В судах инквизиции бытовало мнение, что было бы несправедливо предавать осуждению еретика без попытки со стороны кого-нибудь, кто обладает достаточной мотивацией, бросить вызов обвинителям. По этой причине специально для этой роли назначался человек в качестве «адвоката дьявола»[34]. Можно также сказать, пусть это прозвучит несколько цинично, что церковь была бы не в состоянии продемонстрировать силу своей логики, если бы у нее под рукой не было какого-нибудь ученого оппонента.
В гражданском суде роль атакующего играет обвинитель, а роль защищающего — адвокат ответчика. И тот и другой обладают мотивацией (профессиональная гордость, гонорар, репутация) хорошо выполнить свою работу. То же справедливо и в отношении политических партий. Таким образом, именно в споре возникает мотивация исследовать некий предмет, которой иначе могло бы не быть.
Если мы теперь обратимся к концепции исследования, то можем обнаружить, что мотивация на деле способна служить тормозом исследования. Если важная идея внезапно посетила адвоката, но она идет вразрез с интересами подзащитного, разве станет он высказывать ее? Если политическая партия, находящаяся в оппозиции, видит явные достоинства в том, что предлагается правительством, станет ли эта партия признавать публично, что это благо, и пытаться взять это на вооружение? Истина состоит в том, что роли, которые были розданы в обеспечение аспекта мотивации, могут конфликтовать с подлинным исследованием предмета. Как только люди получили роли нападающего и защитника, они начинают играть их — за счет исследования. После чего нам лишь остается согласиться с тем, что нападение и защита сами по себе являются наилучшим способом исследования (что, конечно же, не так).
Самое нехорошее, что можно сказать о споре, так это то, что он отнимает большое количество времени и дает людям умеренного интеллекта ощущение, что они заняты полезной интеллектуальной деятельностью. Спор действительно представляется привлекательным упражнением для ума, поскольку почти всегда человеку есть что сказать. В одной из предыдущих глав я указывал на то, что критическое мышление является одним из самых простых типов мыслительной деятельности (выбор восприятий, ценностей, системы координат, начальной позиции для атаки и так далее). Итак, нам потому нравится спор, что в процессе его наш интеллект занят полезным делом.
Диалогический метод Сократа, известный нам со слов Платона, являлся, вероятно, большим шагом вперед в беседах богатых греков, которым не приходилось работать, поскольку всю работу за них выполняли рабы и домохозяйки. Логические споры скорее относились к области развлечений и были направлены на поиск истины в большей степени, нежели просто беседы. Со временем спор превратился в хобби и искусство, и были люди (софисты), которым даже платили за то, что они ходили на суды или учили других искусству спора, точно так же как мне иногда платят корпорации за то, чтобы я учил методу латерального мышления их менеджерский состав.
В эпоху раннего Ренессанса уже существовавшая традиция аргументированного спора была с готовностью продолжена теологами и в особенности философами-схоластами (вроде Фомы Аквинского), которые с радостью нашли в учениях Аристотеля, Платона и Сократа мощный и верный способ, позволявший с легкостью доказать, что еретики заблуждались. Все, что требовалось, это убедить еретиков играть по тем же правилам. Еретики с готовностью согласились, поскольку считали, что смогут одолеть церковь по ее же правилам. Это им почти удалось в ряде случаев, правда, мастера церковной науки всегда — в самый последний момент — доставали-таки из рукава козырную карту, что тот же святой Августин делал с божественной грацией.
Теологи, овладевшие искусством спора, на самом деле более твердо стояли на ногах, чем древние греки, поскольку язык и концепции теологии гораздо ближе к сконструированной системе. Концепции Бога, совершенства, свободной воли могут быть точно определены и не обязаны соответствовать действительности. Например, когда Сократ спорил о природе смелости, его метод подразумевал постоянные ссылки на ситуации из реальной жизни, в которых человек испытывает смелость. Таким образом, посредством влияния, которое церковь имела на университеты, семинарии и школы, традиция и значение спора заняли центральную позицию в западном мышлении и со временем стали неотъемлемой частью правовой и политической систем.
Интересно, что не относящиеся к церкви мыслители — гуманисты — также сочли метод аргументированного спора несравненно более эффективным, нежели что-либо иное, что было доступно им. Таким образом, и церковь в ее выпадах против еретиков, и гуманисты, исполненные сомнений по поводу церковных догм, использовали один и тот же метод.
Рассмотрим некоторые из аспектов спора, иные, нежели мотивация: занимательное времяпрепровождение и то ощущение, что занимаешься интеллектуальным делом, которое нередко испытывают участники спора. Спор может служить для того, чтобы указать на фактическую ошибку, например: число погибших во всем мире в результате происшествий на дорогах в прошлом году составило не 90, а 200 тысяч. В ходе спора может быть указано на внутренние логические ошибки оппонента или несоответствия в его доводах. Некоторые выводы необязательно вытекают из предложенных посылок. Некоторые вещи справедливы только при определенных обстоятельствах. Спор может подстегнуть исследование предмета путем смещения акцента с одного аспекта на другой. Он способен разрушить всю систему аргументов, показав, что один аргумент неверен и потому вся конструкция также неверна (или что человек, построивший ее, не слишком умен). Он может предложить другую систему ценностей. Может быть предложен пример другого опыта, в результате чего последствия некоего действия могут быть подвергнуты сравнению с другими возможными последствиями (в начале роста инфляции люди больше тратят или экономят?).
В лучшем случае в результате спора могли быть достигнуты многие из этих целей. Однако обычно спор концентрирует внимание на доказательстве ложности доводов оппонентов и того, что люди, выдвигающие их, одновременно недалеки и преследуют собственные интересы. Даже в науке это крайне редкий случай, когда сколько-нибудь значительный научный прогресс достигался бы спором. Причина этому состоит в том, что спорящие должны находиться в пределах одной системы координат или парадигмы. Если нет, то ни одна из сторон не поймет другую, и в итоге сторона, занимающая более традиционную позицию, будет смотреть на другую как просто на чудаков. В результате крайне маловероятно, что парадигмы могут быть изменены в результате спора. Спор лишь приведет в порядок вещи внутри существующих парадигм.
По той же причине спор не способен изменить восприятия и убеждения, поскольку исходные точки отсчета попросту разные. Человека, смотрящего на улицу через окно с розовым стеклом, никогда не убедить в том, что мир за окном не розовый, другому человеку, который смотрит сквозь обычное стекло.
Итак, спор в лучшем случае ограничен в своих возможностях. Недостатки же, свойственные ему, значительны.
К ним следует отнести, например, зачастую враждебные отношения между оппонентами и присвоение ими себе той или иной роли (возьмите, к примеру, мучительные бракоразводные процессы). Поляризация мнений и исход «выиграл/проиграл» вместо исследования предмета. Практически все время отнимают нападение и защита вместо креативного конструирования альтернатив. Исход «выиграл/проиграл» предполагает пребывание на прежних позициях, тогда как креативный дизайн подразумевает новые позиции, способные принести реальную пользу обеим сторонам. Некоторые из этих аспектов подробно изложены в моей книге «Конфликты» («Conflicts»). Творение новых выгодных для оппонентов идей часто называют исходом «выиграл/выиграл» (в отличие от «выиграл/проиграл»).
Если бы нам пришлось отказаться от спора, что мы могли бы предложить на его место? Ответ: исследование.
