Только Ибрагим-хан затаился, храня в своем сердце ненависть к карабахским меликам. Он был хитроумным и знающим свое дело человеком: он еще нуждался в меликах. С одной стороны, ожидался новый поход Ага-Мамат-хана в Карабах, а с другой – Ибрагим-хан собирался отомстить мелику Межлуму, который, объединившись с Ага-Мамат-ханом, осадил его Крепость Шуши.

Грузинский царь Ираклий не забыл об участии мелика Межлума и Джавад-хана в разорении Тифлиса. Шушинский Ибрагим-хан также не забыл, что они же, ведя за собой Ага-Мамат-хана, осадили его крепость и нанесли ему огромный урон. Поэтому оба, объединившись, стремились отомстить своим заклятым врагам.

Спустя месяц после занятия графом Зубовым Дербента (апрель 1796 года) Ираклий с грузинским и нанятым лезгинским войском, а также с частью находившихся в Тифлисе русских войск, и Ибрагим-хан с армянским и русским войском Карабаха осадили крепость Гандзак. На помощь им пришел и аварский Омар-хан.

В армии Ибрагим-хана находился и мелик Рустам; кроме него, никто из меликов Карабаха не принял участие в походе. Этот непостоянный человек, как мы видели в XXVII главе, поссорился из-за своей жены с Ибрагим-ханом, но впоследствии ради борьбы с меликом Межлумом вновь примирился с ним. Он издавна враждовал с меликом Межлумом, так как последний, о чем мы рассказали в главе XXVI, приказал казнить брата и зятя мелика Рустама.

В крепости Гандзак находился и мелик Межлум, ближайший друг местного Джавад-хана. Кроме него, в крепости находились и обороняли ее армянские мелики Гандзакского ханства. Из восьми башен крепости четыре находились под защитой армян, остальные защищал сам Джавад-хан.

Осада длилась долго, более четырех месяцев. Огромное русское, тюркское, грузинское и лезгинское войско окружило крепость и непрерывно атаковало ее, но осажденные мужественно сопротивлялись. В конце концов царь Ираклий, отчаявшись, послал к Джавад-хану секретную делегацию с предложением выдать ему мелика Межлума и заключить мир.

Джавад-хан с глубоким презрением ответил, что так поступить мог бы сам Ираклий, а он не может выдать своего друга и союзника. Ответ этот содержал намек на неблагородное отношение грузинского царя к мелику Межлуму во время пребывания последнего в Тифлисе…

Получив этот ответ, Ираклий и Ибрагим-хан усилили натиск. Обе стороны бились ожесточенно, но взятие крепости становилось все менее вероятным. Противник начал грабить и разорять деревни, расположенные в окрестностях Гандзака.

Особую доблесть в боях проявили два мужественных воина мелика Межлума – Дали-Махраса (вардапет Аваг) и Тюли-Арзуман: первый, сражаясь против лезгин, а второй – против грузин. Во главе своих отрядов они множество раз совершали вылазки из осажденной крепости, внезапно нападали на противника и, нанеся ему огромный урон, возвращались в крепость. Но оба храбреца пали жертвой своей дерзости: Тюли-Арзуман был сражен пулей в схватке в садах Гандзака, а Дали-Махраса, как описано нами в XII главе, был убит на гандзакском кладбище. Потеря этих героев причинила глубокую боль мелику Межлуму.

Прошло три месяца, а крепость бесстрашно сопротивлялась. В это время некий старик, выбравшись из лагеря противника, проник в крепость и подошел к одной из башен, защищаемых армянами. Появление старика оказало магическое воздействие на стражей башни, которых насчитывалось несколько сот, и ночью все они восстали и попытались отворить ворота крепости перед противником. Мелик Межлум, прослышав об этом, поспешил подавить восстание. В ночном столкновении он получил пулевое ранение и был перенесен во дворец Джавад-хана. Старик был схвачен. Кто же был этот злодей?

Это был отец католикоса Исраела Апрес-ага. Его помазанный сын изменил делу армянских меликов Карабаха: перехватив их переписку и передав ее в руки Ибрагим-хана, он стал причиной гибели Карабаха. А теперь его престарелый отец сыграл ту же подлую роль. Его зять* – мелик Рустам, находился в армии противника, и Апрес-ага хотел оказать услугу ему и Ибрагим-хану.

На рассвете следующего дня Джавад-хан приказал отрубить голову Апрес-аге и послать ее в лагерь противника мелику Рустаму. Многие из восставших также были наказаны.

Мелика Межлума выхаживали во дворце Джавад-хана. Но на третий день он скончался. Джавад-хан две недели хранил тело покойного в своем доме, его посещал лекарь, в положенное время носили обед и ужин, и каждый день Джавад-хан радостно сообщал армянским воинам, что мелик Межлум скоро выздоровеет. Тем самым Джавад-хан хотел поддержать боевой дух армянского войска до тех пор, пока он не покончит с врагами.

Уже заканчивался четвертый месяц осады крепости Гандзак, когда Джавад-хан, не идя ни на какие уступки, заключил мир с противником. Ибрагим-хан удалился в Карабах, Ираклий – в Тифлис, а Омар-хан – в Дагестан. О смерти мелика Межлума они узнали только тогда, когда мирное соглашение было уже подписано.

Несмотря на то, что армяне осуждали мелика Межлума за его участие в разорении Тифлиса, Джавад-хан, из уважения к памяти покойного друга, пренебрег недовольством армян и приказал торжественно захоронить его тело в правосторонней ризнице церкви Гандзака. В притворе той же церкви похоронены Дали-Махраса (вардапет Аваг) и Тюли-Арзуман.

Джавад-хан взял под свое попечительство единственного сына мелика Межлума мелика Атама II.

Его отец, еще во время пребывания в Тифлисе, обручил сына с младшей дочерью именитого тифлисского дворянина Яссе* – красавицей Рехан. Когда Джавад-хан после смерти мелика Межлума послал в Тифлис сватов, ее отец вместо Рехан отдал им свою старшую дочь Тамар, довольно непривлекательную девушку. Вследствие этого неудачного брака мелик Атам II прожил недолго; он умер в молодом возрасте, оставив после себя дочь Саар-наз.

* Мы не знаем, к какому армянскому дворянскому роду принадлежал этот Яссе.

А Тамар, хотя и не была красавицей, но была женщиной умной и ловкой. После смерти мужа она довольно долго управляла наследством Мелик-Исраелянов и их подданными, которые в то время находились в области Гандзак. Затем, выдав замуж свою дочь Саар-наз за Саи-бека, сына нахичеванского Асри-бека, Тамар поселила его у себя дома, и наследство Мелик-Исраелянов перешло в руки этого Саи-бека, который взял себе и родовое имя жены.