– Кажется, что-то неладно, – вдруг сказал он, проходя вслед за ней в класс. – Все дело в смерти Кетлин, правда, дорогая? Вы по ней тоскуете?

– Не думала, что это так заметно. – Ребекка не собиралась рассказывать ему о других причинах своего плохого настроения. – Перед детьми я стараюсь выглядеть жизнерадостной, особенно при Билли. Сама знаю, как больно потерять близкого человека. Мальчику, наверное, кажется, что он никогда не оправится от этой травмы. – Она взяла яблоко, которое ей преподнес Эван Крэмер, и начала с преувеличенным вниманием рассматривать ярко-красную кожицу. – Знаете, Шанс, когда умер мой отец, у меня возникло ощущение, словно я потеряла единственного человека на земле, которому была нужна, более того, единственного, кому вообще было до меня какое-то дело. Кроме отца, у меня нет других родственников, и после его смерти я чувствовала себя очень плохо. Казалось, на меня навалилась страшная тяжесть.

– Ребекка, вы никогда не говорили об отце.

– Неужели? – Она быстро взглянула на Шанса. – Наверное, потому, что я вообще редко о нем говорю. Вы… вы же знаете, кем он был? Все знают.

– Что ваш отец – известный преступник Бэр Ролингс? Конечно, знаю, дорогая. Если кто и может упрекнуть вас этим, только не я. – Наварро прикрыл ладонью ее руку. – Знаете, мой отец тоже был преступником.

От неожиданности Ребекка выронила яблоко.

– Как его зовут… звали?

– О, он не столь известен, как Бэр Ролингс, хотя на Миссури его помнят. Как вы думаете, Ребекка, почему я сменил имя? – мягко спросил он. – Я же говорил, у нас с вами много общего.

– Да, помню, но я не догадывалась… Шанс, это странно, правда? Можно очень любить человека, которого остальные ненавидят и презирают. Знать, что он сделал много дурного, и все же…

Видя, как девушка расстроена, Шанс крепко пожал ей руку:

– Я вас понимаю, дорогая. Мой старик был добрым человеком, по крайней мере со мной. Мы не часто его видели, но он регулярно посылал нам деньги, мама была ему благодарна и не спрашивала, откуда они взялись. Думаю, она считала, что для нас обоих лучше этого не знать.

Ребекка кивнула. Ей тоже не хотелось об этом думать, но именно «подвиги» Бэра давали ей возможность покупать красивые платья и драгоценности, учиться в пансионе мисс Райт.

– Отец, наверное, оставил вас обеспеченной? – спросил Шанс, рассматривая гибкую кисть девушки. – Учитывая, сколько он взял банков, вам досталось в наследство немалое состояние. Держу пари, вы просто не успели отстроить свое ранчо, но когда придет весна, купите большое стадо скота и будете зарабатывать неплохие деньги на говядине.

Ребекка пожала плечами:

– Кто может знать, что будет весной. – Она высвободила руку и принялась сосредоточенно поправлять стопку бумаг на столе. – Все деньги и ценные бумаги, которые мне завещал Бэр, я отдала на более важные цели, а себе оставила только ранчо, потому что он честно выиграл его в карты. Как видите, это не бог весть какое богатство. В будущем я собираюсь построить загон, купить скот и попытаться поднять ранчо, но мне нужно время, а пока я хочу скопить денег на покупку кур и нанять работника.

Шанс Наварро коснулся полей шляпы. Глаза на загорелом лице сверкнули, как два драгоценных камня.

– Вы пожертвовали все деньги на благотворительность? И ценные бумаги тоже? Ребекка, какое благородство!

– Ну что вы. – Она сняла с крючка возле двери темно-синий плащ. – Я многие годы принимала от Бэра деньги, добытые нечестным путем, и охотно пользовалась благами, приобретенными на эти деньги. Но с некоторых пор я начала задумываться о страданиях, которые мой отец причинял людям. Возможно, невинные люди, ограбленные им, сами были не слишком богаты и нуждались в этих деньгах гораздо больше меня или Бэра… С тех пор, а я тогда училась в школе, я уже не могла спокойно пользоваться его богатствами.

– Вы очень честный человек, Ребекка, – с удивлением заметил Шанс. – А. как же насчет остального наследства?

