"А если не получилось? Что тогда? Дура! – она прикусила губу. – Чего боишься?

Что ты полная неумеха, которая может только фантазировать? Должно получится!

Должно! – упрямо твердила она себе.-Потому что… Должно!" – и, почти убедив себя в этом, она скосила взгляд вниз…

С ее губ сорвался вздох облегчения и восторга.

"Получилось! Получилось! – на рукаве не было ни капельки чернил! И не только на рукаве, но и на меховых одеялах повозки! Словно чернила и не проливались вовсе.

– Ай да я! Ай да… Пусть я не маг, но тоже могу творить чудеса! Могу!" – ей захотелось сделать еще что-нибудь особенное, чудесное. Взгляд уже обшаривал повозку – нет ли чего, что нужно подправить, восстановить? Но все выглядело нормально.

Прошло какое-то время.

Мати заерзала на месте. Она сделала то, о чем ее попросил дядя. Зачем и дальше оставаться в чужой повозке, в которой ей стало вдруг как-то неуютно? Тем более, когда ей так хотелось вернуться к себе, чтобы рассказать Сати обо всем случившемся, похвастаться…

Но девушка не была уверена, что может уйти прежде, чем вернется дядя Евсей. И, вздохнув, Мати поджала под себя ноги, приготовившись ждать.

"Интересно, а куда он пошел? Может, что-то еще должно произойти, ведь чудеса падают на голову не снежинкой, а охапкой снега… Вот, – едва подумав об этом, она обиженно надулась, – опять! Ну почему всякий раз, когда что-то происходит, я сижу где-то в стороне и узнаю обо всем из чужих рассказов? Где же ты, дядя Евсей!

Возвращайся поскорее! А то я так пропущу все, даже пробуждение спящих вечным сном!…" … Евсей, выбравшись из своей повозки, поглубже надвинул шапку на лоб, поднял воротник полушубка, скрывая подбородок. И не важно, что в этом не было никакой необходимости, когда вокруг не метель бушевала, а царил покой шатра. Просто он не видел другого способа хоть как-то спрятаться от любопытных глаз. Если бы было можно, он бы предпочел с головой укрыться одеялом. Но это лишь привлекло бы еще больше внимания, ведь никто не ходит, закутавшись в кусок шкуры.

Впрочем, ему все равно не удалось избежать внимания – к своему немалому неудовольствию караванщик заметил, что все взгляды обращены на него. И пусть спутники по дороге торопливо отводили глаза, стыдясь своего любопытства, все равно Евсей чувствовал себя ужасно неуютно. Вот только единственный способ избавиться от внимания он видел в том, чтобы вернуться в свою повозку. Но…

"Не прятаться же мне всю жизнь!" Он надеялся, что, со временем, люди привыкнут, ведь то, что удивляло когда-то, не будет удивлять всегда, становясь обыденным. И, потом, у него было дело.

– Как ты, Евсей? – заговорила с ним одна из женщин, надеясь услышать нечто большее, чем краткий ответ. Вокруг тотчас стали собираться другие караванщики.

Заметив это, помощник хозяина каравана тяжело вздохнул.

– Нормально, Рани, – он с грустью глянул на женщину. "Зачем эти вопросы?" – спрашивали его глаза. В душе же все кипело: "Ну что за дуреха! Почему всякий раз находится смельчак, без которого все было бы намного лучше! Ведь промолчи ты – и, может, мне удалось бы избежать расспросов, к которым я сейчас совершенно не готов!" Он сказал куда больше, чем ему хотелось бы.

Но для его собеседников этого было явно недостаточно.

– И, все же? – продолжала настаивать караванщица. Она не понимала, почему Евсей не хотел рассказать, что с ним случилось, ведь это так замечательно – когда с тобой происходит чудо, тем более такое! И вообще, ей было страшно интересно, каково это – встретить исполнение своей, и не только своей мечты – вновь помолодеть?

Рани, как и многие другие караванщики, готовые ловить каждое его слово, ждали от своего спутника того, что были вправе ожидать от почти что летописца – легенды!

Во всяком случае, ее начала. И были разочарованы тишиной. И обижены. Потому что их ожидание не оправдывалось. А, в довершение всему, они вдруг поняли, что Евсей собрался уходить.

– Но… – они еще пытались его остановить.

