Мати лишь вздохнула. Она вдруг почувствовала себя такой разбитой, усталой, что больше не могла спорить. Да ей и не хотелось. Девушке была нужна хоть какая-то опора в этом мире.

Она предупредила его. Он не захотел услышать ее предупреждения. Что же… Значит, так должно быть.

Мати проснулась от того, что ее руки коснулся мокрый нос волчицы. Через какое-то время, видя, что подруга продолжает лежать, делая вид, что спит, шершавый язык тронул щеку, спустился к губам.

"Ашти! – она перекатилась на другой бок. – Не мешай!" "Вставай!" "Ну, Ашти! Еще немного! Такой сладкий сон… Мне снилось, что я дома, в нашем караване, в нашей повозке. Что не было ни исполнения желаний, ни Курунфа, ничего!

Я была так счастлива! А тут ты! Ну зачем ты меня разбудила?…" – недовольно заворчала она, а затем вдруг вздрогнула, поспешно села.

– Ашти! Это действительно ты? – "Что это? Я все еще сплю?" Она огляделась вокруг, мечтая увидеть сбывшийся наяву сон. Но с самым первым взглядом надежда ушла из ее глаз – все та же повозка невест чужого каравана, с ее внутренними пологами, из-за которых доносился низкий храп Нани и тихое сопение Инны.

"Нет, я проснулась. И проснулась там же, где заснула. Но ты, что тогда ты здесь делаешь? Как ты попала сюда?" "А ты что, не рада?" – волчица, наклонив голову на бок, смотрела на подругу подозрительно-испытующе.

"Рада, очень рада, но…" "Но?" – Ашти, заворчав, раздула губу. Она не любила это ее "но" порою даже сильнее, чем "нет".

"Но ты не могла прийти ко мне наяву!" "Это еще почему? Разве ты не звала меня?" Мати пожала плечами. Конечно же, она звала. Но это было так давно, что девушка уже перестала верить.

"Я поняла… – задумчиво глядя прямо перед собой, Мати потянулась к волчице, почесала ее за ухом. – Это сон. Со мной такое уже бывало: я просыпалась у себя в повозке, а потом происходило что-то необычное, и я понимала, что на самом деле все еще сплю…" "Да, – широко зевнув, волчица опустилась рядом с ней на одеяло. – Мое тело пока еще не добралось до тебя. Только дух".

"Но как это возможно?" Пасть волчицы приоткрылась. Ашти уже собиралась ответить, но Мати опередила ее:

"Ну конечно! Это Шамаш прислал тебя!" "Нет, – волчица качнула головой. В ее большие рыжие глаза наполнились болью и грустью, – госпожа Айя." "Но почему? Почему не Шамаш? И зачем богине снегов… Она что, считает, что недостаточно наказала меня и решила еще помучить?" "Нет! – рыкнула на нее волчица. – Почему ты так несправедлива к ней?" "Я?! Да я… Это Она…" "Ты ошибаешься, думая, что она ненавидит тебя. Это не так".

"За что Она так жестока со мной? Я ведь не сделала ничего, что вызвало бы Ее гнев! – однако, чуть подумав, девушка вздохнула, опустив голову на грудь. – Хотя…

Хотя, да… Я только это и делаю. Должно быть, Она жутко зла на меня…" "Нет! – Ашти не то заворчала, не то зарычала. – Она не зла на тебя!" "Тогда почему я в чужом караване?!" "Не знаю!" – рявкнула та, теряя всякое терпение. Ее зубы оскалились.

"И почему Она не позволяет мне вернуться домой?" "Она?! – волчица возмущенно мотнула головой. – Это ты так упрямо держишься тропы чужаков, что ни на шаг не отходишь от нее!" "Ну и что? Это мешает Ей услышать меня? Ведь я… Я так просила Ее, так молила…

Только не говори, что Она меня не слышала!" "Слышала! Еще как слышала! Поэтому и прислала меня!" "Но зачем? Ведь ты пришла не для того, чтобы увести меня в снега?" "Сейчас – нет. Потом. Когда приду к тебе не во сне".

"А это случится?"

"Да".

"Да?"

"Ты не веришь мне?" "Прости. Тебе-то я верю. Но вот своему сну… И, потом, я слишком долго ждала, чтобы разувериться…" "Вот именно! Ты разуверилась! А этого не должно было случиться! Никогда! Потому что сейчас вся твоя сила – именно в ней, в вере!" "В вере!" – в сорвавшихся с губ девушки смешке было что-то, похожее на презрение.

