Я нахмурился. «Нет, это был один из его людей».

«И этот троянский конь был успешно доставлен?»

"Это было."

«Дошло ли содержимое в целости и сохранности?»

«Да, и он был так же готов сеять хаос, как те греческие захватчики, которые выскочили из настоящего троянского коня. Когда я видел его в последний раз, Цезарь выглядел готовым сдаться превосходящим силам».

Мерианис захлопала в ладоши от восторга. «Простите за смех, но метафора такая необычная. Женщину всегда описывают как осаждённый город, с распахнутыми настежь воротами и рушащимися стенами. Мне смешно думать о могучем Цезаре таким образом».

«Он всего лишь человек, Мерианис».

«На данный момент», — сказала Мерианис, а затем пробормотала что-то по-египетски, что я принял за краткую, восторженную молитву благодарности Исиде.

У моей комнаты ждал отряд дворцовой стражи. Прежде чем я успел войти, офицер вежливо, но решительно проводил меня к месту среди своих людей, и я снова двинулся дальше, оставив Мерианис позади.

«Я посмотрю, как там Рупа и мальчики», — крикнула она мне вслед.

Меня провели в ту часть дворца, где я раньше не бывал. Коридоры становились шире, сады пышнее, драпировки и прочее убранство – всё великолепнее.

Стражники проводили меня в просторный зал, где десятки придворных толпились небольшими группами. В комнате раздавался гул голосов. В нашу сторону устремились любопытные взгляды. Офицер, отвечавший за церемонию, исчез, оставив меня стоять посреди зала в окружении вооружённой охраны.

«Это тот римлянин, — услышал я чей-то голос. — Тот, которого король пустил на свою баржу. Разве он не прорицатель?»

«Нет, какой-то шпион или, может быть, известный убийца, я так думаю».

«Выглядит немного старовато для этого».

«С римлянами никогда не знаешь. Коварные, хитрые люди. Чем старше, тем хитрее».

Офицер снова появился и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы пробрались сквозь толпу, пока не подошли к позолоченным дверям. Двери открылись.

Офицер остался, но жестом пригласил меня войти. Я вошёл в комнату, в которой всё, казалось, было покрыто золотом: золотые урны на золотых столах, золотые стулья с подушками, обитыми золотой нитью, стены из кованого золота и расписанный золотом потолок, с которого свисали золотые лампы.

Даже пол из ослепительно белого мрамора был покрыт прожилками какого-то сверкающего золотого вещества. Стены украшали барельефные скульптуры, изображавшие подвиги первого Птолемея, полководца Александра; эти антаблементы, хотя и были, несомненно, высечены из камня, были обильно позолочены – либо расписаны золотом, либо покрыты золотой фольгой, – так что изображения мерцали в отражённом свете золотых ламп. Среди них я увидел ту самую сцену, которую читал вслух мальчикам ранее в тот день: Птолемей стал свидетелем первой встречи Александра с конём Буцефалом.

В комнате не было ни тени, каждая поверхность отражала свет. Сам воздух казался золотистым, пронизанным мягким сиянием непонятного происхождения.

В золотистом воздухе разносилась музыка волынщика, игравшего знакомую мелодию.

В дальнем конце зала, на позолоченном троне, восседал Птолемей, одетый в плиссированное белое льняное платье с золотой мантией на плечах. Должно быть, ранее он участвовал в каком-то религиозном обряде в роли бога Осириса, поскольку на нём была корона атеф , и его молодое лицо выглядело очень суровым под высоким белым конусом, украшенным страусиными перьями. За троном стояли телохранители. Писцы сидели, скрестив ноги, на полу рядом. Перед

На троне стоял Потин, скрестив руки и запрокинув голову, и с изумлением наблюдал за моим изумлением. Я вошёл в комнату, предназначенную для того, чтобы внушать благоговейный трепет таким, как я, и комната выполнила своё предназначение.

«Ваш ужин с Цезарем был коротким», — сказал он.

«Вечер был прерван».

«Ага», — сказал Потин. «Нежданный гость?»

Я пристально посмотрела на него. Неужели все, кроме меня, ждали прибытия королевы? Потом я поняла, что он имел в виду Мето, которого, как он знал, я хотела избежать.

«Человек, которого я когда-то называл своим сыном, действительно появился...»

