А сейчас, видать, добрый парнишка решил вину загладить. Отдал сироте свою порцию овсянки. А сам довольствовался на завтрак только стаканом чая и бутером с маслом и сыром. Что ж, молодчина. И не жадина. Недаром мы с Бондаревым сразу подружились. Как и с Михой.
Миха же в ответ на наезд Тополя смутился так, что его оттопыренные уши сравнялись по цвету с суворовскими погонами. Он отодвинул вторую порцию каши, которую так и не доел, и взялся за стакан с чаем.
— Правильно, малой! — фальшиво "поддержал" его Тополь, все так же гадливо подмигивая однокашникам. Те, кроме одного, все так же игнорировали его перформанс. — У нас тут много жрать не принято! Ты... это... за фигурой-то следи! А то жирных у нас не любят. Подтянуться на перекладине не сможешь. Пузо перевесит, и мигом вытурят! Вас, мелюзгу, и так в этом году понабрали больше, чем надо.
Его сосед за столом громко заржал. Так громко, что остальные пацаны обернулись. Воспользовался тем, что прапор Синичкин, который еще минуту назад мерял шагами столовую, время от времени гаркая луженой глоткой: "Отставить разговоры!", куда-то испарился.
Тополь, уверенный, что осадить его некому, продолжил стебаться над детдомовским парнишкой. И пофиг, что тот даже не отвечает.
— Скучаешь небось уже по мамке-то, малой? — продолжался спектакль одного актера. — Привыкай. Увалы тут нечасто.
Миха снова ничего не ответил. Уткнулся в свой стакан. По его лицу, которое стало уже свекольного цвета, прямо в чай потекли злые слезы. Будущий "полкан", сам того не понимая, задел больную тему. Пора вмешаться. А то старый знакомый, кажись, совсем обурел.
— Слышь! — громко сказал я, поворачиваясь к зарвавшемуся Тополю. Кое-кто из парней перестал есть и уставился на меня. — Тебе-то что? Своей тарелки мало? Сколько хочет, столько и ест! Или ты голодным останешься?
Нависла звенящая тишина. Взгляды почти всех суворовцев в столовой были прикованы к нашей с Тополем перепалке.
Обуревший "старшак" от неожиданности осекся. А потом, сделав, как ему казалосcь, выразительную паузу, сказал, будто в пустоту, даже к окну столовой нарочито повернулся:
— Не всосал... Это кто там гавкает?
О-пачки! Знакомый приемчик. Узнаю "брата Колю".
Логика манипулятора проста: брякнуть что-то, будто бы не кому-то конкретному, а в пустоту, чтобы, так сказать, унизить оппонента. Тополь-2М этим приемчиком до сих пор активно пользуется. Уже не в Суворовском, а в нашем УМВД. В мире, который пару часов назад навсегда покинул.
Не на того напал.
— Гавкают собаки во дворе! — спокойно сказал я, чуть было по привычке не добавив: "Товарищ полковник". — А я разговариваю. Хорош цеплять!
Саня Раменский удивленно поднял брови и кинул меня взгляд. А потом едва заметно одобрительно кивнул. Молодец, мол, так держать. Кое-кто из второкурсников, глядя на Тополя, хихикнул. Даже "перваки" за соседним столом заулыбались и зашептались между собой.
Тополь порозовел.
— Эй, мелюзга вшивая! — зашипел он, обращаясь ко мне. Его лицо по цвету уже почти сравнялось с Михиным. Не стерпел унижения. Это ж ему только других стебать. можно. — Давно леща не по...
— Да хорош тебе трындеть, Макарон! — вдруг подал голос его визави за столом — Саня Раменский. И, зевнув, он лениво добавил, дернув подбородком в сторону: — Прапор идет. Закрой лучше варежку. Он сегодня что-то не в духе. Шлея под хвост попала.
И почти сразу же из-за моей спины раздался хриплый натужный окрик прапорщика Синичкина, повествующий о том, что прием пищи окончен.
— Повезло тебе, шкет! — злобно прошипел "Макарон", когда мы выходили из столовой. — Наш разговор не окончен!
Я никак не отреагировал. Будь мне по-настоящему пятнадцать, все было-бы по-другому. Взорвался бы, скорее всего, и тоже сказанул что-нибудь этакое. А там — слово за слово — и до стычки рукой подать. Заработал бы себе еще парочку нарядов вне очереди. А то и вовсе форму снял.