– Остального? Но у меня осталось только ранчо, не считая нескольких украшений и подарков, с которыми я не смогла расстаться. С ними у меня связаны дорогие воспоминания, может, я поступила неправильно…

– Но должно же быть еще что-то. Насколько мне известно, Бэр приобрел немало…

Ребекка удивленно воззрилась на Шанса, который вдруг смолк, не закончив фразы, и покраснел.

– Простите, Ребекка, это не мое дело. Вы впервые заговорили об отце, а поскольку у нас много общего, я подумал… словом, меня разобрало любопытство. Мне казалось, после его смерти вы могли бы купаться в золоте и серебре, но…

– Вы ошиблись, – спокойно ответила Ребекка, однако у нее по спине пробежал неприятный холодок.

Только сейчас она вдруг осознала, что осталась с Наварро совсем одна в пустой школе. Раньше они тоже бывали наедине, и Ребекка не испытывала при этом никакой неловкости, а теперь его расспросы почему-то встревожили девушку. Еще больше ее тревожил странный, какой-то нетерпеливый блеск в глазах Шанса. Неосознанным движением расправив плечи, она отвернулась от него и направилась к выходу. «Наверное, я сошла с ума, у меня начинается мания преследования, – подумала Ребекка, – мои подозрения нелепы. Если Шанс задавал много вопросов…»

– Мне пора идти. – Она принужденно улыбнулась. – Моусли пригласили меня на ужин, и я обещала позаниматься с Карой Сью математикой, поэтому опаздывать неудобно.

Они вышли из школы на чистый морозный воздух.

– Я вас провожу, – сказал Наварро.

– В этом нет необходимости. Всего хорошего.

Уже сев в повозку без его помощи, Ребекка поняла, что вела себя грубо. Прочтя на лице Шанса досаду, она даже испытала угрызения совести. Может, она ошиблась? Может, ей только почудилось, что он слишком заинтересовался наследством Бэра? Однако Ребекка не могла избавиться от смутного подозрения, что за его вопросами кроется нечто большее, чем банальное любопытство. Когда Шанс Наварро вскочил в седло, помахал рукой на прощание и поскакал в сторону Паудер-Крика, она почувствовала облегчение.

Ей требовалось время, чтобы подумать над его странным поведением. Ребекка дождалась, пока он скрылся из виду, затем повернула лошадей на дорогу, ведущую к ранчо Моусли. Занятая своими тревожными мыслями, она не заметила, что из рощицы, начинавшейся позади школьного двора, за ней наблюдали какие-то всадники. Когда повозка свернула на пустынную дорогу, они тоже двинулись в путь и вскоре исчезли за крутым берегом ручья. Но этого Ребекка тоже не видела.

– Я сегодня услышала одну новость, думаю, тебя она заинтересует, – прошептала Молли, поднося к губам стакан виски.

Она томно возлежала на пурпурном бархатном покрывале, надеясь, что соблазнительный вид ее пышных грудей, кокетливо выглядывавших из выреза лилового атласного халата, так подействует на Вольфа Бодина, что он не устоит и тут же овладеет ею. Но тот, черт бы его побрал, похоже, не стремился броситься к ней на кровать. Он спокойно развалился в бархатном кресле, и, по-видимому, это его вполне устраивало.

Молли вздохнула, машинально провела пальцем по краю стакана и продолжала:

– Дело касается банды Ролингса.

Вольф немедленно обратил на Молли внимание, заметно напрягся и впился в нее взглядом.

– И что ты слышала?

– Недавно в бар заходил один парень, хотел поговорить с Поуки. В разговоре упомянул человека, о котором ты недавно спрашивал, его зовут Расс Гэглин. Это, часом, не один ли из тех бандитов? Ты просил меня узнать о них?

– Верно. Продолжай.

– Кажется, парень дня два назад встречался с Гэглином в Джефферсон-Сити. Так вот, он интересовался, далеко ли до Паудер-Крика, вроде хотел найти там Гэглина, тот, по его словам, задолжал ему пятьдесят долларов. Они играли в карты, и Гэглин улизнул из салуна, не заплатив. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, что Гэглин или слишком глуп или слишком нагл, чтобы использовать свое настоящее имя. В любом случае это важная новость.