"Да! А ты во что тут поверила? Ну просто ни на мгновение оставить одну нельзя!

Что ты вообще напридумывала? Что должна остаться в караване чужаков навсегда, пройти здесь испытание, принять их путь, их судьбу, и вообще связать себя цепью семьи неизвестно с кем! С караванщиком, которому если и суждено что-то особенное, так это встретиться с тобой! Ты решила отказаться от всех надежд, мечты, исковеркать все, и вообще – жить совсем не той жизнью, ради которой была рождена!" "А для чего я была рождена? Ну скажи: для чего? Чтобы вечно делать все не так, постоянно ошибаясь, причиняя боль тем, кого я люблю, подвергая их жизнь опасности?!" "Да что ты понимаешь! Ты ничего не знаешь!" "Хватит! – Мати резко мотнула головой. – Я не могу больше! – ее сердце разрывалось от боли, душа горела, словно ее бросили в лампу с огненной водой. – Я хочу проснуться!" "Нет! Погоди! – волчица, вскочив, бросилась к ней, прижала лапой руку, удерживая.

– Я не сказала еще самого главного! Того, ради чего пришла!" "Я не хочу больше ничего слышать! Если хочешь поговорить со мной – приходи наяву!

Мне надоело вести глупые разговоры с тенями, призраками, духами! И вообще…

Вообще…" – она сжалась, зажмурилась, с силой стиснула зубы, стремясь поскорее прорвать полотно сна.

И она проснулась.

"Ну вот и хорошо, – Мати хмуро глядела прямо перед собой, ничего не видя. – Просто отлично! Пусть так и остается!" Однако стоило ей оглядеться, как покой покинул душу, заставив ее затрепетать.

Вокруг было что-то… Не правильно. Мати видела знакомые с детства вещи – вот это одеяло отец купил ей, когда старое стало мало. Тогда оно казалось ей таким большим, таким пушистым и теплым… Со временем оно стало холоднее, мех кое-где потерся, свалялся. Отец не раз предлагал купить новое. Но ей не хотелось. Она так привыкла к этому, что почти сжилась с ним, не представляя себе без него жизни… Или эта подушка… Сколько она хранила в себе снов, тайн и надежд…

– Мати! – окликнул ее кто-то.

– Да? – встрепенувшись, та вскинула голову.

Сати сидела возле самого полога, словно собиралась уходить.

– Куда это ты на ночь глядя?

– Одна из олених, она должна вот-вот разродиться, а лекарь говорит, с малышом что-то не так… В общем, я вызвалась помочь.

– Ясно. Поэтому караван остановился?

– Ну да. На ходу не получится. Так что… Надеюсь, ты не испугаешься провести одну ночь в одиночестве? – заговорщицки подмигнув, спросила Сати.

– Мне будет нелегко. Все-таки ночь, время теней, призраков, приведений… У-У-У!

И все такое. Но я как-нибудь справлюсь.

– Ты постарайся.

– Конечно.

– Очень постарайся, – Сати широко улыбнулась подруге, – ну ладно, я побежала, – и она исчезла за пологом повозки.

Мати же, оставшись одна, откинулась назад, ложась на меховое одеяло:

– Хорошо, – потянувшись, она широко зевнула. – Хорошо дома!

Вот только… Конечно, все это мелочь, но… Что-то действительно было не так.

Толи краски слишком тусклы, толи звуки тихи. И это странное чувство, уверенность, что ей следовало быть не здесь, а в каком-то другом месте, неведомо где…

– Непонятность на непонятности!

Впрочем, если быть абсолютно искренней, ей и не особо-то хотелось докапываться до причин. Зачем, когда все в порядке?

Она была уверена, что только на мгновение закрыла глаза. Хотя, может быть, действительно заснула, когда для этого достаточно и мига… Так или иначе, когда Мати очнулась, караван уже вновь скользил по пологу пустыни и снег глухо хрустел под скрипучими полозьями. Совсем рядом с ней сидела Сати, как-то странно глядя на подругу.

И откуда взялась эта жалость в глазах? Почему взгляд наполнился сочувствием?

– Что-то не так? – спросила Мати.

Подруга, помявшись, молча пожала плечами.

– Та олениха?

– С ней все в порядке. И с олененком тоже… Такой славный, голенастый… Он уже встал на ножки и бежит рядом с мамкой… С ними все в порядке…