На стенах пивбара, как и прежде, висели портреты в овальных рамках из полированной бронзы, изображающие местных знаменитостей, в основном фермеров, прославившихся количеством выпитого пива. Рамки, как и раньше, были украшены небольшими букетиками из засушенных веточек вечнозеленого остролиста с позолоченными шишечками могута, перевязанные алыми ленточками. При взгляде на один из портретов у него невольно застучало сердце, ведь со стереоснимка на него насмешливо смотрел он сам, только веселый, беззаботный и слегка осоловелый после выпитых им без передышки семнадцати кружек пива, с распущенными по плечам волосами и без тяжкого груза пережитого в глазах.
Веридор смущенно отвел взгляд от своего стереопортрета и повернулся к стойке. Там, почти скрытый диковинным, стеклянным агрегатом для розлива пива, сидел незнакомый ему мужчина средних, на вид, лет, который, похоже, неплохо знал Веридора, раз включил его любимую песенку, а может быть, это было простое совпадение и песенка, которую исполняли тридцать лет назад, снова вошла в моду.
По древним хьюмеритским обычаям Веридор, как человек "Пришедший за Справедливостью", был обязан разговаривать только со Слушающим и не мог взять и так просто расспросить хозяина о переменах, произошедших в этом заведении и выяснить, с чего это вдруг он сменил профессию и куда делась хохотушка Эмми, прежняя хозяйка пивбара. То, что этот мужчина был фермер, даже не нуждалось в доказательствах, стоило только взглянуть на его большие, мозолистые руки, которые больше привыкли к лопате и вилам, нежели к тонким хрустальным рюмкам, хрупким бокалам и фарфоровым кружкам. Зато он, наверняка, судя по его объемистому "резервуару", заботливо укрытому белым фартуком, хорошо разбирался во всех сортах пива.
Строго соблюдая ритуальное молчание, Веридор жестом попросил налить ему большую кружку "Светлого крепкого", его любимого сорта хьюмеритского пива, а сам прошел в угол зала и сел на свое излюбленное место. Усевшись за столик, он принялся наблюдать за тем, как хозяин бережно снял со стеклянной полки большую фарфоровую кружку, которой уже было тысяч пять лет, а то и того больше и которую доставали только для старых друзей, тщательно протер ее салфеткой и осторожно поставил на стойку под тонкий, хромированный носик такого хитроумного хьюмеритского пивоналивочного агрегата, что второго не найти во всей галактике.
Веридор с неподдельным интересом наблюдал за тем, как напиток, светло-соломенной змейкой пробегает по стеклянному переплетению трубок и тугой, пенистой струей бьет в кружку. Уже только за одно это зрелище стоило заказать самую большую кружку пива, таким завораживающим оно было. Поставив кружку на небольшой, круглый черный поднос, хозяин заведения медленно подошел к его столику, положил большой картонный кружок темно-бежевого цвета с коричневым изображением креста и петли – "Петля и крест", именно так называлось заведение Эмми Тимпан, поставил на него кружку и, отступив на шаг назад, замер в ожидании, склонив голову и, явно, предлагая себя в качестве Слушающего.
Веридор поднял глаза и, не говоря ни слова, отрицательно покрутил головой. Хозяин облегченно вздохнул и, все так же молча, вернулся к стойке. Веридору было все равно, кому поведать свою историю, но отрывать человека от работы ему не хотелось, тем более, что время близилось к обеду и вскоре в пивбар должен был заглянуть какой-нибудь посетитель, которого можно будет попросить о правосудии и которому не придется при этом отрываться от срочных и неотложных дел.
Ожидание оказалось недолгим. Веридор не выпил еще и половины кружки крепкого ячменного напитка, как в пивбар с шумом и веселыми выкриками, ввалилась компания молодых людей. Они тут же бросились к стойке и, отталкивая друг друга, стали наперебой заказывать хозяину свои напитки и блюда. Хозяин молча указал им на Веридора, сидящего в углу зала. Разговоры тотчас стихли. Жестами, стараясь не проронить ни слова, молодые люди показали ему, что им нужно и спокойно расселись за столиками, стараясь не приближаться к человеку закутанному в оранжевую рясу. Спустя ещё несколько минут из двери, расположенной справа от стойки, молча вышли с большими подносами в руках три молоденькие официантки в нарядных платьицах сельских девушек и быстро разнесли заказы по столикам. Зал наполнился аппетитными запахами маленьких жареных колбасок, нежных телячьих отбивных и хорошо прожаренных ростбифов.
Судя по всему молодые люди были служащие мэрии и продавцами из супермаркета, размещавшегося рядом с ней, поскольку одни из них были одеты в строгие деловые костюмы, а другие в форменные, сине-красные курточки с эмблемой супермаркета. Это была молодежь в возрасте от восемнадцати до тридцати лет, что варкенец, уже однажды побывавший на Хьюме, мог легко определить по отсутствию мужских перстней, которые хьюмериты начинали носить с тридцатилетнего возраста, после того, как получали гражданские права.
Похоже, что для него настало время сделать свой выбор. Слушающего стоило избрать из числа этих людей, иначе его медлительность могли бы неправильно истолковать. Для любого из этих молодых людей, жителей хьюмеритской глубинки, было важным выступить, если не в роли Слушающего, так хотя бы в роли Сопричастного. Веридор в знак того, что он готов сделать свой выбор, откинул рукав балахона, открыв браслет слушающего, и принялся внимательно осматривать пришедших людей, но не торопился вставать из-за своего столика, давая им спокойно пообедать.
Его внимание привлек высокий, крепкий юноша, черты лица которого своей мягкой округлостью, чем-то напоминали ему красотку Эмми. Молодой человек лет двадцати пяти, одетый в костюм-тройку, сидел неподвижно, положив руки на столик. Перед ним стояла точно такая же, как и у Веридора, фарфоровая пивная кружка. Это не могло быть простым совпадением, хозяин заведения, похоже, предлагал ему избрать этого юношу своим Слушающим. Что же, всё это, явно, было не случайным, а потому Веридор встал из-за своего столика и медленно подошел к юноше, который замер в напряженном ожидании. Секунду помешкав, вспоминая позабытые слова и обороты чужой для себя речи, он вполголоса обратился к юноше на его родном языке:
