– Да! – тут же оживляюсь я. – Спасибо, наконец-то нормальный человек.

Марек усмехается:

– Я, кстати, не очень люблю летать. Не то чтобы боюсь, но меня раздражают все эти очереди, досмотры. А когда летишь, чувствуешь себя зависшим где-то вне времени и пространства. Нет ощущения динамики. Вот поезда совсем другое дело.

Я представляю, как здорово было бы сидеть в поезде, положив голову Мареку на плечо. Слушать музыку и рассеянно смотреть на смену пейзажей за окном. И мечтательно протягиваю:

– О да-а-а, путешествие в поезде – это что-то особенное.

Наш диалог прерывает официант. Пока он снимает тарелки с подноса, мы с Мареком одновременно тянемся к подставке с приборами, и… наши ладони соприкасаются. Мои пальцы тут же обжигает, как огнем, и я непроизвольно отдергиваю ладонь. Марек спокойно достает ложки и одну из них протягивает мне.

Становится неловко за свою такую глупую реакцию. А еще обидно, что Марек остался невозмутимым, как слон. Кажется, тыквенный суп волнует его куда больше, чем я.

Или он просто хорошо умеет притворяться?

Этот вопрос мучил меня еще долго после того, как мы разошлись. Весь вечер я прокручивала свидание в голове, пытаясь понять, нравлюсь ему или не очень. Ворочалась в кровати, пока не увидела, что на часах уже час ночи. Ужас от того, что мне вставать через пять часов, помог плюнуть и отбросить навязчивые мысли в сторону. Ведь только бессонницы мне не хватало для полного счастья. Хватит с меня и гастрита.

В конце концов, мне хотя бы не надо ждать, когда он напишет. У нас впереди еще семь свиданий.

В этой каварне я уже несколько раз была. Летом здесь здорово сидеть в маленьком живописном палисаднике. Но и осенью хорошо: внутри простенько, но уютно. Квадратные столики настолько маленькие, что дистанция с собеседником сокращается сама собой. Я не против. Мне нравятся темные деревянные столешницы. И серо-зеленые глаза сидящего напротив Марека.

Он не тратит много времени на изучение меню. Главное блюдо все равно известно. Только на этот раз к тыквенному супу он выбирает не каву[10], а чай латте. Я же снова прошу у официантки какао.

– Какой у тебя любимый супергерой? – Сегодня я храбро беру инициативу в разговоре в свои руки.

Марек замирает, его взгляд летит вверх, на пару секунд зависает у потолка и только потом возвращается ко мне. С серьезным видом парень заявляет:

– Януш Корчак[11].

Наступает моя очередь растерянно молчать. Признаться, я в порядочном шоке.

– А у тебя? – добивает меня Марек встречным вопросом.

– Даже не знаю… – Я стыдливо капитулирую. – Я ожидала, что ты назовешь Бэтмена, Флэша или Железного человека. Боюсь, Пайпер из «Зачарованных» теперь звучит жалко.

Марек моргает.

– Да нет, прости, это я дурак. Точнее, душнила. Пайпер очень даже ничего, хотя мне, если честно, больше нравилась Прю.

– Ты смотрел?! – Я чувствую, как моя челюсть стремительно летит вниз, а брови поднимаются вверх.

– Два сезона. Без Прю стало как-то скучно, а Пейдж мне не зашла.

Я испытываю противоречивые чувства. С одной стороны, меня почему-то слегка царапает ревность, хотя мы обсуждаем вымышленных женщин. С другой – я в бешеном восторге. Парень, который смотрел «Зачарованных»! Ощущение, будто выиграла в монополию.

Мою радость омрачает только сквозняк. Каждый раз, когда кто-то заходит или выходит, промозглый осенний ветер врывается в маленький зал и дует мне прямо в спину. Вот и сейчас – стоило двери хлопнуть, и я тут же поежилась.

Марек, увидев это, нахмурился. И предложил:

– Хочешь, поменяемся местами?

– Да нет, не стоит. Не так уж сильно тут дует. А я не мерзлявая, – с улыбкой отказалась я.

– Тогда подожди минутку.

Марек произнес это, уже начав вставать из-за стола. Я даже успела слегка испугаться, что он хочет отсюда уйти. И закончить наше свидание прямо сейчас. К счастью, я ошиблась: Марек направился в сторону барной стойки. А через две минуты вернулся с «добычей» и укрыл мои плечи мягчайшим флисовым пледом.

