батьки Дорошенко,
Чтоб твой чертог очистили огнём?
Дабы опять слепыми за тобою
Нас не пригнали, как овец,
гурьбою
К иной кошаре, где твоих до шкуры
Уже остригли и сдают с натуры.
Так отзовись из помрачённой дали,
Подай хоть голос:
ты ещё жива ли?
А то, не слыша твоего глагола,
Уже и Спас тревожится с высот:
"Коли молчанье,
как в пустыне голой,
То есть ли, вправду,
там ещё. народ?"
ГУЛЯЕТ
Над Украиною "во время люте",
Когда старик, чья молодость - война, Сбывает с голодухи ордена, - Такие иногда гремят салюты, Ну впрямь чуму встречает сатана!
Под свист ракеты, треск петарды бойкой, Зажатый фейерверками в кольцо, Седой учитель тихо над помойкой Склонился, пряча очи и лицо.
А новые владельцы Украины Жируют разудало день-деньской! И в чашах яро багровеют вина: Гуляет панство. на крови людской.
*
А ну, срывай "московской" янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
.За пятой мы оплачем Украину, Устроим спор-грызню за булаву И спишем все невзгоды и руины На клятых инородцев и Москву.
А коль похмельем утро не украсим (Хотя и завалялся шмат сальца),
ПАНСТВО
Во время люте… Т. Г. Шевченко
Шутихи в небе рвутся звездопадом, Да пушки бьют на киевских горбах, И под весёлый грохот канонады Все, кто полёг в атаках и блокадах, Перевернулись в собственных гробах.
Глядит толпа, не понимая сути, В глазах вопрос колышется едва: Так чей же праздник отражён в салюте Над Украиною
"во время люте"? .Молчит в ответ забвения трава, Земля в косынке чёрной - как вдова.
Как быть нам, люди?
* *
Носы один другому порасквасим - И всё ж. за мировой пошлём гонца.
Под щедрым компанейским Водолеем Остатки пира на столы снесём. И вдруг, на третьей где-то, прохмелеем: Так жили мы - иль отбыли. и всё?
.Но снова вихрь - и снова нарастает По кругу переодеванье душ. Как быть: усы - иль бороду оставить?! Иль то и сё - на случай новых стуж.
С кем будет нам труднее, с кем вольнее - Не разобрать без чарки и. Москвы. Так лучше наливай, сосед, полнее, И всё сначала повторим, увы.
А ну, срывай "московской" янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
БЕЛАРУСИ
Три берёзы. Четвёртая - стала огнём. О, прости!
Ты прости мою память,
хотя не прощай её лучше.
Будут вёсны любимым зелёные письма нести,
Но один адресат никогда уже их не получит.
Стал я сед, словно лось. Стал я бел, будто ядерный дым.
На обугленный мир мои очи дождями упали.
Ты простила б, как мать, эту страшную память, Хатынь,
Но - коль ты сожжена - кто же будет прощать эту память?
Ты прости. Я не смею касаться болезненных ран. Но когда меня вечер окутает вечным туманом, О, позволь, Беларусь, перейду я печальный курган И у тихих берёзок задумчивым явором стану. .Хотя б вдалеке.
ПОСЛЕДНИЙ
И он придёт, с печалью мировою, Момент, когда в края, где вечны сны, В конце концов уйдёт Последний Воин Великой и Священной той войны.
Душа бойца потусторонним краем Шагнёт спокойно на высокий Суд, И от осколков давних
перед раем Вокруг неё сияния взойдут!
И даже Пётр, кто все века спокоен, Дивясь на чудо этой новизны, У Всеблагого спросит: - Что такое?
И Бог ответит:
- Се - Последний Воин
Великой и Священной той войны.
Ты отворяй Ему ворота града И - грешного - с почётом в рай пусти. Он на земле изведал столько ада, Что Я Его на все века простил! -
Прощальный залп пронзит затишье остро, И в горький миг своих сиротских грёз Такую боль услышит вечный космос, Что, и из камня высечен, Апостол За веками сдержать не сможет слёз.
Переводы Евгения Нефёдова
ЛЕОНИД ГОРЛАЧ СТАРОРУССКАЯ ВЯЗЬ
ИЗ ПАМЯТИ
Посёлок тихий. Речка. Ты над ней - всегда одна, как будто я в дороге. Расти! Цвети! - твердит в потоке дней мой мир подвижный, что плывёт в тревоге.
У вас там летом
тишь и благодать, Речушка в берегах едва струится. А мне о вас осталось лишь гадать, когда на вёслах не могу забыться. Рекой струится время. Гром стремнин пловцу не спеленает страхом руки. Что для меня тот мир среди равнин - я понял лишь благодаря разлуке.
Я полюбил сильней: посёлок, сад, тебя в саду, и тихую речонку, и георгина солнечную чёлку - всё то, что память выстроила в ряд.
ГОРЛАЧ Леонид родился в 1941 году в деревне Рипки на Черниговщине. Окончил Нежинский педагогический институт. Автор более 40 книг поэзии, прозы, публицистики. Живёт в Киеве
РОДНАЯ РОЖЬ
Я так давно не падал в эту рожь, в рожь голубую
под шатром небесным.
Такую рожь
в чужих краях найдёшь, но там она поёт другие песни.
Такую рожь
в любой стране найдёшь. Но только дома
нежно спросит поле: "А ты давно не падал в эту рожь?.." И словно в сердце колосок уколет.
МАМА ЗА ТЫНОМ
Мама, за тыном ты стену белиШь. Всходит квашнёй золотистая глина. Прямо в весенний зелёный спорыш входит отава осенняя чинно.
Мама родная! Чужая войдёт осень в твои нелукавые вёсны. Косу забытую ржавчина бьёт, перезревает трава по откосам.
Как без печали оставить я мог то, что сама начертала природа: этот за грядками дедовский лог, хату свою во главе огорода; влажное это - весною - тепло, девственность вишни и яблони пышность, озера гладь, что литое стекло, трав и отав этот запах давнишний?
Всё мы забыли. Теперь не вернём давние грёзы и детские страны. …Мама, ты стену белишь за плетнём, словно бинтуешь сыновние раны.
ГДЕ ВЫРОС МОСТ
За памятным мостом*, когда-то вросшим в травы,
за тем березняком, что к берегу бежит,
за снегом, что бинтом укрыл столетий раны,
российский материк немеряный лежит.
За стыком стык гремит, грохочет под вагоном,
как будто пульс земли, что переходит в мой.
Российский материк сегодня, как исконно,
опять вознёс зарю над целою страной.
* Мост у хутора Михайловского на границе Украины с Россией.
Дороги полотно в дни мира и сражений,
как дружества рушник, нам выткали века.
Вот здесь, где вырос мост, ведомые прозреньем,
встречали казаки соседа-мужика.
Не ведали забот о гетманах с царями -
роднила их земля и общие враги.
И клятвы громкий клич, помноженный ветрами,
катился по лесам вдоль межевой реки.
Славянский род свежел, катился, разрастался,
яснее постигал призвание своё.
Здесь около моста
мой пращур побратался
с российским мужиком
на общее житьё.
Всего познали мы
в нелёгком том походе, не раз, не два меж нас
вогнать пытались клин. Но братства гордый дух, как бы в одном народе, для общих высших дел
сплотил народ един.
Переводы автора