Последний аргумент особенно любопытен. Выходит, политолог, приближенный - отмечу - к Кремлю, считает, будто выполнение контракта стоимостью 1 млрд долл. (подчеркну это, коли "деньги решают всё") не является ю р и д и ч е с к и о б я з а т е л ь н ы м, а осуществляется, так сказать, "п о п о н я т и я м". Нет денег - приходится выполнять. Есть деньги - нечего напрягаться… Боюсь, с подобной логикой Росатому и другим российским компаниям нечего соваться за границу. Да и позовут ли куда-нибудь после бушерской истории - большой вопрос.

Впрочем, об имиджевых и иных потерях России поговорим в другой раз. В данном случае следует зафиксировать правоту Ахмади Нежада, не ставшего полагаться на добрую волю поставщиков урана. Бушер стоил Ирану 1 млрд., и эти деньги страна, похоже, потеряла. Но вся программа строительства АЭС обойдется как минимум в 30 млрд. Ни один здравомыслящий руководитель не позволит себе рисковать такими деньгами, заключая с поставщиками сырья контракты, которые могут быть расторгнуты в любой момент.

Принять предложение России или "евротройки" означало обречь Иран на вечную зависимость от развитых держав. А ядерная программа страны разрабатывалась как раз для того, чтобы п о к о н ч и т ь с з а в и с и м о с т ь ю. Причем не только в энергетической, но и в технической, научной, и как результат - политической сферах.

Дефицит электроэнергии - лишь одна из проблем, встающих перед Ираном. Как и всякая развивающаяся страна, он испытывает острую нехватку современной техники и технологий. Вот почему ядерная программа так важна для страны. Она призвана стать локомотивом технического прорыва.

Работа с атомом - это не только центрифуги и другие установки, обслуживающие собственно ядерный цикл. Это и масштабные научные исследования, а значит, развитие фундаментальной науки. Это многотысячные коллек

тивы, для которых нужно подготовить квалифицированные кадры, а значит, подъем высшего образования. Это изготовление уникальных приборов, создание в полном смысле слова современной промышленности.

В Иране понимают, что выиграть в борьбе за лидерство, используя только сырьевой фактор, невозможно. Собьют цены, зарегулируют рынки, найдут альтернативные источники энергии - и пустят по миру голенькими, подгоняя насмешками, а может, и болезненными тычками.

С другой стороны, развивать исключительно добычу углеводородов -значит невольно провоцировать более сильные государства на агрессию. Пример растерзанного американцами Ирака перед глазами. Когда страна превращается в сплошное нефтяное поле, утыканное вышками, у промыш-ленно и военно развитых держав появляется сильнейшее искушение захватить территорию, прикарманить богатство.

Сегодня опасности, связанные со статусом страны - поставщика сырья, очевидны всем. Разве что за исключением России, которая бахвалится званием "энергетической сверхдержавы". Энергетических сверхдержав не бывает! Лишь сырьевые п р и д а т к и единственной сверхдержавы, из которых она высасывает нефть.

Вот почему не только Иран, но и Арабские Эмираты, Кувейт, Саудовская Аравия спешно, я бы сказал - лихорадочно, развивают промышленность и высокие технологии. Иран выделяется среди них не тем, что создает новейшие производства, а тем, что поставил наиболее амбициозную цель.

Стремясь остановить ядерную программу Тегерана, Запад пытается не только - а может, и не столько - помешать ему создать бомбу, сколько не допустить создания современного научно-технического потенциала. Руководители страны прекрасно понимают это. Накануне очередных дебатов в Сов-безе Ахмади Нежад заявил: "Сегодня враги иранской нации хотят воспрепятствовать прогрессу Ирана, используя Совет Безопасности в качестве инструмента" ("Коммерсантъ", 16.03.2007).

У ядерной программы есть еще один аспект - идеологический. Иран, повторю, многонациональная держава. И многоукладное общество, где наряду с островками современной жизни существуют чуть ли не родоплеменные отношения. А уж богатство и бедность соседствуют на каждом углу. Объединить эту многоязыкую и многоликую массу, превратить ее в "иранскую нацию", о которой постоянно говорит президент, можно лишь идеей, понятной каждому, нужной каждому и вдохновляющей каждого. Такой п о д л и н н о н а ц и о н а л ь н о й и д е е й стала для Ирана ядерная программа.

