Я задумываюсь, как бы все могло сложиться, не захлебывайся я в горе. Вышла бы я вообще замуж за Кевина? Нашла бы кого-нибудь другого? Могли бы мы с Хэдли жить на другой ферме, с другим мужчиной?

Нет, это невозможно.

Я отбрасываю эти мысли и принимаюсь за приготовление еды для Кевина, чтобы моя жизнь снова не превратилась в кошмар. Тщательно слежу за тем, чтобы добавлять только нужные продукты и не класть слишком много майонеза. Однажды и это его взбесило.

– Элли! – орет Кевин.

Я прикрываю глаза и молюсь, чтобы все получилось, а потом беру сэндвич, чипсы и нарезанный четвертинками огурчик и возвращаюсь в гостиную.

– Вот, дорогой, – говорю я с нежной непринужденностью в голосе. Чем ласковее к нему обращаешься, тем меньше яда он выплескивает в ответ. – Если ты захочешь что-нибудь еще…

– Сойдет.

Внутренне тяжко вздыхаю и сажусь рядом с ним.

Может, сегодня все будет не так плохо и этот день пройдет спокойно? Кевин не всегда бывает злым, и именно это в свое время дало мне ложную надежду. Его характер проявлялся постепенно, заставляя меня задаваться вопросом, не придумала ли я все это себе.

Но постепенно его злость набирала силу, будто снежный ком, пока не разрослась настолько, что стала сметать всех и вся на своем пути. И прежде всего – меня.

Именно такие дни самые страшные. Когда я не уверена, кто рядом со мной: муж, которого я когда-то любила, или мужчина, терзающий меня днем и ночью.

Стоит ли мне что-то сказать? Стоит ли мне подождать? Я хожу на цыпочках, боясь сделать неправильный выбор.

Кевин кусает сэндвич, и я наконец-то собираюсь с духом:

– Заметила, ты починил дверь амбара.

Он хмыкает.

– Выглядит отлично.

– Я битый час провозился, чтобы правильно ее повесить. Мой дядя был идиотом, который ни черта не соображал. Он использовал не те петли, так что удивительно, что она не упала раньше.

Дядя и тетя Кевина были чудесными людьми. После их смерти он и получил эту ферму в качестве наследства. Без них у нас и этого бы не было.

Не то чтобы я планировала жить на ферме. У меня были мечты. Одна из них включала в себя переезд в северную часть Нью-Йорка и работу на виноградниках. Именно для этого я и училась на факультете бизнеса в Университете штата Пенсильвания.

Но потом все изменилось.

На самом деле слава богу, что у нас есть эта ферма. Она наш источник дохода и стабильности. Не говоря уже о том, что досталась нам без долгов в придачу.

Естественно, я не вижу ни одного заработанного нами пенни, потому что Кевин закрыл мне доступ ко всему. Я понятия не имею, какое у нас состояние, насколько мы богаты или бедны. Это еще один его способ контролировать меня.

Но сейчас у меня есть собственный доход. Кевин не в курсе, что в школе мне все-таки платят за работу. Он уверен, что я там на добровольных началах без оплаты, и должен и дальше так думать. Я открыла банковский счет на имя Хэдли примерно полгода назад и перекидываю все деньги туда.

– Все же я рада, что ты ее починил. Уверена, это поможет сохранить оборудование в целости.

Кевин кивает:

– Особенно теперь, когда помер старик Эрроуд. Слышал, его сынки-кретины вернулись. Работники только об этом и говорят. Как будто я плачу им за то, чтобы они весь день сплетничали.

– Понимаю, это неприятно. Но ты все равно управляешься с рабочими гораздо лучше, чем я.

В ход идут сопереживание и лесть. Пусть думает, что я на его стороне.

Кевин опускает сэндвич и осушает стакан, стоящий рядом. Затем он поворачивается и начинает сверлить меня взглядом. Я понимаю, что моя уловка не сработала.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Разумеется, нет.

– Я устал от того, что все меня осуждают, – он сжимает челюсти.

– Я хвалю тебя, а не осуждаю. Чувствуешь разницу? Не хочу сегодня ссориться, так что, пожалуйста, не начинай.

Как хорошо, что Хэдли нет дома. По крайней мере, если ситуация обострится, она этого не увидит.

