К сожалению, будучи поглощен собственными гражданскими распрями последних лет, римский народ не смог проследить за надлежащим исполнением завещания покойного царя. Прибыв сюда, в Египет, я с огорчением обнаружил, что намерения вашего отца не осуществились. Те, кто должен был получить равную долю наследства, вместо этого оспаривали друг у друга, сражаясь оружием, за право претендовать на всё имущество. В какой-то степени вина за такое положение дел лежит на народе Рима, не выполнившем свои обязанности исполнителей завещания и хранителей царской семьи; но теперь я намерен исправить этот недостаток. Как воплощение воли римского народа, я имею право на исполнение завещания покойного царя, и я намерен проследить за тем, чтобы его положения были выполнены надлежащим образом – справедливо, дружелюбно и к взаимной выгоде всех заинтересованных сторон.

«Когда я прибыл в Египет, Ваше Величество, царь Птолемей, тепло встретил меня и предоставил щедрое жилье. Мне самому пришлось пережить в последнее время некоторые неурядицы и раздоры, и то, что меня приняли в этот прекрасный город, предложили безопасное убежище и отдохновение от недавних тягот, было милостью, которую я не скоро забуду. Благодарю вас, царь Птолемей. Но ещё дороже мне часы, которые мы провели вместе с вами с момента моего прибытия, и рождение

между нами, как я надеюсь, будет прочная и постоянно крепнущая дружба.

В нас встречаются Рим и Египет. Не только для нас самих, но и для наших народов полезно, чтобы мы создавали крепкие узы взаимного уважения и привязанности.

Цезарь склонил голову перед царём, который смотрел на него с трона, с выражением ещё более суровым, чем когда-либо. Цезарь замолчал, по-видимому, ожидая от царя какого-нибудь знака согласия. Эта пауза тянулась неловко. Выражение лица Птолемея не изменилось, за исключением лёгкого дрожания челюсти. Наконец Цезарь прочистил горло и продолжил.

Моя крепнущая дружба с Вашим Величеством принесла мне великую радость. Но мой визит также омрачён печалью, вызванной моим беспокойством из-за продолжающихся разногласий в царской семье. Как сказал драматург: «Когда боги восстают друг на друга, смертные обращают брата на брата». Как раздор на небесах отдаётся эхом на земле, так раздор в Александрийском дворце вызывает смуту по всему Египту и даже до самого Рима. Нарушаются не только дела людей, но и естественный порядок вещей. Старики, как мне говорили, никогда не видели такого низкого уровня воды в Ниле, как этой весной и летом; мудрецы, как мне говорили, объясняют это тревожное явление бедствием реки из-за разногласий между законными правителями Египта. Гармония и равновесие должны быть восстановлены – как и намеревался ваш мудрый отец, который предусмотрел совместное правление Египтом царицы и царя, старшего сына и старшей дочери его царской крови.

Конечно, покойный царь Птолемей не оставил дела в Египте в полном порядке. Восстановление его престола стоило немалого труда и повлекло за собой значительный долг. Было призвано римское оружие; пролилась римская кровь. Эти римские войска до сих пор находятся здесь, в Египте, и теперь подчиняются приказам египетского командира. Та самая армия, которая поддерживает порядок в Египте, была, по сути, даром королевству от Сената и народа Рима. Наряду с этой военной помощью, вашему отцу были предоставлены значительные суммы римского золота и серебра, а также многие другие ресурсы, выданные ему в качестве аванса. Большая часть его финансового долга Риму, включая его личный долг мне, остаётся непогашенной. Учитывая раздоры и нестабильность, царящие по обе стороны Нила, представляется невозможным погасить этот долг до тех пор, пока в Египте не восстановятся мир и порядок.

«Долг Египта перед Римом бросает тень на нашу дружбу; было бы неискренне с моей стороны отрицать это. Из-за этой тени здесь, в Египте, есть те, кто опасается, что я, возможно, приехал с чем-то большим, чем просто примирение. Они опасаются, что после поражения Помпея при Фарсале завоеватель Галлии мог прибыть в Египет с намерением бросить вызов власти его законных правителей. Позвольте мне заверить Ваши Величества, здесь, перед членами вашего королевского двора и моими доверенными офицерами, что я не имею ни малейшего намерения пытаться силой оружия установить римскую власть над Египтом. Это не только…

Это нарушит ваше доверие ко мне, но и будет противоречить явно выраженной воле Сената и народа Рима, которые желают только мирных отношений и дружественной торговли между нашими народами.