– Ты знаешь, – поспешно заговорил кто-то из мужчин, стремясь сохранить нить разговора, – Атен решил позволить рабам создавать семьи. И одна пара уже…

– Прости, Вал, – прервал его Евсей, – мне не интересно, что там делают рабы. Они – лишенные судьбы, и все, – его голос звучал сурово, даже резко, не допуская никаких споров или возражений, которые остановили бы его.

Он ушел, оставив караванщиков с удивлением и непониманием глядеть ему вслед.

– Он изменился…-донеслось до его слуха.

– И не только внешне…

– Выглядит как мальчишка, и ведет себя, как мальчишка… – он не был уверен, что последние слова действительно прозвучали вслух. Даже скорее всего это были лишь его собственные мысли – он ждал чего-то подобного. А ведь порою слышат то, чего ждут…

Но Евсею было все равно:

"Если и не сказали вслух, то подумали уж точно!" Однако не все было так плохо, как представлялось на первый взгляд.

"Мальчишка"! Да, я снова стал мальчишкой. И это здорово! Ведь боги не отняли у меня ничего – ни моих знаний, ни судьбы, ни дела. Они просто дали мне… Они наделили меня возможностью сделать, пережить еще столько всего, столько такого, что я уже считал потерянным… Моя заветная мечта сбылась волей небожителей! Я же постараюсь сделать все, чтобы и другие надежды исполнились!" Когда он подумал об этом, то ощутил себя совершенно счастливым. На сердце стало легко и светло. И, казалось, ничто в целом мироздании было неспособно омрачить это чувство. Между тем он добрался до повозки холостяков. Здесь было тихо и безлюдно.

"Не удивительно. У всех масса забот – нужно установить шатер…" И, потом…

"Вот дурак! Говорил с Рани и не спросил, где Ри! А если он не в повозке холостяков? Да скорее всего он не в ней! Что там сидеть, когда вокруг происходит такое… Ладно, – он махнул рукой, все равно я уже пришел…" – действительно, ему оставалось только отдернуть полог и позвать:

– Ри! Мне нужно поговорить с тобой!

Вообще-то, он не ждал ответа, думая: "Говорю в пустоту,"- и потому был немало удивлен, когда услышал хрипловатый голос:

– Евсей… – в нем чувствовалось беспокойство. И караванщик был готов на что угодно спорить, что его обладатель никак не рассчитывал, что к нему придут. Ему даже показалось, что Ри чем-то напуган, при том так сильно, что не в силах скрыть свой страх.

– Нам нужно поговорить, – повторил Евсей. – Кое-что случилось…

– Ты знаешь?!

– Знаю? – Евсей нахмурился. Что он должен был знать? Что с ним произошло чудо? А как же иначе? Но ведь речь могла идти и о чем-то другом…

– Так ты спустишься?

– Нет! – донесся до него быстрый вскрик, затем на несколько мгновений воцарилась тишина, и лишь потом, взяв, наконец, себя в руки, Ри продолжал: – Я еще не готов!

– Можно поговорить и в повозке… – собственно, Евсей не видел причины, почему бы нет. "Может, это и к лучшему. А то сейчас набегут остальные, начнутся расспросы… – при мысли об этом он недовольно поморщился. Ему нравилось рассказывать о других, но о себе… – Нет! " И он легко запрыгнул в повозку. – Что сидишь в темноте? – караванщик потянулся к лампе, зажег ее, а затем, взглянув в свете огненной воды на своего собеседника, ошарашено прошептал: – Великие боги, Ри, что с тобой случилось?! – вместо юноши перед ним сидел зрелый мужчина – кряжистый, широкоплечий с длинной окладистой бородой.

– А ты…- тот, в свою очередь, во все глаза смотрел на помолодевшего помощника хозяина каравана.

Несколько мгновений они молчали, ошарашенные, а затем одновременно заговорили:

– Неужели это как-то связано? Неужели то, что омолодило меня, привело к таким ужасным последствиям для тебя?!

– Но мы ведь не связаны никакими узами и исполнение моей мечты…

– Постой, – как бы Евсей ни был поглощен своими мыслями, последние слова он все-таки расслышал и воззрился на собеседника с еще большим удивлением, – выходит, ты мечтал постареть?

– Повзрослеть.

– Но, великие боги, зачем?!