Кевин прикрывает глаза, и я снова начинаю говорить:

– Я всего лишь хотела проявить доброту. Знаю, ты мне не веришь, но это правда. Ты мой муж, и я имею право говорить тебе что-то приятное. Ты много работаешь, чтобы обеспечивать нас.

– Я недостоин тебя, Элли.

Мы оба знаем, что это так.

– Ну что ты, это я тебя недостойна, – лгу я.

Его веки приподнимаются, и я вижу несчастного, испуганного мужчину. Именно это раньше и действовало на меня. Он так извинялся и уничижался, что я не могла не простить его. Но тем самым я лишь позволяла ему продолжать ужасно ко мне относиться.

Кевин должен был быть моим защитником, моим миром – этого я хотела больше всего на свете. Наивная и полная надежд, я так жаждала любви, что готова была принять ее в любой форме.

– Не бросай меня, детка.

С большим трудом, но я проглатываю все рвущиеся из меня гневные слова и снова надеваю маску любящей жены. Не ради собственной безопасности, а ради малышки, играющей снаружи, ведь она обязательно услышит его крики через слишком тонкие стены.

Я беру лицо Кевина в ладони и смотрю ему прямо в глаза. Теперь этот мужчина вызывает у меня лишь страх и негодование.

– Никогда, – обещаю я.

– Хорошо, потому что иначе я умру, Эллс. Я умру, если ты уйдешь и заберешь с собой мою малышку. Я буду никем без тебя. Я уже никто без тебя. Я мудак, знаю, но я чертовски сильно люблю тебя. Я бы не старался так, не будь ты настолько идеальной. Боже, в тебе весь мой мир!

Он выдыхает и прижимается своим лбом к моему. Я чувствую запах водки и благодарю Бога за то, что сегодня Кевин грустит и сожалеет, а не ненавидит меня и не крушит в ярости все вокруг.

Я люблю свой школьный кабинет. Здесь я всегда счастлива.

В этом месяце я украсила комнату всем, что связано с Шекспиром: цитатами, картинами, декоративным кинжалом, пузырьком с водой и другими вещами, которые удалось отыскать в надежде заинтересовать мальчишек.

Их прошлая учительница была ужасной женщиной. Не думаю, что она любила эту работу, детей, школу или хотя бы саму себя… Так что теперь я пожинаю плоды.

Я сижу за столом, разбирая пьесу, которую мы проходим, когда раздается стук. Дверь открывается, и я вижу нашу директрису миссис Саймондс.

– Здравствуй, Элли, прекрасно выглядишь, – говорит она.

– Спасибо. Сегодня мы начинаем новый материал, я в предвкушении.

У меня есть причины улыбаться и прекрасно себя чувствовать. Предыдущая неделя прошла спокойно. Кевин работал больше обычного, довольный тем, что у него что-то получается, так что дома было тихо. Хэдли больше не падала, и ее рука уже выглядит гораздо лучше. Синяки на моем теле тоже успели сойти, и новых пока не появилось.

Кроме того, сегодня еще немного подросла сумма на моем секретном банковском счете. И это означает только одно: я еще на шаг ближе к обретению свободы.

– Что вы сегодня проходите?

– «Ромео и Джульетту», – отвечаю я с улыбкой.

Это одно из моих любимых произведений. На мой взгляд, каждый должен преодолеть некоторые преграды, чтобы быть вместе с другим человеком. Но в каком-то смысле я считаю, что всякая любовь обречена. Ведь в реальности жить долго и счастливо возможно далеко не всегда.

– О, великий Шекспир! Девочкой я всегда больше любила Бронте или Остин.

Я усмехаюсь:

– Я тоже, но «Ромео и Джульетту» точно будет интересно изучать.

– Согласна.

Миссис Саймондс – замечательный директор. Она справедливая, может посмеяться с ребятами, но при этом спуску никому не дает. Еще мне кажется, что она наполовину ведьма или волшебница, потому что у нее глаза буквально повсюду. Ничто не проходит мимо нее. Дети могут думать, что очередная шалость сойдет им с рук, но это не так.

– Теперь расскажи, как тебе здесь.

– Замечательно. Дети просто чудесные, кажется, им нравится учиться.

Она кивает:

– Приятно слышать. Знаю, уход миссис Уильямс был немного неожиданным. Она, конечно, была немного грубоватой, крайне педантичной в вопросах грамматики и много требовала от учеников, но мы все здесь работаем ради общего дела.