«Я пришел не для того, чтобы начать войну, а для того, чтобы положить ей конец; не для того, чтобы свергнуть наследников царя Птолемея, а для того, чтобы объединить их; не для того, чтобы угрожать Египту, а для того, чтобы принять его».

Цезарь повернулся к Клеопатре. «В связи с этим я приветствую возвращение в город её предков царицы Клеопатры». Как и прежде, когда он поклонился Птолемею, Цезарь склонил голову. В отличие от брата, царица ответила ему тем же и одарила его лёгкой, самодовольной улыбкой, которая напомнила мне самого Цезаря.

Королева отсутствовала в столице много дней. Церемонии и религиозные обряды, требующие её присутствия, были проигнорированы.

Проекты, начатые её министрами, были отменены. Жизнь города и благополучие его жителей пострадали. Она вернулась во дворец лишь вчера вечером, ведомая, как она мне говорит, изобретательностью и настойчивыми уговорами самой богини Исиды. Сегодня царица вновь восседает на своём троне. Её народ ликует, и я тоже.

А как же остальные братья и сёстры, принцесса Арсиноя и юный принц Птолемей? В завещании их отца не было никаких особых положений. Но я нашёл их поистине королевским статусом и считаю, что им следует предоставить собственную территорию. Поэтому я постановляю, что остров Кипр, который последние десять лет был римской провинцией, отныне возвращается под власть Птолемеев, и что принцесса Арсиноя и юный принц Птолемей будут править там совместно как царь и царица. Пусть их правление станет отражением гармоничного правления их братьев и сестёр здесь, в Египте.

«Да будет так: воля покойного царя будет исполнена, и его дети будут править вместе, и в Египте будет мир; и сенат, и народ Рима также возрадуются и признают совместную власть царя и царицы».

«Нет!» — крикнул царь Птолемей дрогнувшим голосом. Он вскочил с трона, прижав руки к бокам и сжав кулаки. Непостижимая маска сменилась сверкающими глазами и дергающимися губами.

Потин бросился к нему и процедил сквозь зубы: «Ваше Величество! Как бы ни были неприятны эти действия, мы заранее договорились…»

« Ты согласился! Я ничего не сказал».

«Ты кивал всякий раз, когда...»

«Я кивнул, потому что был слишком зол, чтобы говорить, и слишком обижен, чтобы сказать то, что я на самом деле думал!»

«Ваше Величество, прошу вас! Если есть вопросы, которые нужно обсудить, это следует сделать наедине. Вернитесь к своему трону и позвольте мне отослать этих людей.

—”

«Нет, пусть остаются! Пусть стоят здесь и слушают этот бред. Пусть

Пусть они пошлют мне эти ухмылки и воздушные поцелуи моей сестре-шлюхе и её римскому любовнику, если им это нужно. Я уйду, а вы, остальные, можете продолжать эту оргию самовосхваления!

Птолемей шагнул вперёд, слегка спотыкаясь, спускаясь с помоста. Безмолвная толпа расступилась, уступая ему дорогу. Египетские стражники у входа отступили, преклонив колени. Он был подобен носу корабля, рассекающему волны и ветер, отражающему всё на своём пути.

Мерианис схватила меня за руку. «Идём!» — прошептала она.

«Где? О чём ты думаешь, Мерианис?»

«Пойдем! Разве ты не хочешь увидеть, что будет дальше?»

Я оглянулся через плечо, пока мы спешили вслед за исчезающим королем.

Потин был бледен и мрачен. Цезарь выглядел совершенно растерянным, что было совершенно нетипично. Клеопатра, которая не вставала с трона и, казалось, не собиралась этого делать, улыбалась, словно Сфинкс.

«Скорее!» — сказала Мерианис, дергая меня за руку. Она намеревалась последовать за королём. Его одежды развевались за ним, когда он несся по коридорам дворца, не останавливаясь, пока не добрался до двора внутри ворот. Он крикнул стражникам, чтобы те открыли ворота. Когда они замешкались, он пригрозил им отрубить головы. Мужчины бросились к колёсам, и ворота медленно открылись.