появилась среди современной элиты, думаю, мы бы консервативно охарактеризовали её как безумную, злобную и опасную для знакомства.

Действительно, чем больше я изучаю всех выдающихся личностей этого периода,

включая Помпея и Цезаря, — тем больше я вспоминаю комментарий писателя Л. Спрэга де Кампа, который в другом контексте (рецензируя фантастические романы Э. Р. Эддисона) написал:

Короче говоря, «великие люди» Эддисона, даже лучшие из них, — жестокие, высокомерные тираны. Можно восхищаться, абстрактно, неукротимой храбростью, энергией и способностями этих необузданных эгоистов. Однако в реальности они подобны более крупным хищникам, которыми лучше всего любоваться, отгородившись от зрителя крепкими решётками.

Мы имеем лишь смутное представление о том, как выглядела Клеопатра; у нас нет ни единого изображения её брата, царя Птолемея. Мы даже не знаем точно, сколько ему лет на момент прибытия Цезаря; я предположил, что ему было пятнадцать, что является самым старшим возрастом, установленным историками. Когда писатели или кинематографисты вообще брались за Птолемея, портрет получался нелестным; Манкевич изображал юношу-царя капризным мальчишкой, находящимся во власти евнуха Потина, которого он изобразил жеманной царицей. Но почему мы должны предполагать, что Птолемей был менее красив или харизматичен, чем его старшая сестра, или что чары, которые он наложил на Цезаря, были менее сильны? Будучи одной из неудачниц истории, Клеопатра была очернена и маргинализирована теми, кто одержал над ней победу. Можно предположить, что то же самое произошло и с Птолемеем. Между строк «Гражданской »

«Война» – это история любопытного треугольника отношений, который, должно быть, сложился между римским завоевателем и братом-супругой на фоне интриг, царивших во время их заключения в Александрийском дворце. В этом романе прощальные слова Птолемея о любви и преданности Цезарю слово в слово взяты из рассказа самого Цезаря. Что чувствовали брат и сестра друг к другу, что они чувствовали к Цезарю и что Цезарь чувствовал к ним в ответ? Мне кажется, историки, ослеплённые своим восхищением Клеопатрой (и нравами своего времени), проигнорировали нерассказанную историю решений, политических и личных, которые пришлось принимать Цезарю в его борьбе за урегулирование государственных – и сердечных – дел в Египте.