Чтобы читатели могли в полной мере осознать ее значимость для иранцев, проведу аналогию с советской космической программой 60-х. Она стала не только показателем конкретных технических достижений, но и символом научно-технического лидерства страны и весомым доказательством правоты коммунистической идеи (что в те годы признавали многие на Западе).

Иран точно так же, как и СССР, приурочивает объявления о своих научных свершениях к национальным годовщинам. Так, Ахмади Нежад сообщил, что страна начала промышленное обогащение урана и "превратилась в ядерную державу", на митинге, посвященном 28-й годовщине революции ("Коммерсантъ", 3.02.2007).

Точно так же, как полет Гагарина поднял самосознание советских людей на принципиально новый уровень, ядерный прорыв позволит иранцам избавиться от психологических стереотипов "отсталости", "второсортности", сформировавшихся в эпоху, когда в стране господствовали иностранцы. "Запад думает, что столкнулся с нецивилизованными людьми второго сорта, - язвительно замечает Ахмади Нежад. - Мы же намерены с помощью наших ученых построить по всему Ирану атомные электростанции общей мощностью 20 тысяч мегаватт" ("Википедия").

Российские журналисты и политологи говорят: почему бы Ирану не свернуть свою ядерную программу, хотя бы для того, чтобы не раздражать Запад? Представьте, если бы советским руководителям в 1961 году сказали: откажитесь от космической программы - она вызывает аллергию у США. Какая реакция последовала бы? Какое ощущение было бы не только у коммунистической верхушки - у каждого из нас?

14 "Наш современник" N 7

Наконец, ядерная программа Ирана имеет и в о е н н о е измерение. Мне скажут: ты противоречишь сам себе, ведь ты утверждал, что Иран не собирается создавать атомную бомбу. Во-первых, не утверждал, а цитировал заявления иранской стороны. Во-вторых, в нынешнем, виртуализированном мире, где угроза оружием сплошь и рядом оказывается важнее - и действеннее! - его п р и м е н е н и я, ключевое значение имеет не создание бомбы, а в о з м о ж н о с т ь ее создать.

Никто не знает, есть ли ядерное оружие у Северной Кореи. Но американцы, японцы, южнокорейцы, китайцы с уважительною опаской ведут переговоры с Ким Чен Иром. Никто не видел израильских ядерных зарядов. Но ни один арабский руководитель, даже в период арабо-израильских войн, не решался довести дело до крайности, когда ядерный ответ Израиля стал бы неизбежным.

Если Иран всего только п р и б л и з и т с я к созданию бомбы, он существенно укрепит свою безопасность. А это, согласитесь, совсем не лишнее в регионе, где две страны обладают ядерными боеприпасами (Пакистан и Израиль). И где американское атомное оружие размещено в Турции и на кораблях в Персидском заливе.

В Тегеране наверняка с особым вниманием наблюдали за развитием ситуации вокруг саддамовского Ирака, а затем и за судьбой иракского лидера. Хусейн уступил давлению Совбеза ООН и разоружился. Американцы напали на безоружную страну, оккупировали ее и казнили президента.

Не только в Тегеране, но и в Вашингтоне понимают: соседи сделали из этого надлежащий вывод. Газета "Вашингтон пост" отмечает: "Для Ирана обладание ядерным оружием является национальной целью… Сегодня это еще более справедливо, особенно после того, как США, включившие Иран вместе с Ираком в "ось зла", вторглись в Ирак. Со стороны Ирана вряд ли было бы паранойей думать, что следующим окажется он" ("Вашингтон пост", 9.03.2006. Цит. по: Inopressa).

Иранские руководители не отказываются от принципиальной позиции: страна не намерена создавать ядерное оружие. Но они настаивают на том, что и другие страны региона должны отказаться от обладания им. А когда Запад чересчур сильно надавил на Иран, Ахмади Нежад заявил: "Мы требуем, чтобы Ближний Восток был свободен от ядерного оружия, но не только Ближний Восток - в е с ь м и р (разрядка моя. - А. К.) должен быть свободен от ядерного оружия" ("МК", 1.03.2006).