Иисусе! Либо его воспитывала гениальная мама, вбив вежливость на уровень инстинктов, либо он всерьез мной заинтересовался. Разум еще немножко сомневался в последнем, но сердце уже забилось быстрее, преисполнившись надежды.

Следующие полчаса я что-то вяло мычала, поддерживая беседу. Интеллект и остроумие дружно решили меня покинуть, не справившись с резким выбросом серотонина. Или что там вырабатывается у влюбленных, которые тупеют от счастья?

Пришла в себя я уже после свидания. Когда в трамвае почувствовала легкие спазмы в правом боку. Оставшиеся пятнадцать минут пути я провела как на иголках. Воображение рисовало жуткую картину, как я три часа сижу в обнимку с унитазом, мучаясь от боли и тошноты одновременно.

Не могу передать словами свою радость, когда обнаружила дома, что просто хотела пукнуть.

В субботу мы снова встретились в уютной каварне. Маленькое заведение пряталось в переулке, скрываясь от случайных посетителей за стеной плюща. Если идти мимо, можно и не заметить среди густой зелени маленькую деревянную дверь. Я решила, что «Запах зефира» – секретное место для своих. Иначе объяснить, почему здесь так тихо и спокойно в выходной день, я не смогла.

Нам даже удалось устроиться в самом уютном уголке на втором этаже, за столиком у окна. Марек сидит в глубоком кресле, я – на широком подоконнике с подушками. Две порции тыквенного супа уже на столе.

– Как тебе этот образец? – шутливо спрашивает Марек, тыкая ложкой в тарелку.

Этот вопрос каждый раз заставляет меня напрягаться. Удивительно, но все супы, что мы пробовали, были… одинаковые. Ну, тот, с креветками, немного отличался. Я думала, что на диете мои языковые рецепторы очистятся и я начну различать мельчайшие оттенки вкуса. На практике же все ровно наоборот. Ну, суп и суп. Тыква с картошкой и сливками.

– Ну… мне кажется, его немного пересолили, – наконец нахожусь я с ответом.

– Может, повар влюбился? – широко улыбается и многозначительно смотрит на меня Марек.

По крайней мере мое сердце считает, что многозначительно. От этого взгляда оно начинает стучать интенсивнее. Кое-как совладав с собственным организмом, я отшучиваюсь.

– Надеюсь, не в официантку. У нее кольцо на пальце.

– Может, они женаты, – пожимает плечами Марек. – Ведь могут же люди заново влюбиться друг в друга?

– Ох, не знаю. Мне кажется, мои родители после тридцати лет брака мечтают друг друга убить. Впрочем, если кто-то предложит им развестись, то сам с высокой вероятностью станет трупом. Они тут же объединятся, чтобы от него избавиться. А как обстоят дела у твоих?

Улыбка с лица Марека испаряется.

– Мой отец умер, – тихо отвечает он.

Мое сердце снова сжимается, но на этот раз от сочувствия.

– Соболезную.

– Это случилось довольно давно, семь лет назад. Я был достаточно взрослым, чтобы поддержать маму. Конечно, было тяжело, но мы справились. Сейчас она, кстати, с кем-то встречается, но пока стесняется нас познакомить. – На лицо Марека возвращается улыбка. Не такая широкая, как до этого, но все же искренняя.

Из моей груди вырывается вздох облегчения.

– Это здорово, что она не сдается, а продолжает жить дальше… – Я смущаюсь, но все же добавляю: – И ты тоже. Здорово, что ты радуешься за маму и не ревнуешь, что у нее есть личная жизнь.

– Ну, мне уже не пять лет, чтобы ревновать ее к кому-то. Хотя, должен признаться… – Марек заговорщицки снижает голос, – мне до сих пор нравятся светящиеся звездочки на потолке.

Я смеюсь, поражаясь его умению так легко и непринужденно говорить о тяжелом прошлом. И, конечно, восхищаюсь искренностью.

Погрузившись в детские воспоминания, мы болтаем, пока на город не опускаются сумерки. Я бы легко просидела с Мареком до позднего вечера, но суп давно съеден, а меня еще ждет шоппинг с подругой. Приходится расходиться.