Высказываются различные предположения по поводу столь неожиданного отзыва князя, но все они нуждаются в уточнении. Скажем только, что он пробыл в Тифлисе пять месяцев в совершенном бездействии, пока не получил позволения отправиться в Санкт-Петербург.

Еще до завершения русско-персидской войны, 14-ого апреля 1828 года началась русско-турецкая война. Князь Мадатов был назначен командиром пехотного корпуса, готовившегося к переправе через Дунай. В этой войне, как и следовало ожидать, он прославил себя новыми победами. Но еще до окончания войны заболел и 4-го сентября того же года умер в своем лагере у стен Шумлы. Его тело было торжественно внесено в крепость и предано земле в усыпальнице церкви Св. Победоносца Георгия*. На его похоронах присутствовали даже турецкие офицеры и множество мусульман, которых он не раз обстреливал.

* Впоследствии с высочайшего соизволения прах князя Мадатова был перевезен его супругою в Россию и захоронен в Александро-Невской лавре.

«Судьбою определено было князю встретить тихий конец на земле неприятельской, свидетельнице его подвигов в юношеских летах и его блистательных дел в летах мужества. Нелицемерная горесть сподвижников и глубокое почтение побежденных врагов сопровождали его гроб.

И то лестно! И то награда за жизнь трудов и сражений!

Обращая взор на пройденный им путь, на его дела, характер и память, им оставленную, смело можем выразить следующее о нем мнение: природа создала его воином. Несмотря на недостаток просвещения, будучи одарен необыкновенно ясным и сметливым умом, силою воли и решительностью, он заменял светлою и быстрою догадкою те познания, которые другим едва доставляет наука. Верность взгляда никогда ему не изменяла, ни при избрании военной позиции, ни при осмотре сил у позиции неприятеля. Ясность его соображений часто удивляла даже тех, которым она уже была знакома. Самый поверхностный осмотр нового для него края был достаточен, чтобы доставить ему совершенное познание местностей. Несколько встреч с противником новым, и он уже постигал его характер. Никогда не ошибался он, назначая точку, где следует дать отпор неприятелю или где следует нанести ему удар. Минута же решительного движения, – всегда им наперед угаданная, находила его всегда готовым.

Но верность взгляда и соображений, ясность ума и догадки встречаются во многих полководцах и остаются бесполезными. Они достаточны для советника, недостаточны для вождя. Мадатов соединял с ними другие важнейшие качества: личную храбрость, которая не бледнела ни перед какой опасностью, ледяное хладнокровие, которое не смущалось никакою неожиданностью, и, что всего реже, – то нравственное мужество, которое не пугается никакой ответственности. В решении смелый, он был необыкновенно быстр в исполнении своих намерений, и эта быстрота, величайшая сила в деле войны, отличительная черта ее гениев, Наполеона и нашего Суворова, была верною порукою в успехе всех предприятий князя Мадатова. Изумленный ею неприятель, несмотря на превосходство сил, на выгоды местности или оружия, терял и возможность ими пользоваться, и время, нужное для соединения своих масс, и ту самоуверенность, без которой успех невозможен.

Эти выводы невольно представляются уму при рассмотрении постоянных успехов князя Мадатова против сил несравненно превосходных, важных последствий, достигнутых им с весьма ограниченными средствами, необыкновенно малой потери, понесенной войсками его в самых блистательных победах. В молодости веселый нрав приобрел ему любовь товарищей; с подчиненными он был ласков; при соблюдении строгой дисциплины, любил солдат, имел о них всегдашнее попечение, воспламенял их дух, обхождением возвышал их нравственную силу, и тем вселял в них к самому себе ту доверенность, которая ведет к успехам. Счастливый во всех своих предприятиях, он верил своему счастью, и оно никогда ему не изменяло. Эту веру в свою звезду часто замечали в великих полководцах. Поверхностные наблюдатели смеются над ней, более глубокомысленные уважают ее, ибо в ней соединяются и истинная сила, и чувство силы. Прибавим, что он верил в душу русского солдата и в сочувствие его с начальником, и от того под его начальством войска шли весело, говоря: «Мы знаем, что с ним ни один человек даром не пропадет».

С капитанского чина князь Мадатов брал грудью все отличия, все награды так говорил он сам и так скажут все, знавшие его службу.

Он жил и умер, как верный сын отечества, неизменный в преданности к своему Государю, в постоянной заботливости о славе России»*.

* «Жизнь генерал-лейтенанта князя Мадатова», с. 188-191.

Мы, со своей стороны, добавим, что Карабах может гордиться тем, что дал России подобного героя, но сожалеем, что он не сумел завоевать любовь своей отчизны.

Князь Мадатов не оставил прямых наследников. После кончины мужа княгиня прибыла в Карабах, чтобы раздать его обширные поместья близким и дальним родственникам и самой получить причитающуюся ей долю. Но между наследниками и супругой князя возникли разногласия, и княгиня, опечаленная, возвратилась в Санкт-Петербург и все 15 деревень передала в собственность двора, получив значительную сумму. Наследники не получили удовлетворения.

(1) Дибич-Забалканский, Иван Иванович (Иоганн Карл Фридрих Антон, 1785-1831) – генерал-фельдмаршал (1829). С 1823 г начальник Главного штаба и управляющий квартирмейстерской частью (1824). Во время русско-турецкой войны 1828- 1829 гг. фактически руководитель военными действиями, с февраля 1829 г. – главнокомандующий.

(2) Панкратьев, Никита Петрович (1788-1836) – генерал-адъютант (генерал-лейтенант), участник русско-турецкой войны 1806-1812 гг., отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. В 1827 г. был назначен командиром Второй бригады 20-й пехотной дивизии, с которой принял участие в войне с Персией. С 1828 г. начальник 20-й пехотной дивизии. В русско-турецкой войне 1828-1829 гг. с особым отрядом занял Баязетский пашалык. Управлял Эрзерумской областью до эвакуации русских войск. В 1830 г. – начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса, а в 1831 г. – командующий войсками в Закавказье.

Русско-персидская война 1827 года завершилась победой России: река Ерасх была признана границей между двумя государствами, и все персидские ханства, расположенные на левом берегу этой реки, стали русскими владениями.

Россия потребовала от Персии контрибуцию и, что самое главное, переселила из Персии 40000 армян и заселила ими завоеванные территории.

Правление персидских ханов, а также армянских меликов закончилось. И наследники армянских меликов отныне думали только о том, как бы поступить на русскую службу, получить должность и отличия. Косвенной выгодой от этого стало то, что потомки меликов, находясь на русской службе и ознакомившись с русскими законами и влиятельными лицами, сумели вернуть некоторую часть наследия своих предков.

Но остался невыясненным один вопрос: почему наследники армянских владетельных меликов считались родовыми дворянами, а не потомками княжеских родов, в то время как дома пяти меликств Хамсы имели истинно княжеское происхождение?