Птолемей заговорил: «Мне кажется печальным это отчуждение между вами и вашим сыном. Я бы многое отдал, чтобы мой отец вернулся к жизни. Чтобы снова взглянуть ему в глаза, услышать его смех, послушать, как он играет на флейте».

Учитывая, что отец царя убил его старшую сестру, а сам он воевал с сестрой-женой, я не был настроен выслушивать суждения молодого Птолемея о моих родственных связях. Но я промолчал и, не отрывая глаз, разглядывал лицо Птолемея, обрамленное золотой мантией и короной атеф . Только что познакомившись с его сестрой, я был поражён их поразительным сходством. Ни один из них не был ослепительно красив, чтобы вскружить голову, но оба обладали некой неоспоримой харизмой. Я сильнее ощущал это в Клеопатре, но разве только из-за моих эротических наклонностей? В голове промелькнул образ: она стоит прямо и распускает волосы, ниспадающие на плечи…

Потин громко прочистил горло. Видимо, он сказал что-то, чего я не расслышал. «Если Гордиан, прозванный Искателем, может вернуться в настоящее…» — сказал он, снисходительно взглянув на меня, и я сразу понял, что это я: озадаченный смертный римлянин, сгорающий от любопытства в золотой палате царя. Я ощетинился.

«Прошу прощения. Я задумался, размышляя о том, насколько царь похож и непохож на свою сестру Клеопатру».

На мгновение это замечание пролетело мимо их ушей, затем одновременно Потин вздрогнул, и царь покачнулся вперед на своем троне.

«Что ты говоришь?» — воскликнул Птолемей.

«Семейное сходство очевидно — нос, глаза, — но есть и различие, но я не могу его точно определить».

«Ты видел её? Клеопатру?» — голос Потина дрогнул, как это иногда случается даже с голосом зрелого евнуха. «Где? Когда?»

«Сегодня вечером в покоях Цезаря».

Птолемей откинулся на спинку трона и прикусил кончик пальца. Одно колено дергалось вверх-вниз от волнения. «Я же говорил тебе, что она найдёт способ проникнуть внутрь, Потин».

«Невозможно, Ваше Величество! Каждый вход охраняется; каждый груз проверяется; каждый…»

«Конечно, нет! Мы оставили путь открытым, и она его нашла. Она как змея,

пробирается вдоль стены, пока не найдет малейшую брешь, через которую можно проскользнуть».

«Вообще-то, она прибыла морем», — сказал я. Не поступаю ли я опрометчиво, подвергая этим открытием царицу, а возможно, и Цезаря опасности? Разве я не поступил в точности так, как намеревался Потин, передав царю сведения? Возможно, но раздражение, которое я им причинял, доставляло мне огромное удовольствие, и я не мог остановиться. «Некто по имени Аполлодор переправил её через гавань. Они вдвоем нашли незащищённую пристань где-то у набережной и направились в римскую часть дворца».

«Так нагло?» — Птолемей водрузил корону себе на голову — жест, совершенно недостойный бога. «Она и этот сицилийский жеребец прошмыгнули через дворец прямо к дверям Цезаря?»

Потин понизил голос. «Вашему Величеству известно, что существуют способы незаметно пересечь дворец и прилегающую территорию. Некоторые из этих тайных ходов очень древние; некоторые, возможно, неизвестны даже мне. Однажды ваш отец, перестраивая свои личные покои, снёс стену и наткнулся на сеть туннелей, о которой даже он не подозревал…»

«Но, Потин, ты же уверял меня, что этого не произойдет!»

«Вообще-то, — сказал я, не в силах удержаться, — они никуда не ходили. Её нёс Аполлодор».

«Что?» — Потин посмотрел на меня в замешательстве. «Нёс её? На руках?»

«В основном через плечо».

Король и его лорд-камергер посмотрели на меня так, словно я, должно быть, сошёл с ума. Один из телохранителей усмехнулся. Стоявший рядом с ним мужчина заглушил звук кашлем.

«Она была завёрнута в плед», — объяснил я. «Аполлодор нёс плед на плече. Он сказал римлянам, что у него есть подарок для Цезаря от царицы. Я был там, когда Аполлодора проводили в покои Цезаря. Ковёр развернули, чтобы Цезарь его осмотрел. Появилась царица. Вскоре после этого я ушёл».