Тополь, конечно, бредятину нес за завтраком. Но сказал и кое-что правдивое: к первокурсникам сейчас действительно особое внимание. Шанс вылететь в первый же месяц — очень высок. Лучше судьбу не испытывать.
Но у вечного майора Рогозина пубертат уже давно закончился. Хоть и нахожусь я сейчас в теле себя пятнадцатилетнего. Посему хрена с два у Тополя получится меня вывести на конфликт.
Я сделал вид, что вообще не заметил давнего знакомого, и заговорил с Михой о какой-то ерунде, двигаясь к выходу. Как говорится, не тронь, и вонять не будет.
Будущее начальство оскорбилось отсутствием реакции и вознамерилось толкнуть меня своим узким плечом, но я вовремя увернулся. И Тополь по-дебильному впечатался в косяк двери, чем вызвал усмешку двух близнецов-перваков — Тимохи и Тимура Белкиных. Эти двое были похожи друг на друга еще больше, чем две капли воды.
Севший в лужу Тополь мигом ощерился и, набрав воздуха во впалую грудь, снова хотел было разразиться гневной тирадой. Но другой "старшак" — всегда спокойный и рассудительный Саня Раменский — был начеку.
— Пойдем, Макарон! — сказал он однокашнику, будто невзначай оказавшись рядом. — Слушай, я тебе тут хохму одну рассказать хотел. Короче, химичка наша...
И он увел Тополя вниз по лестнице, мимоходом дружелюбно подмигнув Михе Першину, цвет лица которого только-только начал приходить в норму.
— Пойдем и мы, пацаны! — позвал я приятелей.
Конфликт, разумеется, не исчерпан. Все еще только начинается. Будто я и не выходил из кабинета Тополя! Я и предположить не мог, что, попрощавшись в отделе с "товарищем полковником", я всего через несколько часов снова сойдусь в стычке... только теперь уже с товарищем "старшаом".
— Гайз! — вклинился в разговор местный полиглот — Илюха Бондарев. Решил продемонстрировать нам свое знание английского. — Гайз! А нам куда идти-то? Я посмотрел в расписании: первым уроком русский... Где химия знаю, где физика, знаю... Ты не помнишь? Экскурсию вроде по училищу водили в первый день.
— Не-а, не помню! — сказал я чистейшую правду. — Да зачем тебе русский? Ты вроде и на "инглише" неплохо шпаришь!
Это у тебя, Бондарь, экскурсия по училищу пару дней назад была... А в моем мире, почитай, тридцать годков прошло, как я простился с родными стенами. Да и рокировку кучу раз делали. За столько-то лет. И на месте кабинета русского, кажись, давно уже уже кабинет информатики. С этими вашими "интернетами".
Русский, русский... я напряг память, пытаясь освежить в голове давно забытую "карту" училища.
Долго вспоминать не пришлось.
— В двух соснах потерялись, гаврики? — раздался хриплый окрик прапорщика Синичкина. — На урок строиться!
***
— Интересно, пацаны, кто у нас "русичкой" будет? — громко спросил мой новый однокашник Колян Антонов с третьей парты. Он мастерил самолетик из тетрадного листа.— Что-то мне как-то очково.
Мы уже добрались до места дислокации и сидели в классе в ожидании "училки". Тридцать совершенно одинаковых тощих фигурок в новенькой форме, которую то один, то другой парень то и дело поправлял с непривычки.
— Фиг его знает! — лениво сказал Илюха Бондарев. Он сидел рядом со мной, за второй партой. — А что?
— Небось тетка какая-нибудь жирная, — обеспокоенно сказал Колян. — Будет на нас орать и указкой лупить!
— С чего ты вдруг так решил? — насторожился Илюха. — Почему "тетка" и почему "жирная"?
— Не знаю! — пожал плечами юный авиамоделист.
И философски добавил тоном всезнающего гуру, повидавшего жизнь:
— Училки — они все одинаковые, пацаны! Что в обычной школе, что в Суворовском, что в Нахимовском... Нутром чую, пацаны. Спорим, зайдет сейчас бабец лет пятидесяти? Ростом — как тот второкурсник здоровенный... Раменский, кажется.
— Да ну? — усомнился я. Но раскрывать все карты, разумеется, не стал.
— Вот тебе и "да ну"! — с жаром сказал Колян. Он уже закончил делать самолетик. — В моей школе такая "русичка" была. Прикиньте, пацаны, она один раз даже десятиклассника за шкирку взяла и пинком под зад из класса выперла! Так у нее на уроке потом такая тишина стояла — было слышно, как комар жужжит!
