LNC ждал на вершине стены над долиной. Извилистый подъем на поврежденных гусеницах стоил ему пятидесяти драгоценных минут отрыва от противника, но его снаряды разрушили естественный подъем, по которому он с таким трудом поднимался. Теперь его нельзя было преследовать напрямую, и он подумывал о том, чтобы просто продолжить бегство. Но как только враг поймет, что LNC больше не следит за долиной, у него отпадет необходимость в осторожном преследовании. Вместо этого он использовал бы свою превосходящую скорость, чтобы помчаться вперед, к конечной точке долины. Он выйдет из нее там, между LNC и его целью, и двинется обратно на юг, охотясь на LNC в Бесплодных землях.

Этого нельзя было допустить. LNC должен был добраться до гор, и поэтому он ждал, целясь Хеллбором в долину, которую он покинул. Если повезет, он сможет уничтожить своего преследователя раз и навсегда, и даже если ему это не удастся, враг поймет, что LNC выше его. У врага не будет другого выбора, кроме как ожидать новых засад, а осторожность может привести к задержке, необходимой LNC.

Я потерял сигнатуру излучений LNC. Для этого может быть много причин: мои собственные датчики повреждены, он мог поставить между нами достаточно прочный выступ скалы, чтобы скрыть от меня свои излучения, он мог даже отключить все системы, кроме своего Центра выживания, чтобы притвориться мертвым. У меня возникает искушение ускорить продвижение, но я прикидываю, что, возможно, именно этого от меня и добивается LNC. Если я буду двигаться на максимальной скорости, то могу наткнуться на любую засаду, которую он решит устроить.

Я останавливаюсь на мгновение, а затем запускаю один из пяти оставшихся разведывательных беспилотников вверх над долиной. Он движется медленно, оставаясь ниже вершин скал, чтобы как можно дольше скрывать свое излучение от LNC. Профиль его полета ограничит зону действия его датчиков, но он найдет LNC, где бы он ни прятался.

LNC наблюдал, как беспилотник пролетел далеко внизу под ним. Он прижался к стенам и испытал чувство удовлетворения, когда дрон исчез в узкой расщелине, так и не обнаружив его.

Мой беспилотник сообщает о длинном запутанном потоке земли и камней, обрушившемся сверху на долину. Он достаточно толстый и крутой, чтобы доставить мне неудобства, хотя и не настолько, чтобы остановить меня. Если это очередная попытка еще больше задержать меня, то она практически бесполезна, однако, сама ее тщетность свидетельствует об отчаянии LNC.

LNC выжидал, сократив активное излучение до минимально возможного уровня, полагаясь исключительно на оптические системы обнаружения и управления огнем. Это еще больше снижало эффективность его наведения на цель, но также значительно затрудняло его обнаружение.

Я приближаюсь к точке, в которой LNC пытался перекрыть долину. Мои собственные сенсоры, несмотря на их повреждения, более эффективны, чем у беспилотника, и охватывают более широкую зону обнаружения, я замедляюсь, рассматривая обломки. Это, конечно, слишком слабое препятствие, чтобы остановить меня, но что-то в нем заставляет меня быть осторожным. Мне требуется почти 0,0004 секунды, чтобы понять причину.

Враг появился внизу, вынырнув из-за последнего поворота. LNC следил за ним оптически, наблюдая и ожидая пока цель удачно расположиться для удара по центру массы, который ему требовался. Враг продвинулся еще вперед… а затем, внезапно,

бросил максимальную аварийную мощность на реверс гусениц,

как раз в тот момент, когда LNC выстрелил.

Мощный заряд Хеллбора разрывает мой нос, когда я бросаю свой корпус назад. Плазменный заряд промахивается всего на 6,52 метра, оставляя 40-метровый кратер на восточном склоне скалы. Но меня не задело, и он бы не промазал, если бы я вдруг не задался вопросом, как LNC умудрился установить свои заряды достаточно высоко на западном утесе, чтобы обрушить столько обломков. Теперь я отступаю за изгиб долины и просматриваю данные своих датчиков, и горькое понимание наполняет меня, когда я вижу глубокие отпечатки его следов далеко вверху. Мой беспилотник не заметил их, потому что искал цели на дне долины, но LNC в долине больше нет. Он вырвался за ее пределы и уничтожил единственный путь, по которому я мог бы его преследовать.

Я неподвижно сижу бесконечных 3,026 секунды, обдумывая все возможные варианты. LNC находится надо мной, и я снова замечаю его активное излучение, когда он полностью включает свои системы наведения. У него есть преимущество в положении и в том, что он знает, где я должен появиться, если захочу вступить с ним в контакт. Однако у меня есть компенсирующее его преимущества знание о том, где он находится, и в том, что он не может точно знать, когда я попытаюсь вступить с ним в бой.

Ситуация не из приятных, но я прихожу к выводу, что шансы на моей стороне с минимальным перевесом. Я менее уязвим, чем он. Эффективность моих систем выше, а время отклика, вероятно, меньше. Я вычисляю вероятность в 68,052 %, плюс-минус 6,119 %, что я успею выстрелить до того, как успеет выстрелить он. Это не те шансы, которые я бы предпочел, но мой долг ясен.

LNC снова остановился на своих покалеченных гусеницах. Он тщательно выбрал исходную позицию, выбрав такую, которая потребовала бы минимального перемещения, чтобы добраться до следующего огневого рубежа. Без прямого наблюдения, вынужденный полагаться только на излучение, которое должно пройти через искажающую среду твердой скалы, чтобы достичь его, враг может даже не заметить, что он вообще переместился. Теперь он снова ждал, и его аудиорецепторы были наполнены завыванием ветра над истерзанными скалами и прорехама и рваными выступами его собственного изодранного корпуса.

Я двигаюсь. Моя подвеска визжит, когда я форсирую двигатели, и из-под моих гусениц вылетают облака измельченной земли и камней, я вырываюсь на открытое пространство, Хэллбор нацелен на позицию LNC.

Но LNC не там, где я думал. Он продвинулся менее чем на восемьдесят метров — как раз достаточно, чтобы все, кроме своей башни, спряталось за сплошной каменной грядой. Его Хеллбор направлен прямо через нее, а моя собственная башня движется с безнадежной скоростью.

И этого неудовлетворительно. Повреждение его систем замедляет его реакцию, но недостаточно, мы стреляем в одно и то же мгновение. Плазменные разряды с визгом проносятся мимо друг друга, и мой поспешный выстрел промахивается. Заряд попадает в гребень прикрывающего его хребта, без отклонений, но с малым углом возвышения. Камень взрывается паром и визжащими осколками, а кинетическая энергия сносит огромный кусок скалы с обратной стороны хребта. Несколько сотен тонн камня обрушиваются на LNC, но даже когда они попадают в него, его собственный плазменный разряд пробивает мой боевой экран и попадает прямо в мои пустые ячейки УВП.

Мои болевые рецепторы пронзает вопль агонии, пока плазма вгрызается глубоко в корпус. Внутренние дезинтеграционные щиты пытаются сдержать разрушение, но рана критическая. Оба

внутренних силовых агрегата получили катастрофические повреждения, моя термоядерная установка аварийно отключилась, бесконечные повторители с шестого по девятый в обеих боковых батареях замолкают, и весь мой комплект кормовых датчиков полностью отключился

.

И все же, несмотря на полученные повреждения, мои боевые рефлексы остаются нетронутыми. Мои шесть уцелевших гусеничных траков снова вытаскивают меня из-под обстрела LNC, обратно в защищенную горловину долины, в действие вступает система контроля повреждений.